Заявление это появилось в печати после 12 февраля. Но англичане к тому времени уже совершено перестали считаться с правительством Арцишевского.
Черчилль, вернувшись в Лондон, говорил на заседании правительства (военного кабинета) 19 февраля, что он «вполне убежден в доброй воле Сталина по отношению к миру и к Польше и не думает, чтобы «Россия могла бы иметь что-либо против постановлений, какие были приняты по вопросу о свободных и честных выборах в этой стране». То же самое он заявил через неделю в палате общин.
Узнав об этом, эмигрантское правительство все поняло и стало всерьез задумываться о своем будущем. Похоже, что вскоре англичане перестанут его признавать, надо было задуматься и о судьбе архивов, обеспечении государственных чиновников, о средствах для «продолжения работы в изгнании».
А тут еще 20 февраля пришла из Польши радиограмма от Янковского, шокированного решением и заявлением лондонцев. Он писал: «На что рассчитывает правительство, отметая решения Ялтинской конференции? Каков план его действий? И заканчивал: «Ваше молчание губительно».
Аналогично англичанам на польские события реагировали и в США. Еще в Ялте Рузвельт подчеркнул, что «Польша представляет потенциальный источник беспокойства в послевоенной Европе».
Направленный в США еще генералом Сикорским для связи с Объединенным комитетом начальников штабов полковник Л. Миткевич с военной точностью и полной определенностью описал состояние мнений по польскому вопросу в США:
1. Расчеты на быстрое изменение расклада сил и на быстрый вооруженный конфликт между Западом и Советской Россией ошибочны.
2. В этом раскладе международных сил Польша не может рассчитывать на практичную и непосредственную помощь в организации ее жизненных вопросов со стороны Соединенных Штатов и Великобритании.
3. Вместе со всеми народами Средне-Восточной Европы — три Балтийские государства, Румыния, Венгрия, Чехословакия, Австрия, Югославия, Болгария и, скорее всего, Греция — Польша, окажутся в сфере исключительной доминации российских интересов.
4. Следует признать верным, что народы Средне-Восточной Европы под давлением действий советского аппарата вынуждены будут принять очень серьезные изменения общественного строя, чтобы стать похожими до остальной части Советского Союза. Совершенно неизбежно, что в этих переменах примут очень серьезное участие самые крупные в этих странах рабоче-крестьянские массы. Существуют все данные, благоприятствующие революционным движениям в Средне-Восточной Европе, особенно в Польше, Румынии и Венгрии, особенно с точки зрения аграрного вопроса.
Все это было очень верно подмечено и правильно проанализировано.
Политические предводители уже почти не существующего «подпольного государства» тоже хотели обозначить свое место и роль в новой ситуации, созданной решениями Ялтинской конференции.
28 января 1945 года генерал Татар получил послание генерала Окулицкого:
«…предвижу, что Крайовый Совет министров (подпольный) выйдет из подполья в момент создания в Москве Совета национального единства; также предвижу, что последует давление со стороны Крайовой Рады министров, чтобы я тоже вышел из подполья.
Но я хочу остаться в подполье и бороться за свободную Польшу. Выйду из подполья только после явного приказа. Прошу сообщить оценку ситуации и дать указания».
Окулицкий очень точно определил, что происходит. Лондонцы, находящиеся в Польше, решили выйти из подполья очень быстро.
Радиограмма генерала подействовала. Правительство в Лондоне согласилось с тем, что Окулицкий не должен выходить из подполья. А правительство пусть выходит, но оставит заместителей в конспирации, на всякий случай.
21 февраля Черчилль принял генерала Андерса. До этого — за день — он совещался с Миколайчиком.
Андерс записал по памяти разговор и приводил его в своих мемуарах, довольно, впрочем, сомнительных во всех отношениях.
«Черчилль: Вы недовольны результатами Ялтинской конференции?
Андерс: Мало сказать, что я недоволен. Считаю, что произошло огромное несчастье. Такого решения вопроса польский народ не заслужил, и мы, борющиеся здесь, не могли этого ожидать (…)
Черчилль (очень возбужденно): Вы сами виноваты. Я уже давно уговаривал вас решить вопрос с границами с Советской Россией и передачи ей земель на восток от линии Керзона. Если бы вы меня послушали, все дело выглядело бы сегодня иначе. Мы восточных границ Польши никогда не гарантировали».
Андерс сидел молча, да и что он мог сказать? Его попытка стать политиком не удалась, как и попытка стать полководцем.
19 марта Кларк и Гарриман представили Молотову совместную ноту, в которой излагалась точка зрения на работу «комиссии трех». Английский посол упоминал среди лиц, намеченных к переговорам в Москве, и Миколайчика, который, несомненно, должен там быть, поскольку в Соединенном Королевстве он считается выдающимся польским демократическим деятелем и его биография свидетельствует, что он желает решения польских проблем в духе «дружбы и союза с Советским Союзом».
Молотов ответил послам 22 марта.
Советский нарком сомневался, что Миколайчика можно причислить к числу демократов и представил собственный сценарий дальнейшей работы: основу нового правительства может составлять только Временное правительство, с его представителями должна состояться первая консультация, и только тогда появится возможность пригласить в Москву тех поляков, которые получат общую поддержку комиссии, и, наконец, в четвертой фазе — возможное приглашение следующих, других польских политиков.
В эти же дни польский дипломат в Вашингтоне Я.Вшелакий в своем письме лондонцу А. Тарновскому так оценивал место польских дел в американской политике:
«В игре больших интересов между государствами польская карта является одной из многих, которые использует американская политика. Не только те или иные границы Польши, но даже независимость ее не являются жизненным американским интересом».
У польского дипломата не было никаких иллюзий. Он не сомневался, что «спекуляция на войне Америки с Россией, которой периодически занимаются лица, наделенные буйной фантазией, является бесплодной».
Это было написано в апреле, уже после смерти Рузвельта.
Сталин давно хотел дать понять — и довольно решительно: в сфере влияния Советского Союза решение по всем важнейшим вопросам будет принимать Москва. И он это сделал — достаточно спокойно, но весьма твердо.
Как сказал Сталин, в странах, освобождаемых армией того или иного государства, в конце концов должен образовываться такой порядок, который эта армия принесла с собой. Это поняли и в Лондоне, и в Вашингтоне. Но до господ в потертых фраках из лондонского «польского гетто» это явно не дошло.
Армия в сюртуках
27 сентября 1939 года в Варшаве была образована военно-политическая организация «Служба победы Польши» (СПП). Ее возглавил генерал М. Токажевский-Карашевич.
Но она просуществовала совсем недолго. Премьер правительства и главный вождь В. Сикорский организовал свой Союз вооруженной борьбы (в Париже). Это было замыслено как чисто военная организация, с заданием ведения войны, объединения военных усилий всех патриотических групп и подготовки решительной схватки с оккупантами. Основу этой организации составляли офицерские кадры СПП.
Польские политики не захотели оставаться в стороне от военных и в феврале 1940 года создали Политический согласительный комитет.
И, наконец, в декабре 1940 года начала действовать организация под названием «Делегатура правительства в стране».
Все три эти структуры создали «подпольное государство» (хотя само это название стали использовать лишь несколько лет спустя), которое, несмотря на террор оккупантов, по мере лет неустанно росло и усиливалось, стало обладать собственной хорошо законспирированной армией, подпольной системой образования и культуры, судебными органами и полицией, даже разветвленным административным аппаратом (в основном, на территории генерал-губернаторства), готовящимся к планируемому всеобщему вооруженному восстанию и к деятельности после освобождения Польши от оккупации.
Вооруженными силами подпольного государства была Армия Крайова — так ее стали называть с 14 февраля 1942 года вместо армии СВБ.
Задачи АК определялись как «борьба за восстановление государства с оружием в руках». Кроме того, аковцы занимались разведывательной деятельностью в пользу англичан.
К активным военным действиям аковцы стали переходить после перелома в войне на советско-германском фронте. Пока же действовал приказ: «Оружие к ноге».
Но официально о существовании этой подпольной армии сообщил премьер Миколайчик лишь 6 января 1944 года, выступая в польской программе Би-би-си.
Кроме того, он сообщил, что с 1 сентября 1942 года в Польше действует Делегат правительства РП, имеющий все необходимые полномочия.
Этим делегатом был Я. Янковский (Соболь). У него были заместители в ранге министров.
По мере приближения Красной Армии к польским границам приоритетной стала политическая составляющая в деятельности АК — обеспечить установление власти эмигрантского лондонского правительства на довоенных территориях и не допустить создания там правительства, лояльного СССР.
Лондонцы желали освобождения Польши только с Запада. Освобождение с Востока расценивалось как угроза концепции восстановления территориальной целостности Польши в довоенных границах и реальная угроза национальной независимости в случае ее советизации и допуска к власти коммунистов.
Вопрос о деятельности, да и просто — о существовании Армии Крайовой, как выражались и теперь выражаются польские публицисты, «в период вторжения Красной Армии» — вот уж чьему бесстыдству и лицемерию можно позавидовать! — рассматривался в Лондоне на довольно раннем этапе.
И тут — редкий случай — польских эмигрантских политиков и их представителей, находившихся в стране, чувство реальности не подвело.