ожатся мне на задницу, я пугаюсь.
– Раахош? – оглядываюсь через плечо и вижу, как он прижимается губами к моим бедрам, его лицо выражает абсолютное блаженство. Он обнажен (каким и лежал в постели последние несколько дней), и чертовски возбужден.
Мой пульс, как и мой паразит, бешено стучат.
– Тебе не следует вставать, – говорю я ему, задыхаясь.
Он осыпает поцелуями влажные бедра и скользит рукой к киске.
– Я чувствую запах твоего возбуждения, моя пара. Я чувствую его на твоих руках, когда ты возвращаешься в пещеру. Думаешь, я ничего не замечаю?
Румянец заливает мои щеки.
– Я, эм, старалась держать все под контролем.
– Я не могу контролировать ничего, что связано с тобой, – бормочет он, покусывая меня своими длинными клыками. Понятия не имею, почему от одного их вида меня бросает в жар, но это так. Это происходит постоянно.
– Ты еще не поправился…
– Моя самая сильная боль не связана с переломами, – шепчет он, настойчиво скользя пальцами по складкам киски.
У меня вырывается стон.
– Наклонись, – его дыхание щекочет ногу. – Я хочу ощутить на вкус свою пару.
Я сжимаю в руках кусочек мокрого меха, которым омывала себя, а затем отбрасываю его в сторону. Мое тело пылает, и пока мозг кричит, что я не должна уступать пришельцу, мой паразит напевает восхитительную песню в унисон с его, а я возбуждена настолько, что готова вылезти из собственной кожи. Поэтому я медленно наклоняюсь и кладу руки на ноги, будто на уроке физкультуры. За исключением того, что я абсолютно голая и возбужденная.
Раахош раздвигает мои ягодицы, а затем принимается ласкать языком киску с таким ненасытным энтузиазмом, от которого подкашиваются ноги. Я вскрикиваю и оказываюсь в опасной близости от огня, но сильная рука пришельца удерживает от падения. Он разворачивает меня лицом к меховой подстилке и толкает на нее, продолжая держать за бедра. Я оказываюсь лицом в мехах, с вскинутой задницей.
Пришелец продолжает «поедать» мою киску, проникая большим, шершавым языком глубоко внутрь и заставляя кричать, а ноги – подкашиваться. О, Господи. Я этого не вынесу. Это слишком приятно.
Раахош стонет и прерывается на мгновение, давая возможность перевести дыхание.
– Такая сладкая.
Это единственная передышка, которую я получаю, прежде чем он снова погружается в меня своим языком, а ноги сводит судорога от потребности во всем этом. О, Боже. Я так близка к оргазму, а все, что он сделал – уткнулся лицом в мою киску. Этот образ сводит меня с ума, и я, извиваясь, прижимаю бедра к его лицу и пытаюсь его оседлать.
– Моя, – рычит он в мою плоть, а затем снова проникает в нее языком.
Я кричу от волны накрывшего удовольствия, мои ноги напряжены, а руки крепко вцепились в меховую подстилку. Мое тело сотрясается в спазмах оргазма, и его соки струятся между ног.
От этого Раахош совсем теряет голову. Он рычит, и прежде, чем я успеваю перевести дух, переворачивает меня на спину. Затем берет свой член и входит в меня.
Я снова вскрикиваю. Такое чувство, будто его член прошел сквозь всю меня, настолько он большой. Это просто потрясающе. У меня и раньше был секс, но я никогда не ощущала своего партнера настолько отчетливо. Раньше ощущения были какие-то поверхностные.
Сейчас они яркие и насыщенные. Я чувствую каждый гребень его члена, каждый бугорок, каждую вену. И, черт побери, я определенно чувствую шпору над его членом. Когда Раахош двигается, его шпора скользит по половым губам и касается клитора, ощущаясь, как еще один палец.
Меня переполняют чувства.
Пришелец останавливается, прищуривает сияющие глаза и пристально смотрит на меня. Он даже перестает дышать. Я не могу понять выражение его лица.
– Лиз? Я… сделал тебе больно?
Его рука скользит по лицу, и я понимаю, что он пытается скрыть беспокойство.
– Я в порядке, – отвечаю, покачивая бедрами. – Прошу, не останавливайся.
Он рычит, и его лицо снова принимает дикое выражение. Удерживая рукой мои бедра, он глубоко входит в меня.
И я снова кричу, потому что, Боже, как я могу не кричать? Этот пришелец выворачивает меня наизнанку. Это самое потрясающее из всего, что я когда-либо испытывала. Его грива свисает над моим лицом, и я цепляюсь за нее так же сильно, как он вцепился в меня.
– Не смей останавливаться, – рычу я в ответ. – Даже не думай о том, чтобы остановиться!
Ноздри Раахоша раздуваются, и он входит в меня настолько глубоко, насколько это вообще возможно. Я вскрикиваю и снова кончаю, не отпуская его волосы, покачивая бедрами в такт интенсивным толчкам. Такое ощущение, будто оргазм, который я испытала несколько минут назад, не закончился и все еще продолжает накатывать на меня волнами. Я вскрикиваю от ощущений. С каждым новым толчком шпора Раахоша прижимается к моему клитору, и я чувствую, как распадаюсь на миллионы частиц. Я не смогу справиться с таким наслаждением. Я этого не вынесу.
Раахош начинает странно подергиваться, и на мгновение я думаю, что сейчас он пожалуется на боль в колене или мышечный спазм, настолько удивленным он выглядит. Но затем его дыхание со свистом вырывается из плотно сомкнутых губ, а тело охватывает судорога, и я понимаю, что он тоже кончил.
Раахош
Я переродился.
Ни одна мышца, ни одно сухожилие, ни один орган больше не принадлежит мне. Все это теперь в распоряжении Лиз. Я целиком и полностью принадлежу ей.
Я падаю на свою женщину, обессиленный от дикого совокупления. Все произошло довольно быстро, и мой член еще подергивается от оргазма глубоко внутри нее. Однако резонанс не затихает. С каждым мгновением он становится все интенсивнее, наши кхуйи поют в унисон.
Лиз отпускает мою гриву и морщится при виде длинных прядей, оставшихся на пальцах.
– Кажется… я вырвала прядь или две. Прости.
Она возвращает их мне.
– У меня есть еще, – говорю я, отбрасывая пряди в сторону.
Она может вырвать их все до последней. Мне все равно. Я лишь хочу остаться внутри нее навсегда. Перекатываюсь на бок и прижимаю ее лицо к своей груди. Я никогда не испытывал… ничего подобного.
Она моя. Целиком и полностью. Даже сейчас в ней мое семя. Я чувствую, как ее влагалище крепко сжимает меня в послеоргазменных спазмах. Она тихо вздыхает при каждом из них, и я полагаю, что они доставляют ей удовольствие. Я провожу рукой по ее золотистым, все еще влажным после купания косам.
– Моя пара, – шепчу я. – Моя Лиз.
Человек издает приглушенный звук – наполовину вздох, наполовину стон, преисполненный наслаждения. Она утыкается носом мне в грудь и гладит по руке. Я делаю то же самое, упиваясь ее телом. У нее нет мягкого пушка, как у са-кхуйи, но… мне это даже нравится. Ее кожа такая загадочная на ощупь, и прикосновение к ней напоминает о прикосновении к ее сладкой вагине.
Эти приятные воспоминания порождают желание прикоснуться к ней прямо сейчас. Мой член все еще глубоко погружен в ее вагину, и я провожу пальцами вокруг него, чувствуя, как ее кожа туго натянута.
Она втягивает воздух.
– Что…
– Мне нравится находиться внутри тебя, – говорю я, и ее без того разрумянившееся лицо заливается краской. – Тебе пришлось не на шутку растянуться, чтобы впустить меня.
– Хвастун, – подразнивает она, скользя рукой по моей груди. – По-моему, мы все сделали неправильно.
– Неправильно? – я потрясен тем, что разочаровал ее. – Я упустил какой-то человеческий ритуал?
Она хихикает и скользит пальцем по мышцам моей груди, затем щелкает по моему соску.
– Не совсем, если только ты не называешь прелюдию ритуалом, – она ерзает, и я чувствую каждый мускул ее тела вокруг своего члена. Резко вдыхаю, потому что готов снова заявить права на свою пару, но она что-то говорит, поэтому я стараюсь быть внимательным. – Зачастую, – продолжает она, – женщинам нравится, когда за ними ухаживают перед сексом. Это называется прелюдией.
«Прелюдия»? Я не понимаю. Она просила меня не останавливаться. Я все еще ощущаю вкус ее возбуждения на своем языке. Я задумываюсь на мгновение. Ах, возможно, сейчас самое время для того слова.
– Опять ты за свое, – говорю я ей.
Она хлопает меня по груди.
– Что ты имеешь в виду под «Опять ты за свое»? – она выглядит оскорбленной. – Я просто хочу гребаную прелюдию! Не думаю, что прошу о многом.
– Подожди. Разве это слово не обозначает ухаживание?
– Я попросила тебя о прелюдии, а ты говоришь мне «нет», – возмущается она.
– Я сказал «Опять ты за свое», – поправляю я. – Это неправильно? Ты говорила мне это раньше, когда я касался тебя.
Лиз бросает недоверчивый взгляд и толкает меня в грудь.
– Я понятия не имею, о чем ты, чудак. Отпусти меня…
– Никогда, – заявляю я и запускаю руку в ее волосы, как она делала со мной. Лиз замирает в моих объятиях, и я наблюдаю, как пульс учащенно бьется на ее красивой шее. Гнев и похоть вспыхивают в ее глазах.
– Объясни мне эту «прелюдию».
– Ты шутишь, да?
Я прокручиваю ее слова в голове, но перевод не точен.
– Мой член серьезен как никогда.
– О, Господи, я не это имела в виду. Я… – она разочарованно вздыхает. – Ладно. Прелюдия – это когда ты тискаешь сиськи и все такое. Ты должен настроить девушку на секс. Убедиться, что она возбудилась и намокла…
Я хмуро смотрю на нее.
– Ты была мокрой.
– Я знаю! Но…
– Я слизывал влагу с твоих бедер. Ты была такой мокрой, что с тебя капало…
Она пальцами сжимает мои губы, и выглядит… смущенной.
– Не говори таких пошлых вещей.
«Пошлых»? Но мне было приятно видеть, как я заставляю ее намокнуть. Я бы часами пил ее сладкий нектар, но ей даже неудобно говорить об этом. Люди такие странные.
– Тогда объясни мне, – настаиваю я. – Что значит «тискать сиськи»? Я не понимаю.
– О, Господи, – выдыхает она. – Чему, черт возьми, научил тебя этот переводчик? – она похлопывает себя по груди. – Понимаешь, грудь, сиськи. Им нравится, когда к ним прикасаются.