человечика ископаемого.
Потеют горы снегом, мёрзнут,
равнина жизни неприемлема
как местожительство,
подохнуть никогда не поздно,
но жить спокойно – попустительство.
Адам и Ева
Сад. Разбрызгано солнце. Труп
бледен, как беднота,
разве кто-то погиб от губ,
разве кто-то любил сильнее, чем я,
тот же сад. Круг сменился другим
– луна,
невозможно, сильнее, чем я, невозможно.
Сейчас
я клянусь ощущением кожи
и глаз,
их рассвет бросил тень на мир,
зачем ты открыла глаза?
М и Ж как сортир,
лишь по признакам ты и я.
Как трудно даётся признание в любви,
если искренности в нём яд,
если встречный порыв, пригуби,
оживи меня.
Грустью выклеивая стены в твоё отсутствие…
Грустью выклеивая стены в твоё отсутствие,
не дочитывая книги до конца страницы,
выключаю свет, скидывая с головы люстру.
В толпу редких прохожих влиться
выхожу из дома, в магазин
за странными покупками.
Сбрасывая по цвету в корзину трофеи чрева,
измеряю любовь не днями, а сутками,
мелодией из сплошных припевов.
Скука одолела индивидуума,
по одному человеку, по одной жизни,
растянувшейся зимы ума
и вторжения не его, так призрака.
Шарится близорукая точка зрения,
неразличим горизонт.
Ответственность давно уже на везении,
и давно нецелован рот.
Впадина
Со дна Марианской впадины,
из материнского чрева
я выбрался с криками, с матами
помотать тебе нервы.
Рос, возвышался и падал
больно, с мягкого тела
вставай, геркулесина, надо
конец довести до дела.
Кричал внутренний голос,
стонала любовь в ночи,
мир, представляющий полость,
карабкаться вверх учил.
Я на каком километре,
как далеко от счастья?
Жена под мной или девка,
ломающаяся в одночасье?
Тепловой удар
Лучи как покойники из горящего крематория
бегут, просовывая пятиконечные руки,
жары оглушающая оратория
глуше, чем в глазах равнодушие выпуклое.
Я на зелёном стульчаке лужайки
уснул безнравственно,
муравьи отгрызли пальцы, сбежали,
муха утащила булку ещё засветло.
Беспалый и мудрый,
вымученный шашлык июля
забыл о морозах судороги.
Лето, лето, тебя люблю ли я?
Убийство мужчины
Убейте во мне мужчину и всё живое,
раз я вам настолько дорог.
Засушите в гербарий ежовый
раздробленное недоверием тело,
сделав из души полог
или то, что хотелось.
Я вырежу слова на пьедестале ночи,
вырву луну, как холодное сердце,
прочтёте, препинаясь, все эти строчки,
абсурд так хорош,
когда кого-нибудь хочешь.
Смейтесь надо мной. Смейтесь
парусами розовощёкими,
как я над вами когда-то вздыхал,
что вырывались лёгкие.
Лишь утро способно переубедить,
что ещё не вечер,
обнаружив меня в царстве вашей груди,
лицемерной и безупречной.
Любовь моя, дай мне каплю чувств…
Любовь моя, дай мне каплю чувств
на водопад желаний,
туда ворвусь
без образования.
Подари
то, что никому не дарила, не продавала,
я тоской старинн,
одиночество задолбало.
Разве звёзды в небе?
Никогда не видел,
пребывая в Вэбе
в изменённом виде.
Разве глаза плачут?
Никогда не слышал.
Тучи – это мрачно,
слёзы – это крыши.
Разве люди любят,
если им и без того отлично,
оголяя зубов клумбы,
притворством напичканные.
Приходи. Любовь моя,
повесим чувства на крючок
в прихожей,
наблюдая зачехлённые,
что мы без них
можем.
Генеральная уборка
Утро, ведро, вода,
красота мыла пол,
и это её не портило.
Мыслей ушли стада
вместе с тряпкой под стол.
Вот он, твой подиум,
признательность чистоты.
Быт был талантлив
изображать пародию.
…Красота мыла полы.
Наполняя ванну
Позвоночником заката
мачта паруса выгорала,
подчиняясь ультрафиолетовой атаке,
на себя натягивал лазурное покрывало.
Прохладу моря телом, как термометром,
мерил больному ему в агонии,
мысли быстрее, чем по ветру
покидали осени и весны межсезонье:
летом нужны только билеты
неважно, куда ты, на сколько,
в генах уехать к другим рассветам,
умытым бирюзовой солью.
Поэмка
Так вы замуж меня зовёте или прогуляться
в бриллиантах ажурной городской сорочки?
Рука вместе с сердцем
объявляют капитуляцию.
И того и другого так хочется.
Будьте галантны
с моим мандариновым сознанием,
я вам доверюсь, как собачонка,
сбежавшая от одиночества.
По факту смерти оного
влюблённость проведёт опознание.
Похороните его, цветы на могилу и почести.
В чехол все звёзды, звуки, словечки.
Буду петь тихо,
по-канареичьи,
в тёплой шкуре ночи мамонтихи.
Украдите меня из моей же жизни,
она уже осточертела,
насаженная на обстоятельств стержень,
куда там амуру со своими стрелами.
Он переводит стрелки
с одного типа на другого,
с образом сердца, как грелки,
упорхнёт, чтобы стрельнуть в спину из логова.
Бросите на кровать или в клумбу цветочную
с ленточкой комплиментов.
Осторожно: обучение может перейти в заочное,
а любовь так скучна без объекта.
Вы накормите меня поцелуями досыта,
растаю, как вне электричества
морозильная камера,
не нашедшая лучше способа
разморозить всё то, что замерло.
Откровенище
Ослеплю, легче управлять слепым.
Как только увижу, так сразу
взором голубоглазые цветы
плесну вам из черепа вазы.
Извилины повиснут лапшой на ушах,
всё это и будет флиртом.
Не надо, не стоит меня возвышать,
я не настолько смирная.
Предлагаете руку? Я возьму,
если в ней есть деньги,
вместе с сердцем, вы обещали большое,
станцую с ним сальсу или меренги.
А вы думали, я встану на кухне
выколачивать из отбивной последнюю душу,
как сознание из фантазии, если под мухой,
выбирая, под кем ему лучше?
Вам ли, художнику, интеллектуалу
всего женского, обозначать моё место?
Облицуйте своё лицо моим овалом,
не спешите пока невестить.
Полная вегета
Спустил купленную щуку велений в пруд,
она распотрошённая уплыла,
раздвинув свободы глянец,
бараньи рёбра пастись на луг,
более не плотоядный – я вегетарианец.
Успокойтесь, организмы из мяса,
оценивая ваши продажность и купечество.
Мне ли за бедность букв извиняться,
я перестал язвить и кусать языком человечество.
Рассаду тёпленьких слов
высажу на подоконник,
чем бы вы ни занимались,
получите их мысленно или бандеролью,
напомните только адрес.
Сладеньких стишков накрапаю
на могилку чувств,
чтобы лежалось мягче.
Со временем из вашего сердца прорастёт
мраморный бюст
и сухо заплачет.
Языком вылижу тротуары…
Языком вылижу тротуары,
лишь бы стало на душе чище,
вспотела кровля, включились ударные,
шёл дождь, я по городу, как по земле днищу.
Вырванные глаза оставляю на каждом здании,
выдохом согреваю осень, сердце
мне поручило задание
выветриться и куда-нибудь деться.
В челюсти набережной блёкнут
плотным забором зубов – дома,
губы, вывалились ступенями, мокнут
в речке, как выгнанные в речь слова.
Что мы говорим не так, делаем,
что погоду выворачивает,
паршивее настроения,
пиная впереди, себя, часть от целого
до полного саморазрушения.
Windows
Что-то не клеится,
меняйте мировоззрение, как микросхему,
не в окна выпадайте Билл Гейтса,
идите сквозь стену.
Если не сердце стучится,
а бессердечие,
за границей ищите
любовь к своему отечеству.