Герман прокричал жалобно:
– Какая муха вас укусила?
– Что? – крикнула я в ответ, пытаясь удержать равновесие.
– Прыгнули зачем, спрашиваю, – отозвался он еще жалобней. – И меня за собой потянули.
Воздух чуть не вывернул мне губы, но я напряглась, как перед забегом стометровки, которые мне прежде не удавались, и проговорила, перекрикивая ветер:
– А ты хотел остаться с этими занудами? Или с той чопорной мадам? Так нужно было раньше думать, пока из поезда не выпрыгнули. А ошиваться в окрестностях Рая не очень весело.
– Меня бы впустили, – буркнул призрак, которому встречный поток безвреден потому, что проходит насквозь.
– Ну конечно, – отозвалась я и отвернула голову от порыва. – Они тебя только и ждут. Неучтенного, прямиком из Лимба.
– Вас не переспоришь… – отозвался Герман. – Настоящая ведьма. Вы хоть на спину перевернитесь, чтоб воздух в рот не лез.
Я попыталась покачать головой, но упругий поток едва не перевернул, пришлось сильнее растопырить руки и прокричать:
– Нет. Парашютисты выпрыгивают из самолетов и растопыривают руки и ноги. Как жуки.
Когда подол платья в очередной раз поползло вверх, пришлось одергивать. На этот раз меня все же перевернуло, мир завертелся, превратившись в сплошные бело-синие полоски. Лишь, когда невероятным усилием удалось снова растопырить конечности, равновесие вернулось.
Слева донесся голос Германа.
– Извините, конечно, но вы напоминаете тряпку или кусок бумаги, который бесформенным пятном несется вниз. А совсем не парашютиста.
– Ты не вероятно мил, – огрызнулась я, понимая, что прыжок в трубу был несколько необдуманным.
Призрак помолчал, успев увернуться от души очень тучного и высокого человека, потом крикнул:
– Может, ваш крылатый друг поможет?
Я покачала головой и прокричала в ответ:
– Он не может нырнуть в проход. Чтобы поймать меня на выходе, понадобится время. И есть еще проблема.
– Какая?
– Мои охранители почему-то не слышат призывов.
– Значит, – заключил мертвец, – мы летим куда-то вниз без малейшего варианта за что-нибудь зацепиться.
Когда туман в тоннеле проредился, внутри похолодело. Сквозь прозрачный поток душ проступили очертания, какие видела, когда летала на самолете. Капитан объявлял, что полет проходит на высоте десять тысяч метров, за бортом минус пятьдесят и скорость полета около восьми ста километров в час.
Тогда это показалось очень волнительным и захватывающим. Теперь же перспектива расшибиться в лепешку, причем в заледеневшую, заставила желудок сжаться.
– Это не возможно! – вырвалось у меня.
– Что? – переспросил Герман недовольно. – Новая безрассудная идея?
Я пробормотала:
– На такой высоте я должна была околеть…
– Вы же ведьма, – отозвался он невозмутимо.
Далеко внизу расстелился рваный ковер облаков. В редких дырах проглядывается что-то серо-зеленое. Если верить памяти, так выглядит земля. Пока очень далекая, но все равно твердая.
Слева блестит диск заходящего солнца. Если в небесном небе оно выглядело, как холодный белый шар, то это – родное и желтое. Даже оранжевое, когда лучи падают на поверхность облаков. Но на такой высоте тоже не греют.
– Мы падаем! – прокричала я, и только сейчас заметила, что намертво вцепилась в локоть Герману.
– Неужели, – язвительно заметил призрак.
– Мог бы что-нибудь предложить, – отозвалась я, глядя на полотно земли внизу.
– Извините, – крикнул он, перебивая поток воздуха. – Это не я кинулся в трубу, не разобравшись, что к чему.
Мертвеца факт падения не особо беспокоит. Летит, глазеет по сторонам и кривит нос. Короткие волосы от ветра размазались по голове, и он кажется лысым.
– Просто я доверилась чутью, – заорала я в ухо призраку, когда тот случайно оказался возле меня. – Асмодей говорил верить!
– А Асмодей не говорил, как остановить падение с облака? – снова съязвил призрак.
Я раздраженно дернула ногами и хотела высказать покойнику все, что думаю о его поведении, о попытке тьмы и света сманить меня на свою сторону, о том, как мне все это надоело. Но поток ветра напомнил о себе болезненным покалыванием на щеках. Пришлось промолчать, судорожно соображая, что делать.
Герман смочил палец во рту и выставил в сторону, словно проверяет скорость ветра.
– Как ученый, хоть и не состоявшийся, – прокричал он, развернув ко мне голову, – могу сказать, что падаем со скоростью примерно сто двадцать километров в час.
Холод пробрался в самую душу, я простонала:
– При таком раскладе врежемся в землю меньше чем через минуту.
Повинуясь рефлексу, я сунула ладони подмышки и опустила подбородок на грудь, пытаясь сжаться в позу эмбриона, словно в ней смогу защититься. Меня тут же завертело, показалось даже, скорость возросла.
Неожиданно раздался треск, не сразу поняла, откуда. Только когда коже стало слишком тепло, сообразила – трещит платье.
Мелькнула мысль, сейчас разойдётся по швам, и я рухну не просто в лепешку, а в полуголую лепешку.
Но вместо этого платье заискрилось белыми точками, приближение земли заметно ослабло. Ветер в ушах затих, а щеки больше не выворачивает.
– З-замедлилось, – выдохнула я и неверяще глянула на Германа. – Герман, смотри! Замедлилось!
Тот перевернулся на спину и принял положение сидящего в кресле человека.
– Невозможно, – сказал он, засунув одну руку за край пиджака. Вторую все еще сжимаю я. – Это противоречит законам физики.
– Ты сам противоречишь законам физики, – бросила я.
Падение замедлилось до такой степени, что превратилось в планирование, давая время прийти в себя и глубоко вздохнуть. Через пару минут я так успокоилась, что почти забыла, где нахожусь, а мир показался нарисованной картинкой, в которую меня поместили на время. Под нами раскинулся белоснежный ковер облаков, дыры в них затянулись и теперь кажется, что летим над гигантским заснеженным полем.
Пока спускались в закатных лучах солнца и вполне земными облаками, думала о стереотипности расположения Ада и Рая. Если первый внизу, то второй сверху, откуда только что выпала.
– Странно, – сказала я.
– Вы имеете ввиду что-то конкретное? – поинтересовался Герман.
– Да, – проговорила я. – Ни одна религия не говорила о небесных поездах и планшетах в руках Харона. Хотя в техническую оснащенность Ада все еще трудно поверить.
– Я, к счастью, там не бывал, – отозвался призрак.
Я продолжила рассуждать, прислушиваясь к легкому звону, который исходит от платья:
– Возможно, все взаимосвязано и зависит лишь от восприятия. Может и Асмодей с Кафриэлем выглядят иначе. Просто я, в силу своей "человечности", вижу их в облике рогатого и крылатого.
Герман почему-то обиженно насупился и произнес:
– Самое время философствовать.
Высота уменьшилась, мы погрузились в очередное скопление облаков. Если в окрестностях Рая они были чистыми, как свежевыстиранные простыни, то эти самые настоящие. Мокрые и холодные. И хотя платье защищает от погодных условий, щеки открыты и их колет замерзшими льдинками.
– Куда же мы движемся? – чересчур любезно поинтересовался Герман, который тумане облаков кажется прозрачным.
– Не знаю, – ответила я. – Мне все еще нужно на инициацию. Так что движемся на нее.
– И где она?
– Понятия не имею.
Не знаю, сколько пролетели, но платье стало сырым. Джинсы под подолом тоже намокли. Я вздрогнула, чувствуя, как холод пробирается внутрь, и приготовилась к тому, что мокрая ткань потеряет магические свойства.
Но платье держалось. Спустя минут десять стало теплеть, мы вынырнули с нижней стороны облаков и медленно поплыли вниз.
Земля с этого ракурса, словно хаотично расчерченный и разрисованный лист бумаги, как на фотографиях со спутников. Зеленые и бурые квадратики разных оттенков, круги и пятна. Некоторые кусочки накрыты рваными тенями.
– Это от облаков, – проговорила я себе.
Герман, которому падение вообще безвредно, перекинул ногу на ногу и пригладил и без того прилизанные волосы. При свободном падении их крепко утянуло назад.
– Вы мне? – поинтересовался он.
Я перевела взгляда на блестящую полоску реки. Она извивается среди зеленого полотна и теряется где-то в горах, откуда, скорее всего, и начинается. Закатные лучи заливают мир теплым оранжевым светом, совсем не похожим на ледяное райское сияние.
Чуть дальше возле реки что-то вроде деревеньки. Отсюда видны темные крыши домиков и обширные дворы с оранжевыми пятнами.
– Нет, сама с собой разговариваю, – сказала я и указала на поляну в средине кудрявых верхушек деревьев. – Наверное, там сядем.
Мертвец с сомнением посмотрел на меня, но тут же сделал вид, что морщится от солнца.
– Осмелюсь спросить, – протянул Герман, – вы чем-то руководствуетесь в выборе места?
Я пожала плечами, на которых платье покрылось инеем, а поддернутая искрением ткань переливается всеми цветами радуги.
– Просто кажется, что приземляться стоит поближе к деревьям, – сказала я. – Там безопасней.
Спустя минут пятнадцать, мы спланировали на землю. Когда ботинки коснулись рыхлой почвы, испытала такое облегчение и удовлетворение, будто сама посадила самолет.
– Земля, – проговорила я с придыханием. – Какая ты прекрасная и твердая.
– Не поспоришь, – согласился Герман. – Хотя не пойму, как удалось не разбиться. На чем мы, точнее вы, спустились?
В эту же секунду платье перестало потрескивать и искриться. Зато подол начал тлеть, как плотная бумага. Обугленный край быстро разрастался, открывая под собой джинсы.
Я вскрикнула и беспомощно растопырила руки, а Герман уставился на меня. В свете земного солнца, он стал выглядеть как нормальный призрак, полупрозрачный и покачивающийся в паре сантиметров от земли. Но даже в таком облике смогла различить, как покраснели бескровные щеки.
Обугленный край дополз до пояса и пошел выше. До меня с запозданием дошло, почему мертвец так смутился. Через несколько секунд я осталась в одних джинсах, шляпе и розовом белье от Мальвина Плойна.