Старуха обернулась, уперевшись ладонью в столешницу. Лица не видно, но почему-то уверенна – оно куда страшнее, чем секунду назад.
Ведьминские пальцы забарабанили какую-то мелодию, волосы всклочились и приподнялись, как юбка-солнце в вагоне метро, которая раздулась во время движения.
– Ты чегой-то, старый, разбухтелса? – спросила она строго. – Чем демон тебе не угодил, знаешь?
– Знаю-знаю, – пробурчал дед и закрыл глаза, складывая руки крест– накрест.
Но ведьму это не успокоило. Она сжала пальцы, ногти оставили неглубокие борозды в доске.
– А я тебе скажу, старый хрыч, в чем дело, – устрашающе произнесла старуха. – На него хочешь быть похож, да рожей не вышел. Будь благодарен, что вообще в ишака тебе не обратила. А будешь брюзжать, рот зашью, как двадцать лет назад на свадьбе дочки старосты. Тогда с тобой тоже помутнение приключилось. Помнишь?
Дед поежился, от лица отлила кровь, и он стал чем-то напоминать Германа. Тот все еще стоит и пялится в окно и двигает бровями, как романтическая душа. Он снова оглянулся и раскрыл рот, но я задергала рукой под столом, запрещая говорить.
– Помню, – недовольно прошептал дед и натянул одеяло на плечи.
Ведьма обернулась ко мне и положила обе руки на стол. На месте, где только что были борозды от ногтей, образовалось свежее дерево. Я вцепилась в края простыни, не зная, чего ожидать.
Уверенности в себе прибавилось после приручения растение-живоглота, и одурманивания оборотня. Но тягаться с опытной старой ведьмой, пока рано.
Она будто прочитала это в моих глазах. Другой бы польстило, но эта лишь по-матерински вздохнула и покачала головой. А я, пользуясь моментом, спросила:
– Извините конечно. Но… Мне все уши прожужжали инициацией и выбором стороны. Как вышло, что вы не темна и не светлая?
Старуха зыркнула зелеными, как молодая трава глазами, губы искривились в ухмылке.
– Что, не сказали? – спросила она. – Они любят так. Сначала задурят мозги, заставют выбрать сторону, бурократы. Одни подсылають демонов, другие – ангелов. Демон, чего уж, хорош. Честно скажу, больше таких шельмецов и не видала. Да и ангел такие медовые речи поет…
– Но вы не с теми, ни с другими, – проговорила я, желая поскорей услышать суть.
– Верно, – согласилась ведьма. – Я на границе. Я её охраняю. Есть лазейка, чтобы не принимать сторону.
Я выдохнула:
– Какая?
– Не знаю, – ответила старуха. – Оно само как-то открывается. Тут либо выбираешь, либо оно само… как-то. Но, слушай, милыя, на обряд тебе все равно надо. И поскорей. Больно не нравится мне твоя тень. Не пойму, чего такое, но не нравится. Мои пчелы за тобой приглядывают, но тень…
– Ваши пчелы?! – вырвалось у меня. – То есть, как… Это ваши пчелы?
– Мои, милыя, мои, – проговорила старуха довольно. – Они никогда не ошибаются. Только за годными приглядывают. И только годных слушают. Ты это запомни.
Мысли завертелись маленькими торнадо, я пыталась вспомнить все встречи с пчелами, за последнее время, но в голове все перепуталось.
– Значит, – только и смогла выдавить я, – вы тоже за мной следили?
Ведьма поморщилась.
– Мне что ль заняться больше не чем? – спросил она. – Не я. Пчелы. Когда ведьмы Круга засуетились, стали демонов и ангелов вызывать, я своим пчелам наказала. Коли годная ведьма, пущай приглядывают, помогают. А коли нет. Пущай Круг разбирается.
Я нервно сглотнула и поинтересовалась осторожно:
– Значит, вам все равно, какую я выберу сторону?
Старуха прыснула, всплеснув руками.
– Да хоть в дегте измажься, – сказала она смеясь. – Ведьмы Круга заставляют всех делать выбор. Да только умалчивают о важном.
– О чем?
– Сама поймешь, коли это твоя доля, – отозвалась ведьма. – Но пчелы не ошибаются. Они видят, чуют ту, которая могет силой распоряжаться. Но хватит языками болтать. На обряд все равно надо. Признать должны. Сразу за горами лежит Долина Ведьм. Мне туда путь заказан еще сто лет назад, потому как повздорила с тамошней старшей.
– О чем повздорили? – не удержалась я.
Ведьма махнула рукой.
– Да все из-за сторон. Тьма хотела меня, свет хотел меня, а я… – проговорила она многозначительно. – Хе-хе. Ты не перебивай.
В этот момент в дверь постучали. Я вздрогнула, старуха обернулась и раздраженно прорычала. И без того устрашающее лицо, исказилось озлобленной гримасой. Губы приподнялись, обнажив два ряда ровных белоснежных зубов. Волосы снова приподнялись и зашевелились, словно щупальца морского бога из скандинавского фольклора.
Дед приподнялся на локте, чтобы можно было видеть происходящее за окном. Затем бросил победный взгляд на старуху, мол, я же говорил – не доведет до добра твоя вечная ведьмовщина. Но когда в него полетела корзина с ватрушками, едва успел прикрыться одеялом.
Герман с обреченным видом отплыл от окна. Пальцы пригладили взъерошенную шевелюру, он проговорил расстроено:
– Именно это я и пытался сообщить. Там три человека. У одного керосиновая лампа, у другого ружье. Тот, что впереди всех – без ничего. Но лицо мне не нравится.
Ведьма строго зыркнула на призрака, тот вжал голову в плечи и шмыгнул мне за спину.
– Надо было настырней пытаться, – процедила она.
– Так я ж… – начал оправдываться Герман, но старуха резко махнула рукой.
– Молчи уж, – сказала она. Затем прокричала: – Какую нечисть средь ночи сюда занесло?
За дверью зашуршало, послышались приглушенные голоса. Если верить Герману, на пороге стоят три здоровенных лба, но врываться в избу не решаются. У одного даже ружье. Значит, ведьму не просто боятся, а очень боятся.
После минутного совещания из-за двери раздалось:
– Там у сыровара корова подыхает. Единственная кормилица. Если издохнет – семья по миру пойдет.
– А я причем? – гаркнула ведьма.
– Удержи ее, – попросил тот же голос. – Всем известно, ты можешь.
Ведьма скривилась и бросила:
– Я вам не лекарша.
– Заговори, – взмолились за дверью. – До конца жизни молоком и сыром снабжать будут.
Брови старухи задумчиво сдвинулись, она причмокнула губами, словно пробовала сказанное на вкус. Волосы перестали шевелиться и теперь спокойными прядями лежат на плечах.
Она вдруг резко обернулась ко мне и схватила за руку. Я вздрогнула и хотела выдернуть, но цепкие пальцы старой ведьмы впились в кожу. Глаза сверкнули изумрудным блеском, в них мелькнуло то ли безумие, то ли участие.
– Ежели тебя тут увидят, – проговорила она на одном дыхании, – беды не оберемся. Мне-то без разницы, я и так наполовину… там. А ты обряд не прошла. Хватай мою метлу и вылетай в дымоход. Но только клони полет сразу за дом, чтоб у крыльца тебя было не видать. А коли по кругу пойдешь, держи курс на ущелье, где река течет. Тебе на ту сторону гор надо. В долину. Там ищи трех главных ведьм.
Когда услышало, что снова придется управлять метлой, к тому же чужой – меня затрясло, от осознания, что снова придется куда-то нестись, в груди ухнуло.
– А вы? – спросила я нервно.
– Чего я? Я старая, на метле неудобно. В ступке полетаю.
– С-спасибо, – произнесла я заикаясь.
Ведьма отмахнулась.
– Не благодари. Ты пока дитя. Детей надо защищать. Любых.
Я захлопала ресницами, не зная, что говорить, когда просят не благодарить. В дверь снова затарабанили. В этот раз настойчивей.
– Да погодите вы! – заорала ведьма. – Не одетая я! Хотите зреть голую струшенцию?
За дверью послышалось дружное «нет». Ведьма с удивительной для такого возраста проворностью спрыгнула со стула и прошаркала к сундуку. Крышка со скрипом открылась, ведьма наклонилась и несколько секунд там ковырялась. Затем с победным кряхтением выпрямилась и резко развернулась.
В руках короткое черное платье с отрезной юбкой-солнцем. Рукава длинные, зато вырез – срамота одна. Глубокий, с перемычкой из черных камешков.
– Надевай, милыя, – сказала ведьма и бросила мне платье. Оно послушно пересекло избу и легло передо мной на стол. – Негоже такой красавице в простыне ходить. Это платье заставило Асмодея рога полировать и даже цветы дарить. А демоны, заешь ли, этим не славятся.
Я с опаской покосилась на фривольное платье.
– В таком наряде, перед Асмодеем щеголять, – прошептала я, – У него слюни до колен отвиснут.
– Пускай отвиснут, – хмыкнула старуха. – Но в простыни совсем непотребно ходить.
Как каторжница, я поднялась из-за стола. Герман пялится на меня прозрачными глазами. В них смущение и ожидание. Пришлось пальцем приказать ему, чтобы отвернулся и не глазел на бесплатный стриптиз.
Призрак досадно вздохнул и развернулся лицом к очагу. Убедившись, что не подсматривает, я бросила короткий взгляд на деда. Тот до сих пор с головой накрыт одеялом и, видимо, в ближайшее время вылезать не планирует.
С неохотой размотав с себя простынь, под молчаливым контролем старой ведьмы, я влезла в платье. Материал мягкий, приятный к телу. Даже шелк ему уступает.
Но вырез оказался глубже, чем предполагала. Кричаще вульгарный, а перемычка между краями сдавливает грудь, и она выглядит как у томных красавиц из фильмов, что ходили в кринолиновых платьях.
Зато старуха одобрительно закивала и ухмыльнулась, словно сама облачилась во фривольный наряд и сейчас пойдет соблазнять демонов. Затем она прошлась в угол, цапнула метелку и приблизилась, как злорадная туча.
Сунув мне черенок, проговорила:
– Метла давно не лётана. Да и помело все истерто. Может отказать на полдороги. Так что лети по низу.
С этими словами она развернула меня за плечи и толкнула к очагу. В голове пронеслись жуткие мысли. Само понимание, что сейчас добровольно окажусь в топке с золой и угарным газом оптимизма не прибавило.
С нервной дрожью во всем теле, перекинула ногу и подалась вперед. Послушная метла тут же пошла вверх, впиваясь черенком в причинное место. Я простонала и еще сильней наклонилась вперед, чтоб хоть как-то уменьшить дискомфорт.
Старая ведьма странно хихикнула.