– М-много чести, – выдавила я, заикаясь.
Оборотень ухмыльнулся клыкастой пастью.
– Много, – согласился он. – И оно того стоит. Не каждый день здесь встретишь живую ведьму.
Я поняла, что пропала.
В голове пронеслись картинки прошлого – веселая институтская жизнь, подружки и ночные кутежи. Шумная свадьба, на которой подружке невесты беспощадно испортили платье маринованными помидорами. Потом безумный период брака, за который натерпелась столько, что на всю жизнь хватит. Дальше завертелось и закружилось, пока не попала в аварию и не столкнулась с миром, прежде не известным. И вот финал. Лежу на кровати оборотня, в хижине, в глуши Кельтского леса Лимба и думаю, как отбиться от его приставаний.
– Можешь не говорить, что тебе нужно, – проговорила я дрогнувшим голосом.
Уши оборотня дернулись, он хрипло усмехнулся.
– Смекалистая, – проговорил зверь. – Значит, будешь хорошей женой.
При мысли о супружеском долге, меня замутило. К горлу подступил комок такого размера, что стало трудно дышать. Я сжала кулаки и прижала к корпусу, в надежде заставить кровь двигаться быстрее, а мозги думать.
В кармане джинсов хрустнуло. Вспомнила, что туда спрятала сиреневую траву, которую непонятный зверь назвал волчьим сном.
Мысли понеслись, ошпаренные кони, я еще раз пощупала карман под платьем и произнесла:
– Асмодею не понравится, если со мной что-то случится.
Морда оборотня осталась невозмутимой и лохматой.
Он пожал плечами и сказал:
– Не знаю, о ком речь, но если у него претензии на тебя, пусть приходит и сам предъявляет. Грош цена зверю, который не может свою женщину удержать. У меня ты шляться по Лимбу не будешь.
Я подумала, если бы демон это услышал, завязалась бы зрелищная драка. Только успевай снимать и в интернет выкладывать.
Потом вспомнила пчелу. В голове вспыхнула безумная идея, а я ухватилась за нее, как утопающий за соломинку.
Когда оборотень решительно направился в мою сторону с растопыренными лапами и однозначной ухмылкой на роже, я почесала подмышку и смачно вытерла нос.
Это слегка озадачило оборотня, он на секунду остановился и уставился на меня горящими глазами.
– Эм, – протянула я и покосилась в сторону в поисках черепка или котла.
Зверь лязгнул зубами и зарычал.
– Что еще?
Для пущего антуража, я поковырялась пальцем в зубе и по-старушечьи покряхтела. Затем вытерла ладонь о платье и произнесла:
– Ну, как-то у нас все некрасиво получается. Цветов и подарков от тебя не дождаться. Но хотя бы чаю попить можно? Хорошая жена – довольная жена. Тебе же нужна хорошая?
Глава 16
Морда оборотня задумчиво вытянулась. Он громко поскреб когтями подбородок и прохрипел:
– Какая сообразительная. Быстро переметнулась. Думаешь, я тупая зверина, не понимаю, что задумала?
Перспектива потерять последнюю надежду к спасению вдохновила на новую ложь. Я медленно поднялась, упираясь спиной в изголовье. Сзади послышался шорох старых досок, словно крошатся, как хлебный мякиш.
– Не знаю, о чем ты, – проговорила я твердо. – Думала, ты из тех, кто не упускает добычу. Потому и смирилась. Я ж умная.
– Хе, – усмехнулся оборотень. – Ишь, умная.
Он сделал еще шаг, шерсть на загривке вздыбилась. Зверь нервно дернул ушами и закачал хвостом, но не как добродушные собачки, а размеренно и вдумчиво. Словно от этого зависит его статус.
Несколько мгновений он сверлил меня взглядом. Буквально кожей ощущала, как скользят звериные мысли по телу, даже черное платье не укрывает. И если от взгляда Асмодея в низу живота растекается приятное тепло, то сейчас хочется закопаться в землю.
Я передернула плечами и механически поправила воротник, перекидывая волосы за спину. От беготни, сырости и постоянной смены миров они повисли, как пакли.
Подумав о предстоящей экзекуции, к горлу снова подкатил тошнотворный комок. Страх превратился во что-то размытое и серое. Теперь чувствую лишь отвращение, опять показалось, что все снится.
Затем вспомнила, как Асмодей проткнул мне руку когтями и с содроганием поняла, в нынешнем положении пробуждение будет куда отвратительней.
Я сжала кулаки и сомкнула губы. Кричать бесполезно – даже если кто и услышит в глуши Лимба, едва ли кинутся на помощь в хижину оборотня.
Пока пыталась мысленно оправдать собственную безрассудность, оборотень все разглядывал меня и, кажется, о чем-то размышлял, густые брови ползали вверх-вниз, язык клацал, а в глазах мелькали огоньки.
Думала, сейчас накинется, и прощай мое доброе имя. Однако оборотень шумно выдохнул и шагнул к столу.
– Ладно, ведьма, – произнес он, хватая обугленный чайник. – Хочешь ухаживаний, будет тебе чай. Но не вздумай выкинуть глупость. Не посмотрю, что женщина. Разорву. А ты живая. Помнишь, что с живыми бывает?
Я сдержанно кивнула, хотя внутри все сжалось, и сказала:
– Помню. Странно думать, что стала бы испытывать судьбу.
Зверь удовлетворенно зарычал и поднес чайник к печке. Оттуда выпрыгивают оранжевые искорки и, недолетая до пола, растворяются. Когда чайник оказался на железной треноге на границе, где огонь достаточно сильный, чтобы закипятить воду, бревна в жерле вспыхнули ярко-оранжевым. Послышался треск поленьев. Пара угольков выскочила из горнила и поскакала по металлической пластине перед печью.
Оборотень фыркнул и бесцеремонно пнул раскаленную парочку в подпечек.
Потом поставил чайник поровней и обернулся.
– Я выйду за чабрецом, – сообщил зверь глухо, шагнув к двери. – Это за домом. Не вздумай сбежать. Понимаешь же, что догоню за две минуты? Только тогда забудь о доброте. Цени, женщина, что имеешь.
Я снова кивнула, и оборотень скрылся в проходе.
Лишь теперь догнала волна паники. Руки затряслись, колени подкосились. Оперевшись на край кровати, я опустилась на колени и стала судорожно глотать воздух. Ощущение, словно слишком долго просидела под водой и обожгла легкие.
Сердце упало куда-то вниз, перед глазами поплыли пятна. Пришлось вцепиться в мешковину на ложе, чтобы не съехать на пол. Когда, наконец, перестала кружиться голова, я кое-как поднялась и на дрожащих ногах подошла к печке.
Чайник с одного бока покраснел, и больше напоминает пыточный аппарат, чем предмет посуды. Крышка черная, но есть подозрения, что прохладного в ней мало. Ручка, тоже из металла, не понятно, как зверюга не ошпарился.
Я повертела головой в поисках чего-то, чем можно подцепить крышку. У края печки заметила почерневшую от копоти кочергу. Недолго думая, схватила и попыталась просунуть в петельку. Та оказалась слишком узкой, и кочерга сбила крышку с чайника. Она со звонким лязгом стукнулась о печные камни и покатилась глубже в очаг.
– Черт! – вырвалось у меня.
Крышка сделала два показательных круга и улеглась между поленом и закопчённой стеной печки.
Поглядывая в страхе на дверь, я снова потянулась кочергой к поленьям. Когда ковырнула, в лицо пыхнуло, словно очаг зачарован и совсем не рад вторжению.
Пару минут боролась с застилающим глаза маревом, пока языки огня норовили облизать платье и навсегда припаять ткань к рукам.
Когда очередная порция жара дохнула в лицо и заставила прикрываться ладонями, я не выдержала.
– Ты издеваешься? – прошипела я, чувствуя знакомый привкус гнева и тепло сверхновой в груди. – Может дашь закончить, или хочется, что бы я стала тут хозяйкой? О, поверь, в таком случае ты пожалеешь, что на свет родился.
Огонь снова дернулся в мою сторону, но неожиданно сдвинулся вправо, освобождая путь к заветной крышке. Я мигом просунула кочергу, пропихнув руку по локоть.
Даже через термостойкую ткань платья окатило горячим. Пришлось стиснуть зубы, иначе на крики прибежит оборотень.
Подцепив изогнутым концом кочерги петельку, я дернула на себя. Крышка слетела, со звоном прокатилась и замерла прямо передо мной.
На улице послышался шум, раздалось рычание и топот.
– «Волчий сон»… – выдохнула я. – Ну что, пчела, я верю…
Едва не выронив кочергу, задрала платье и вытащила из кармана пучок сиреневой травы. Листья смялись, стебельки потрескались и из них проступил багровый сок.
Когда шум послышался у самого порога, я бегом сунула весь пучок прямо в чайник и, рискуя обжечь пальцы, вернула крышку на место.
В этот момент открылась дверь, на пороге возникла массивная фигура зверя. Шерсть дыбом, в глазах искры, словно готовился обнаружить пустую избу и кинуться в погоню.
На секунду его морда вытянулась, бровь удивленно приподнялась, он упер правую руку в бок и оскалился.
– Интересно, – произнес оборотень.
До меня дошло, как все это выглядит со стороны. Белокурая ведьма в колпаке стоит у печки с кочергой в руке и задирает подол платья. Под ним светло-голубые джинсы и истоптанные в лесах Лимба ботинки.
Я быстро опустила край платья и поправила юбку.
– Тут бревно переломилось, – произнесла я деловито, про себя молясь, что бы зверь поверил. – Могло вывалиться.
Оборотень еще пару мгновений стоял в проходе, затем хлопнул дверью и быстро приблизился. В нос ударил крепкий запах мускуса и леса, вперемешку с псиной. Я поморщилась, но не отступила, чтобы зверь верил – я смирилась с участью оборотничей наложницы.
От массивного тела валит тепло, ему и без печки должно быть хорошо. Но когда вспомнила частокол из обглоданных костей, колени задрожали, и я возблагодарила небеса за то, что они скрыты под одеждой.
Зверь с сомнением посмотрел на меня, голова оказалась над моей, он чуть наклонился и потянул носом, а я застыла, боясь, что уж его-то нюх определит обман.
Несколько секунд оборотень что-то изучал, потом пасть оказалась у моего уха.
– Зря беспокоишься, ведьма, – глухо прорычал он. – Внизу чугунный настил. Огневушки не страшны.
– Ог-гневушки? – только и смогла выдавить я.
Он кивнул.
– Огненные девки, что вылезают из костра и жгут дома. Тебе ли не знать? Ты же ведьма.