То же самое надо сказать насчет того, что позиция советского правительства по вопросу о Варшаве будто бы противоречит духу союзного сотрудничества. Не может быть сомнения, что если бы Британское правительство приняло меры к тому, чтобы советское командование было своевременно предупреждено о намеченном восстании в Варшаве, то дела с Варшавой приняли бы совсем другой оборот. Почему Британское правительство не сочло нужным предупредить об этом Советское правительство? Не произошло ли здесь то же самое, что и в апреле 1943 года, когда польское эмигрантское правительство, при отсутствии противодействия со стороны Британского правительства, выступило со своим враждебным Советскому Союзу клеветническим заявлением о Катыни? Нам кажется, что дух союзного сотрудничества подсказал бы Британскому правительству другой образ действий.
Что же касается общественного мнения в той или другой стране, то Советское правительство выражает полную уверенность в том, что правдивое изложение фактов о событиях в Варшаве дает полное основание для общественного мнения безоговорочно осудить авторов варшавской авантюры и правильно понять позицию Советского правительства. Надо только постараться, чтобы общественное мнение хорошо узнало правду о событиях в Варшаве».
Великолепная пощечина англичанам, американцам и господам в потертых фраках из лондонского «польского гетто»!
Кто такой капитан Калугин?
Впервые эта фамилия была упомянута в радиограмме Бура-Коморовского в Лондон 8 августа, затем в посланиях руководителей восстания от 14, 16 августа и 11 сентября.
Миколайчик во время встречи со Сталиным 9 августа 1944 года тоже упомянул об этом человеке.
Сталин тогда спросил польского премьера:
«Как могут быть установлены контакты? Необходимы шифровки, так как эфир полон разного вида сигналов. Я могу заверить, что со своей стороны мы сделаем все, что от нас зависит, чтобы помочь Варшаве. Кому мы можем адресовать это?»
Ответ у Миколайчика был уже готов:
«Возможно, капитан Калугин может помочь в этом?»
Сталин возразил: «Он не имеет средств связи. Поэтому я дам указание сбросить офицера с парашютом в Варшаву с шифром и с задачей установления контакта. Вы поможете в этом и дадите соответствующие инструкции?»
Миколайчик заявил обрадовано:
«Я запрошу Варшаву немедленно и пошлю ответ вам».
Из этого диалога создалось впечатление, что Сталин о Калугине что-то знает. Но так ли это было на самом деле?
И в тот же день поступило письмо от Британской военной миссии, где был упомянут Калугин в качестве почти официального представителя Советской Армии.
С этим надо было разобраться. Наше командование в тот период никого в восставшую Варшаву не посылало. Откуда же появился этот «советский капитан»?
В советской литературе, посвященной периоду Варшавского восстания, имя К.А. Калугина до конца 80-х годов не упоминалось. Лишь в 1988 году в журнале «Новое время» Л. Безыменский в серии статей о восстании рассказал о том, кем был этот человек, направивший радиограмму И.В. Сталину, переданную в Москву через Британскую военную миссию.
Безыменский в 1988 году встречался с Константином Андреевичем Калугиным в Донецке, где тот проживал, ему тогда было восемьдесят лет.
(До этого они встречались в варшавской Праге, после перехода Калугина на советскую сторону из Варшавы. Военный переводчик капитан Безыменский участвовал в его опросе.)
В польской литературе сведения о Калугине содержатся в книге Р. Назаревича «Варшавское восстание. 1944». Автор книги в годы войны воевал в рядах Армии Людовой (АЛ) и еще до восстания встречался с Калугиным.
В настоящее время о Калугине известно следующее: комсомолец с 1924 года, вступил в партию в 1931 году, в начале Великой Отечественной войны в звании капитана артиллерии служил в 1131-м стрелковом полку 337-й стрелковой дивизии, был ранен под Харьковом весной 1942 года и попал в плен.
Находился в лагере для военнопленных в Лукенвальде под Берлином, затем вступил во власовскую армию, был направлен на курсы «пропагандистов» в Дабендорфе, организованные для работы среди русских военнопленных.
В 1943 году Калугин попал в Польшу, а в конце года установил контакт с представителями АЛ и Польской Рабочей партии (ППР) в Ченстохове. В декабре 1943 года Р. Назаревич, являвшийся тогда членом окружного комитета ППР, на конспиративной квартире впервые встретился с Калугиным. После этого Калугин стал выполнять задания АЛ.
Летом 1944 года Калугин был направлен в отряды АЛ на Любенщине, где в штабе округа АЛ встретился с подполковником «Черным» (И.Н. Бановым) — командиром советского партизанского разведывательно-диверсионного соединения. Как указывает Р. Назаревич, детали их встречи не известны, известно только, что в конце июля Калугин снова оказался в Варшаве, где и застало его восстание.
По рассказам Калугина, он случайно попал в штаб Варшавского округа АК. Тогда же он написал и упомянутую радиограмму Сталину.
Как пишет Л. Безыменский, на его вопрос о том, кому принадлежала идея послания Сталину, Калугин ответил, что наполовину ему, наполовину тем, к кому он попал.
Свои мотивы Калугин объяснял так: видя героизм Варшавы и зверства фашистов, он очень хотел помочь повстанцам. Когда же в штабе АК ему сказали, что имеется связь с Москвой, то мысль послать просьбу о помощи показалась верной.
Это послание, а также факт пребывания Калугина, назвавшего себя советским офицером, в штабе варшавских повстанцев имели в зарубежных публикациях различные версии толкования. Начиная с периода восстания, само эмигрантское правительство усиленно распространяло информацию о Калугине как об официальном представителе маршала Рокоссовского.
Аковцам и их лондонским хозяевам надо было создать впечатление, что Калугин — официальный представитель советского правительства, притянуть к своей авантюре советское руководство и потом обвинить его в бездействии. Только это не получилось. И разоблачают неуклюжую эту попытку сами же аковцы в опубликованной своей переписке.
По приведенным Р. Назаревичем данным, в архиве Военно-исторического института Войска Польского в Варшаве имеется письмо командующего Варшавским округом АК полковника Монтера от 17.8.44 г. Калугину: «Господин капитан Красной Армии Калугин, ввиду того, что по прошествии 10 дней со времени отправки Вашего сообщения в Москву на него нет никакого ответа и Ваша официальная миссия при моем штабе ни Москвой, ни маршалом Рокоссовским не подтверждена, я перестаю рассматривать Вас в качестве официального представителя Красной Армии вплоть до подтверждения этого…»
В сохранившемся оригинальном экземпляре ответа Калугина, хранящемся в том же архиве, указывалось: «На Ваше отношение от17.8.44 г. считаю нужным ответить следующее: я не считал себя и не считаю официальным представителем при командовании АК в г. Варшаве, так как на это я не имел никаких полномочий или указаний ни от Советского правительства, ни от Генерального штаба РККА. По ряду причин, не зависящих от меня, я вынужден был задержаться в Варшаве…»
О том, что в это время в Варшаве не было советских офицеров для связи с командованием Красной Армии, свидетельствует и письмо британского посла от 10 августа наркому иностранных дел Молотову, где содержится просьба о посылке в польские войска, которые ведут борьбу в Варшаве, советского связного офицера.
В расположении советских войск бывший капитан Красной Армии Калугин появился 19 сентября 1944 года. Он сумел пробраться из Варшавы через немецкую блокаду города и оказался в расположении войск 1-й польской армии. После допроса его генералом Берлингом — командующим этой армией — с бывшим капитаном беседовал генерал-лейтенант Телегин, член военного совета 1-го Белорусского фронта.
О дальнейшей судьбе Калугина известно, что он после перехода линии фронта с 19 на 20 сентября 1944 г. и беседы с Булганиным, являвшимся в то время представителем Советского правительства при ПКНО, был доставлен в Москву. Здесь он был осужден на 10 лет заключения, в 1955 г. освобожден, а в 1967 г. реабилитирован и вернулся к своей профессии инженера-строителя.
18 сентября — в период с 15.20 до 15.25 — через Варшаву с запада пролетели 100 четырехмоторных самолетов «летающая крепость» в сопровождении истребителей «мустанг». Самолеты шли в сомкнутом строю группами по 12–15 машин с малыми интервалами между группами.
Проходя над районом Варшавы на высоте до 4,5 тыс. метров, самолеты сбрасывали груз. Наблюдением с восточного берега р. Висла отмечено до 230 парашютов с грузом.
Поскольку грузы сбрасывались с большой высоты, сноп парашютов, по мере приближения к земле, сильно рассеивался, и грузы разбрасывались на большой площади, а отдельные даже падали далеко за чертой города. Так, например, груз на 10 парашютах приземлился в районе Руда (5 км западнее Минска-Мазовецкого), упаковка одного из этих парашютов разбилась, и в ней советские солдаты обнаружили снаряды, винтовки, автоматы и пистолеты.
Сравнивая имеющиеся данные о районах действий повстанцев в Варшаве с результатами наблюдения за приземлением парашютов, можно полагать, что эти грузы упали вне районов, занимаемых повстанцами. (По польским данным, 18 сентября над Варшавой было сброшено 1284 контейнера, из которых повстанцы сумели подобрать только 228, остальные попали в руки немцев. Некоторые из них упали за советской линией фронта. После 18 сентября никаких сбросов с Запада уже не производилось.)
Прибывшие из Варшавы люди рассказали, что все грузы, сброшенные 18.9.44 г. в районе города, попали в руки противника. Таким образом, англичане и американцы практически вооружали и снабжали не повстанцев, а немцев.
При появлении над районом Варшавы американских самолетов, зенитная артиллерия противника вела огонь, в результате которого сбито 2 самолета: одна «летающая крепость» и один «мустанг», которые упали на территории, занятой противником (в районе Центрального вокзала).