— Но все же отряды польской подпольной армии не дерутся против немцев, ибо их тактика состоит в том, чтобы беречь себя и затем объявиться, когда в Польшу придут англичане или русские.
— До падения Франции Армия Крайова выступала открыто, — заметил Миколайчик — Однако после падения Франции АК стала заниматься диверсионной деятельностью по плану, разработанному штабом союзников в Лондоне. Эти диверсии приносят большой вред немцам.
Но из слов маршала Сталина об отсутствии у АК вооружения я могу лишь сделать один вывод: Армии Крайовой надо дать вооружение.
Сталин на это ответил:
— Советский Союз — страна, воюющая с Германией на территории Польши. Красная Армия заинтересована в существовании спокойного тыла. Если будут существовать два польских правительства и две системы, то это может принести большой вред делу борьбы Красной Армии с немцами.
Если польское правительство в Лондоне имеет намерения и считает целесообразным договориться с ПКНО и создать одно польское правительство, то советское правительство готово этому помочь.
Если польское правительство считает это нежелательным, то советское правительство будет вынуждено сотрудничать с ПКНО. Такова позиция советского правительства, которую я прошу учесть.
Секунду помолчав, Миколайчик ответил с деланым энтузиазмом:
— Польское правительство готово пойти на то, чтобы договориться с ПКНО и с теми, кто вел борьбу в Польше в течение пяти лет оккупации. Но как маршал Сталин представляет себе границы Польши?
Это было именно то, что казалось самым важным лондонским полякам. Сталин спокойно ответил:
— Советское правительство считает, что восточная граница Польши должна идти по линии Керзона, западная — по реке Одер с оставлением города Штеттина у поляков, а района Кенигсберга с городом Кенигсберг — у русских.
— Следовательно, Львов и Вильно останутся в составе Советского Союза?! — воскликнул Миколайчик.
Помолчав с секунду, Сталин спокойно констатировал:
— Согласно ленинской идеологии, все народы равноправны. И я не хочу обижать ни литовцев, ни украинцев, ни поляков…
— Но ведь потеря Львова и Вильно будет обидой для польского народа, — заблажил Миколайчик — Польский народ этого не поймет, так как он считает, что Польша не должна понести ущерба, хотя бы потому, что в Польше не было ни одного Квислинга…
— А это не будет ущербом для Польши. Если говорить об ущербе, то я могу сообщить, что большая группа русских националистов обвиняет советское правительство в том, что советское правительство разорило Россию потому, что в Россию не входит Польша, которая раньше была ее частью.
Если слушать такого рада обвинения, то можно совсем запутаться. Линия Керзона придумана не поляками и не русскими. Она появилась в результате арбитражного решения, вынесенного союзниками в Париже. Русские не участвовали в разработке линии Керзона. И я должен при этом сказать, что мало найдется русских, которые согласятся на то, чтобы Белосток отошел к Польше, как это получается по линии Керзона.
Миколайчик сделал последнюю попытку спасти положение. Он уже все понял, но — попытался…
— Я уверен, что если бы товарищ Сталин сделал великодушный жест, то он получит благодарность польского народа и найдет союзника в нем…
Но такие дешевые словесные приемы, годные лишь для польского сейма, в Кремле явно не проходили.
Сталин еще раз спокойно и по-деловому объяснил поляку то, что тот и сам прекрасно знал. Дипломатия…
— Львов окружен украинскими селами. Советское правительство не может обидеть украинцев. Нужно учитывать, что в Красной Армии много украинцев и что все они неплохо дерутся с немцами. Украинцы не потерпят того, чтобы советское правительство отдало Львов.
Молчавший все это время Грабский почувствовал, что пора прийти шефу на помощь. Он солидно откашлялся и с важным видом заявил:
— С 1906 года я состою во главе антигерманского и русскофильского движения в Польше. За это меня часто называют москалем. Я же считаю, что дружба польского и русского народов — самое важное дело для борьбы славянства с германской экспансией.
Польский народ будет очень благодарен маршалу Сталину за то, что границы Польши передвинутся дальше на запад. Но я просил бы учесть следующее: ни одно союзное государство не выйдет из этой войны уменьшенным в своей территории.
Поляки хорошо понимают, насколько важно, чтобы в Польше не было украинского и белорусского вопросов. С другой стороны, я просил бы считаться с тем, что если Польское государство выйдет из войны уменьшенным, то польский народ будет чувствовать себя обиженным.
Маршал Сталин говорил о сильной и независимой Польше. Но если бы он добавил к этому заявление, что Польша не выйдет из этой войны уменьшенной, то русскому народу и Советскому Союзу будет обеспечено сотрудничество польского народа.
Это была одновременно попытка найти компромисс и попытка мягкого нажима, даже легкого шантажа… Ведь условились же в Лондоне, что на русских надо нажимать. Как же это по-польски!
— Что ж, — ответил Сталин — Если подойти к проблеме славянства с исторической точки зрения, то можно заметить, что в результате Первой мировой войны была воскрешена и восстановлена Польша. Я думаю, что в результате нынешней войны будут воскрешены особенно украинский и белорусский народы, и было бы несправедливо нанести им обиду.
— Нет, нет, — нашелся Грабский — Белорусский и украинский народы не будут обижены, если разделить спорные территории пропорционально населению польской, белорусской и украинской национальностей и если затем произвести переселение.
— Вместо Львова поляки получат Бреслау, — заметил Сталин — У них будет достаточно руды и угля в Силезии.
Грабский возразил:
— С потерей Львова в Польше не будет нефти…
— На противоположном склоне Карпат имеется много нефти. Эти месторождения нужно полякам разведать. Кроме того, у поляков будут химические заводы в Силезии для производства синтетического горючего. (Этим Сталин ясно дал понять Грабскому: что же ты, и сам не знаешь, что есть в твоей стране?!).
Грабский сделал последнюю попытку, ударив по эмоциям:
— Со Львовом у поляков связано очень много исторических и других традиций…
Сталин лишь улыбнулся:
— А как же быть с украинцами?
— Ну, у украинцев есть Киев, — небрежно бросил Грабский.
— Верно, — ответил Сталин — А у поляков имеются Краков и Варшава.
И продолжал:
— В первый раз поляки и русские шли вместе при Грюнвальде, когда они разбили немцев. Потом у поляков с русскими были ссоры. В XVII веке, при царе Алексее Михайловиче, был министр иностранных дел Ордин-Нащокин, который предлагал заключить с поляками союз. За это его прогнали. Теперь нужен поворот. Война многому научила наши народы.
— Да, это верно — согласился Грабский со вздохом.
— Ну что же, если у пана Миколайчика больше нет вопросов, то нашу беседу можно закончить в 12 часов.
— Нет, больше у меня вопросов нет, — поспешно ответил польский премьер. И, не удержавшись, снова заговорил о том, что его беспокоило больше всего:
— Как товарищ Сталин предлагает окончательно урегулировать вопрос о советско-польской границе?
— А этот вопрос, я думаю, нужно будет решать, когда будет существовать единое польское правительство. Для этого нужно будет пану Миколайчику переговорить с представителями Польского комитета Национального Освобождения.
Возможно, в этот момент Сталин вспомнил фразу из послания Черчилля еще от 27 февраля 1944 года. Английский премьер писал тогда, не скрывая сарказма: «Смехотворны претензии Миколайчика на земли на Востоке».
Точка была поставлена. Что Миколайчику можно было ответить? Он и ответил, что готов это сделать…
И Сталин, словно продолжая прерванную мысль, добавил:
— Вашу встречу с представителями Польского комитета Национального Освобождения организует товарищ Молотов. Она может состояться в ближайшие один-два дня, в Москве или в Киеве, смотря по тому, где это будет удобно пану Миколайчику.
Что оставалось польскому премьеру-эмигранту? Только поблагодарить товарища Сталина за гостеприимство.
Остальные члены польской делегации молчали. Да и что было говорить: их надежды стать равными партнерами в переговорах рассыпались прахом. Они вдруг поняли, что все их попытки были с негодными средствами… О Варшавском восстании больше не было произнесено ни слова.
Эта встреча льва с котенком продолжалась два с половиной часа.
Запись этой исторической беседы, сделанная переводчиком Сталина В. Павловым, человеком, отличавшимся просто феноменальной памятью, попала в руки историков сравнительно недавно. До этого все писавшие по данному вопросу пользовались записью, сделанной польской стороной и направленной, естественно, в английский МИД.
Интересно сравнить эти две записи. В польской версии, совершенно искаженной и носящей грубо конъюнктурный характер, пропущены очень многие важные аспекты этой исторической встречи, искажающие смысл проведенных переговоров.
Польские документальные сборники, публикующие протокол этой встречи, сделанный польской стороной, свидетельствуют, что С. Миколайчик не просил об оказании помощи повстанцам в Варшаве действиями советских войск, речь также не шла о возможности координации этих действий.
В беседе Миколайчик лишь сообщил следующее:
«Приближается минута освобождения Варшавы. С 1 августа ведется борьба нашей подпольной армии с немцами. Эта армия добилась уже значительных успехов, хотя помощь извне ей крайне необходима».
Затем он попросил помочь ему выехать в Варшаву. На что Сталин ответил:
«Но ведь там немцы».
Миколайчик сказал:
«Варшава будет свободна со дня на день».
Сталин заметил:
«Дай Бог, чтобы это было так».
Далее в ходе беседы Миколайчик вновь вернулся к Варшаве, сказав:
«Сегодня я получил телеграмму, что 40 000 людей начали Варшавское восстание. Я прошу о поставке оружия на пункты, которые они контролируют».