Еще раз окинув взглядом пустые стены, я нервно повела плечами и натянула колпак на голову. Когда резко встала, он чуть не свалился с колен, потому, что в процессе разговора так увлеклась, что разжала пальцы.
Оказавшись на законном месте, шляпа крепко села и прижалась. Если бы она умела говорить, то сказала бы нечто вроде: «теперь я отсюда никуда не денусь» или «только попробуйте меня сорвать».
Я качнулась в такт поезду и открыла следующую дверь.
В перемычке между вагонами жутко грохочет, под ногами ходуном ходит пол, похожий на плохо соединенные куски мозаики, а сквозь щели мелькает белое полотно.
Пальцы вцепились в небольшие поручни по боками. Умом понимаю, вагоны сцеплены намертво, но животный страх вопит – внизу пропасть, всюду опасность.
Обернувшись, я крикнула через плечо, стараясь перебить шум состава:
– Давай в другой вагон! Туда хотя бы эта грымза не сунется!
Герман неуверенно заглянул в дверь, кадык нервно дернулся.
– Так официантка вместо нее явится, – громко сообщил он.
Я кивнула и снова прокричала:
– Ага! Но вариантов не много!
С этими словами шатающейся походкой преодолела расстояние до двери и вывалилась в следующий тамбур. Он оказался как один, похож на предыдущий, с той лишь разницей, что пол здесь выкрашен в синий.
Сзади раздался стон, через пару секунд рядом возник призрак. На аристократическом лице неподдельный ужас, дыхание сбивчивое, хотя по веем законам логики у него вообще не должно быть дыхания.
– Какая жуть, – просипел он, хватая воздух. – Вы видели бездну в дырах под ногами?
– Угу, – кивнула я. – Аж волосы дыбом встали. Только сейчас надо выглядеть абсолютно невозмутимыми. Мало ли кто в этом вагоне едет. Сможешь успокоиться?
Я с надеждой взглянула на мертвеца. Тот вздохнул и промолчал, но я поняла, что постарается сделать все, от него зависящее.
Выждав несколько мгновений, пока сердце перестанет биться, как птица в клетке, мы друг за другом вошли в вагон.
Он оказался под завязку набит огромными мужчинами в футбольной форме. Когда вошли, они одновременно обернулись. Внимание такого количества самцов смутило, даже не смотря на то, что они мертвы.
Под пристальным наблюдением десятков пар глаз мы двинулись по проходу.
Я старалась не смотреть на пассажиров и делать вид, что просто иду в свой вагон. Будто случайно села не в тот, и вообще не обращаю внимания на здоровенных лбов с рельефными плечами, которые даже сквозь футболки видно.
Герман спешил следом, едва не наступая на пятки, и портил все впечатление. К тому же постоянно бубнил и вздыхал, как томная матрона.
Поезд шатнулся, я вскинула руку, чтобы ухватиться за поручень, но не успела дотянуться и полетела в бок. За талию ухватили большие холодные пальцы, я охнула и опустили взгляд. На уровне груди застыло лицо здоровенного детины с голубыми глазами.
Любой другой нормальный мужчина уставился бы на бюст, хотя он и закрыт платьем. Но этот улыбнулся, как это сделал бы робот, и вернул меня на место, хотя руки не убрал.
Пока ладони лежали на талии, глаза постепенно округлялись. Потом детина медленно опустил руки и непонимающе посмотрел себе на пальцы. Затем вновь поднял взгляд на меня. Выражение лица стало похоже на физиономию дамы с собачкой.
– Извините, – поспешно сказала я и быстро направилась к следующему тамбуру.
Герман нескладно извинился и заторопился, проталкивая меня к выходу. А я буквально кожей ощутила, как поймавший меня мужчина сверлит спину.
Когда оказались у самой двери, дверь в противоположном краю вагона хлопнула, раздался низкий голос официантки:
– Она живая! Хватайте ее!
Повисла тишина. Тишина бывает разная. Как наполненная домашним супом тарелка – уютная и вкусная. Есть тишина обитой войлоком комнаты, тишина предобморочного состояния, тишина, когда, нечего сказать. Сейчас же она была похожа на молчание арктического ледника в самой его центральной части.
Затем мужчины в футбольной форме подскочили и бросились на нас.
Я толкнула дверь и выбежала в тамбур, Герман тут же оказался рядом. К моей величайшей радости, на стене оказалась пожарная лопата. Повинуясь какому-то неизвестному инстинкту, я цапнула лопату и уперла один ее конец в дверь, а другой – в стену.
Толпа футболистов с грохотом ударилась в створку, черенок лопаты хрустнул, но уцелел.
– Надолго этого не хватит, – сказал Герман, тараща круглые глаза на бледные лица за стеклом.
– Знаю, – ответила я.
Мы побежали в следующий вагон, забыв, что под перемычками между вагонами бесконечная облачная бездна. Пассажиры со сдержанным любопытством провожали на с взглядами, но никто не задался вопросом – кто мы и почему бежим.
Пока сменялись вагоны, я думала про мужчину, который подхватил меня. Наверное, догадался, что не принадлежу к армии усопших. Его взгляд выражал пустоту, а может безмятежность, но когда понял, что я живая, в них вспыхнуло негодование, словно оскорбила его достоинство.
После толпы футболистов были какие-то женщины в строгих одеяниях, потом два лысых мужчины с узкими глазами в оранжевых балахонах. Они сидели прямо на полу в позе лотоса и вообще не обратили на нас внимания. Были три бородатых мужика в рогатых шлемах, женщина в монашеской рясе, какие-то дети и еще куча народа.
Мы старались как можно быстрее пробегать мимо. Когда в тамбурах находили лопаты и крюки – сразу подпирали двери и бежали дальше.
Зафиксировав очередную дверь, я распахнула створку и уже приготовилась сделать шаг, как отшатнулась и вцепилась пальцами в поручни.
Внизу раскинулась облачная бездна, насколько хватит глаз. Некоторые облака так далеко, что похожи на спины ластерских овец. По бокам клубятся сине-белые кудри, огромные и медленные. Значит, высота и расстояния чудовищны.
– Что теперь? – простонал Герман.
Я все еще таращилась в бездну и судорожно соображала. Кровь грохочет в ушах, сердце стучит в грудную клетку, словно собирается выпрыгнуть. Я с мысленно обругала свою рассеянность и потерю метлы.
Герман проговорил, нервно глотая:
– Эти лопаты долго не выстоят. Призраки, наверняка, в каждом вагоне увеличивают мощь, рассказывая, какая вы живая и непорядочная. Первая лопата хрустнула сразу. Сколько понадобится времени, чтобы справиться с остальными?
– Минут, десять. Не больше, – проговорила я мрачно.
– Что вы сказали? – не понял мертвец.
Я отмахнулась.
– Мысли вслух. Слушай, ты-то чего бежишь? Ты ведь мертвый и одного с ними племени.
Герман сделал обиженное лицо и произнес многозначительно:
– Я не предаю друзей.
Я промолчала, но про себя улыбнулась, радуясь, что мы теперь друзья, а значит, больше набиваться в женихи не должен.
В вагоне послышался грохот, через пару секунд, за стеклом двери тамбура появились возмущенные лица усопших. Теперь среди них не только футболисты, но и мужики в рогатых шлемах, и женщины в строгих одеждах, и даже какая-то сухонькая старушка. Возглавляет толпу праведных гневливцев все та же пухлая официантка. На фоне одинаково бледных лиц, она выглядит несколько живее, если это слово применима к местным жителям.
– Наверное, приторговывает временем и делает неплохой левак, – проговорила я, кивая на официантку.
– У вас нет более уместных мыслей?
– А что? – огрызнулась я. – Думаешь не подрабатывает? А откуда тогда у нее такой румянец на щеках?
– Варвара… – простонал Герман.
Моя храбрость испарилась, когда все они с недовольными криками затарабанили в дверь. Черенок лопаты натужно похрустывает и, медленно, но верно, пускает трещины, а я в который раз уставилась в бездну под ногами.
От движения вагон шатается, и становится еще страшней. Высоты никогда не боялась, тем более, теперь предстоит летать на метле. Но тут не просто высота. Тут – Бездна, в которую падать можно всю жизнь, но так и не достигнуть дна.
Черенок лопаты издал тревожный и жалобный хруст, Герман в панике прижался к стене и выпалил:
– Варвара, ведьма вы наша, придумываете уже что-нибудь поскорей, иначе толпа взбешенных праведников разорвет нас на куски. Мне, наверное, ничего не будет. А вот вы присоединитесь к нашему войску. Помнится, в ваши планы это не входило. Или что-то изменилось?
Я помотала головой.
– Нет. Не изменилось.
– Так что делать?
– Прыгать! – крикнула я и оттолкнулась от пола вагона.
Действие случилось быстрее, чем успела, как следует, все обдумать. Теперь в ушах свистит ветер, ледяные потоки задирают подол до самой макушки и оголяют живот. Джинсы не сильно, но спасают, иначе не только околела бы, но и опозорилась, сверкая перед призраками бельем.
Когда удалось задрать голову, увидела, как от вагона отделяется темное пятно Германа. Как только он оказался в воздухе, из двери поезда высунулись головы и руки. Но последовать никто не решился.
Наблюдая, как брюхо состава быстро удаляется по воздуху, я растопырила руки и ноги, чтобы хоть как-то замедлиться.
Когда попыталась повернуть голову, меня перевернуло на живот, в лицо ударил ледяной поток, челюсть онемела. Несмотря на бешеную скорость, которую чувствую каждой клеточкой, облака движутся медленно, как сытые улитки. Значит, высота больше, чем предполагала.
Адреналин плеснул в кровь с такой мощью, что в перед глазами пошли пятна. Я раскрыла рот, чтобы крикнуть Герману о необходимости взяться за руки, вроде должно замедлить падение. Но щеки чуть не вывернуло на изнанку, я едва не захлебнулась кислородом.
Пришлось сомкнуть губы и молча продолжать падение. Идея прыгнуть с поезда была не самой лучшей, но голова соображать перестала, а чутье во всю верещало – эти праведники могут быть хуже голодного нола в Преддвериях Ада. Но там был Асмодей, он защищал и спасал от всяких напастей, несмотря на потуги совратить. А тут только холод, облака и летающие поезда с мертвецами-снобами.
Стараясь не перевернуться вверх ногами, я кое-как опустила подол платья, и несколько секунд дрыгалась. Наконец удалось лечь обратно на спину.