Асмодей довольно улыбнулся.
– Рад, что поняла, – сказал он.
С пристыженным видом я натянула шляпу посильнее, чтобы под полями было не видно красных щек, которые пылают, хоть блины пеки.
Адская пустошь снова двинулась на встречу. Идем молча. После того, как нол чуть не откусил мне голову, кажется, что демон в тайне надо мной смеется. Глаза лукавые, косится странно. Хотя, коситься он может из-за блудной натуры.
Я поежилась и сделала вид, что по пути очень испачкалась и теперь смахиваю пыль с плеч. Платье действительно в ржавой трухе, словно его в нескольких местах крепко припалили. Такой материал жалко портить, тем более, он регулирует температуру.
Асмодей многозначительно хмыкнул и проговорил, указывая вперед:
– Смотри.
Пришлось отвлечься от поддельной чистки одежды. Когда подняла голову, застыла с открыты ртом.
Буквально в десяти метрах прямо в воздухе возникают прозрачные фигуры и бесконечным потоком движутся в сторону реки. Сквозь тела видно, как вдали серебрится черная поверхность и теряется в сером тумане.
Я автоматически потянула носом, надеясь уловить влагу, но ощутила лишь запах смолы. Души движутся, кто как – одни раскачиваются вперед-назад, постепенно смещаясь вперед, другие пытаются идти, но их, то и дело, сносит ветром. Приходится начинать сначала. Третьи ползут, потому, что падают, как только пытаются принять вертикально положение. Есть и те, кто справился с левитацией и медленно плывет над пустошью.
Я бы так и таращилась на мертвых, если бы Асмодей не цапнул за руку и не прижал к себе. Горячая волна в сотый раз прокатилась по телу, заставив дыхание участиться, но в этот раз я смогла удержать мысли, а рукам не дать воплощать фантазии.
– Ты что творишь? – возмутилась я, пытаясь высвободиться и чувствуя, как наваждение наползает медленной волной.
Демон прищурился и посмотрел куда-то вперед, словно выглядывает старого знакомого.
– Здесь пока не Ад, – произнес он. – Но лучше перестраховаться. Мало ли, душам не понравится, что тут живая шатается. Шуметь начнут, привлекут внимание. А мне потом объяснительные писать.
Уточнять, что за объяснительные, не стала. Только натужно выдохнула, давая понять, что смирилась, и мы двинулись сквозь бескрайний поток душ.
От близости его тела меня потряхивало, тепло сконцентрировалось в низу живота, а в голову лезли мысли, которые заставят покраснеть гетеру. Демон, очевидно, рассчитывал, что я не выдержу и прямо тут начну принимать его сторону. Это возмущало и придавало сил. Через некоторое время наваждение действительно ослабло, мысли потекли ровнее, а я смогла смотреть по сторонам.
Несмотря на то, что Асмодей запретил таращиться на умерших, я все равно вертела головой. Потоки прозрачных фигур окутали нас и медленно ползут вперед. Если бы на светофорах люди двигались так же, пробки стали бы бесконечными.
Один мертвец с рассеченной до самого рта головой, оказался перед носом. Я вздрогнула и прижалась к Асмодею, тот хмыкнул, пришлось отстраниться.
Покойник посмотрела на меня левым глазом, потому как правый находится на другой стороне лица. А она безвольным лоскутом свисает до плеча.
Когда изо рта мертвеца вывалился клубок зеленоватого пара, я скривилась.
– Тень, – едва слышно прошептал он. – Не твоя тень. Это не твоя тень…
Я вцепилась пальцами в футболку Асмодея и уткнулась ему в грудь, забыв, о гипнотических чарах. Он сдержанно ухмыльнулся, объятия стали крепче, а у меня зачесались пальцы от противоречивых желаний позволить демону делать все, что угодно, и одновременно стукнуть меж рогов.
Я тяжело выдохнула и снова взглянула на мертвеца.
Но покойника уже унесло непрерывным движением. О какой тени шептал, не поняла, и постаралась забыть мертвеца с его рассеченным лицом.
Мы движемся куда быстрее потока, рассекая толпу призраков, словно нож масло. На Асмодея они внимания не обращают, на меня тоже. Видимо из-за того, что прижимает к себе. Хотя, время от времени, перед глазами возникают прозрачные лица с унылыми взглядами, и я крепче прижимаюсь к демону.
Большинство душ выглядят ужасно. Одни с оборванными конечностями, которые несут подмышками или во рту. У других проломлены головы и видно прозрачную пустоту. Третьим приходится придерживать себя за бока, чтобы не развалиться на половинки.
Я поморщилась, представляя, как умерли эти люди, если души так искорежены. Прежде считала, после смерти все должны становиться прекрасными и здоровыми.
– Что с ними? – спросила я демона. – Почему мертвые такие уродливые?
Он глянул на призрака с повисшей на бок головой, которую приходится поддерживать рукой, и проговорил буднично:
– Им предстоит освободиться еще от одного тела. Некоторым от двух. Больше редко бывает. Как преодолеют реку, станут посимпатичней.
Рядом проплыл призрак с оторванной челюстью. Из раны капает прозрачная жижа, растворяясь в процессе полета. Но мертвого это не смущает, он усердно раскачивается и продвигается наравне с остальными.
Я долго разглядывала нескончаемый поток, покоясь в объятиях Асмодея, которые не так опасны, если постоянно гнать вожделенные мысли. Хотя пришлось смириться – у него самые горячие и нежные руки, какие доводилось встречать.
Спустя пятнадцать минут разглядывания толпы, заметила одну странность.
– Почему здесь нет детей?
Демон одобрительно посмотрел на меня и перехватил руку, прижимая крепче. Я резко выдохнула, и сделала вид, что возмущена, хотя сосредотачиваться на деле стало сложнее из-за горячих волн.
– Наблюдательная, – проговорил он и отмахнулся от горстки пыли, которую принес ветер. – Дети в Ад не попадают.
– Даже убийцы? – изумилась я, возвращая контроль над сознанием. – В интернете как-то видела целый список таких детишек. Аж мурашки по коже.
Демон ухмыльнулся.
– Я думал, у тебя от меня мурашки.
– От тебя тоже, – согласилась я, нервно сглотнув. – Но с твоими я справлюсь. Не уходи от темы. Неужели их в Рай пускают?
Мы прошли сквозь толстого призрака. В стороны от него растянулись бледные щупальца, какие бывает, если заденешь плотный туман. Тот даже не заметил и продолжил нелепо семенить ногами в воздухе.
Асмодей покачал головой.
– Нет, – проговорил он, смахивая с носа остатки призрака. – Не в Рай. Это уже зависит от степени тяжести. Одних отправляют в Чистилище, других снова воплощают на земле. Чтоб перевоспитались, так сказать.
– А если не выходит?
Демон пожал плечами и скривился. Рога сверкнули в оранжевом свете, волосы колыхнулись от ветра.
– Ну, тогда снова воплощают, пока не получится, – нехотя произнес он. – Что ты ко мне пристала? Я демон блуда и похоти. Спроси Кафриэля, он любит рассказывать.
Ноздри демона раздулись, глаза недобро заблестели, и я решила, что вопросы нужно дозировать.
Прошло еще полчаса, и впереди показался пологий берег. За ним масляным блеском сверкают темные воды Стикса. Отсюда река уже не кажется такой спокойной, волны с шелестом накатываются на ржавую землю, а у самой кромки толпятся души. Даже сюда слышно, как гомонят и возмущаются. Очередь, как в советское время, которое почти не застала, но наслышана, как за диванами нужно было занимать место за месяц. А потом ходить в назначенный срок и отмечаться, чтоб свой номер не пропустить.
Приблизившись еще на несколько метров, заметила недалеко от берега лодку с высокими бортами. Внутри на перекладине сидит фигура в балдахине. На плече что-то вроде шеста, верхний конец изогнут и уходит метров на пять, наклоняясь к воде, а нижний скрыт бортом. Думала, сейчас поднимется и поплывет к берегу разгонять души, но вместо этого он вытащил из рукава планшет и что-то набрал.
Я вытаращилась и пробормотала:
– Это что, гаджет?
– Как видишь, – буднично сообщил демон.
Над рекой пронесся гул, вода задрожала. Черные воды реки забурлили и раскачали лодку. Суденышко зашаталось, едва не загребая бортами, но пассажир внутри продолжает спокойно тыкать в монитор.
Мы подошли к самой кромке, через несколько минут из середины реки поднялся каменный пирс, настолько узкий, что едва уместит одного человека. Над водой выступает на пол ладони, и волны накатывают на края, перехлестываясь то в одну, то в другую сторону. Один конец пирса упирается в берег, другой – теряется в тумане.
На секунду воцарилось молчание, я спросила едва слышно:
– А теперь что?
– Смотри, – сказал Асмодей. – И не высовывайся.
Затем раздался победный рев, и души бросились к пирсу.
Они бежали, даже не пытаясь обойти нас, проносясь прямо насквозь и ломясь к краю. У входа на узкую дорожку началась призрачная давка. Народ орет, толкается и пытается сбросить друг друга в Стикс. Некоторым удается. Призраки с жалобными воплями погружаются в воду и отчаянно гребут к берегу. Получается плохо, вода, словно вязкое желе сковывает движения. Умершие стонут, но продолжают плыть.
Фигура на лодке поднялась и опустила шест в воду. Незнакомец оказался непомерно высоким и худым. Лицо скрыто капюшоном, только борода свисает до самых колен.
Он сжал тощими пальцами шест и оттолкнулся. Лодка медленно поплыла к пирсу. Когда оказалась возле одного из скинутых, фигура заорала глухим мистическим голосом, от которого волосы встали дыбом:
– Не толкаться! Кому сказал! Куда лезешь? По одному проходить, а то уберу переход! Вплавь пойдете!
Нос лодки стукнулся о пирс, суденышко колыхнулось, но фигура даже не обратила внимания. Незнакомец нагнулся, лодка сильно накренилась и черпанула воды. Худосочная рука погрузилась в воду, тощий резко дернул на себя и вытащил перепуганного призрака.
Он небрежно швырнул умершего на дно лодки и гаркнул:
– Не ломиться, проклятое отродье! По одному!
Души немного присмирели. Гомон остался, но падения в воду прекратились. Призраки по очереди двинулись на пирс, и вскоре целая вереница прозрачных тел протянулась до самого тумана.
Незнакомец в балдахине покрикивает и собирает в лодку нерадивых умерших, которым не повезло оказаться в воде. Когда выдергивает их на борт, те съеживаются, как провинившиеся котята и забиваются в углы.