Негодяй в сердце
Негодяй в сердце?
Кровопровод неисправен.
Вызовите сантехника.
Жижа отравленных вен
уже поднялась до верхнего
уровня падения духом,
угрызения по Достоевскому.
Вантузом рыщет ухо
в поисках ласки,
но адамово всякому евскому.
Как она ненасытна,
до самой ненависти изъест,
обглоданная попытка
любви… Облетевшей лес.
O'clock
Доживу ли я до утра?
Как знать.
Только солнечная муштра:
здрасьте.
День опять без меня не смог —
разбудил,
оторвав души сонно' клок —
часы.
Целует глаз кромешный свет,
он так и лезет.
Жизнь обострилась с ним в родстве,
как лезвие.
Осенний душ сухих стихов
от древесины.
Я не считал её творцом,
хотя и сильно
румянцем вымощен бульвар
и солнцем падшим.
Нога шуршала о сентябрь
победным маршем.
Прогулка
Перекрестились улицы в моём сознании,
стало религией то, что было зданием,
то, что целовали с таким упорством,
протягивая не руки, но горсти,
убеждая не себя надеждой, но многих
в марафоне мыслей коротконогих.
И сам склонился к его величию,
города – не люди, они практичнее.
Засоряя собой улицы до его равнодушия,
думая о лучшем – всё хуже я.
Всё больше камней в огороде,
где сад планировался фруктовый,
только ветер сильнее по морде,
зацелован асфальт подковами.
Снова отношения выпачканы прогулками,
и путь к сердцу почти пробит.
В море качка костьми и булками,
я слышу, о чём оно говорит.
Жениться? Чтобы по-настоящему…
Жениться? Чтобы по-настоящему
полюбить вас,
перед фактом поставить бога?
На, мол, смотри, мы здесь вместе решили пожить
немного.
Благослови, не вникая в суть,
опаздываем в загс —
росписью перечеркнуть
уверенность друг за друга.
Сложить с себя ответственность
в плену золотого круга,
за пальцем вдохновению тесно,
прополощу в традициях
радость меня настоящего,
чёрным по белому к алтарю,
его сиятельству —
разлюбить с изяществом.
Усталость принёс отдых…
Усталость принёс отдых,
любовь обрекла на ненависть,
тело в солёных водах,
душа в безызвестности.
Мякоть тепла арбузом,
подчинение большинству.
Муза, наевшись от пуза,
стихи превращала в листву.
Я ей о самом гранёном
чувстве, послушай, женщина,
губы тебе – сластёне
со словом животрепещущим.
Я хотел бы высмеять море…
Я хотел бы высмеять море
из границ своего побережья,
мне так некому вылить порою
что-то главное, заснеженное,
замерзающее на глазах,
как ресницы в – двадцать.
Нет, не высказаться, где пора
снова спрятать всё и скрываться
от себя самого в пустоте
потрясающего, большого
шара, крутящего фуэте
день за днём в состоянии шока.
Положить, забить наконец
и в депрессию в модное слово,
рифмовать себя в ровный столбец,
продавать за душою голову.
Распродажа… Всё по дешёвке:
тело, дух и немного мозга.
Жернова скуластые жёвкой
выдавали мою тревогу.
В зеркальной гостиной
В зеркало. Вы смотритесь
в зеркало снова.
Нет, прекрасны и никогда не померкнете,
даю слово.
Увяданию не прижиться на цветущем лице,
двум фиалкам
отражение опишет глянцевое
правдоподобно,
как Маргариту Булгаков,
– красоту,
но настоящая в Зазеркалье,
куда я забирался не раз
купаться в истоках нежности.
Остаться там
был горазд,
пусть даже позже отверженным,
выброшенным из вашей души,
стёртым новыми увлечениями,
как бы не закончилась она паршиво,
прощения
заслужит моя любовь…
Двигаюсь в её направлении.
Вот, прими моё заявление…
Вот, прими моё заявление
на белом бланке лица.
В полный рост удивление.
Я не по делу пришёл – по любви,
переносицей мялось мнение,
отнимая покой у брови.
Ночь сыта прохладой,
почата головка сыра,
прикус темнеющий сада
слабеет под цикад, оглушающих лиру.
Кому это надо?
Если мы уже закрыли глаза
переводом двух языков,
рук охватывающий азарт
настигает любовь врасплох.
Дайте
Я не могу любить так, как хотел бы,
мне не дано, как в книгах, – томно.
Вытянемся рядом – стебли,
выскажемся – бутоны.
И я буду страдать, как все млекопитающие,
разорванные обстоятельствами,
наблюдая тающее
лиц сиятельство.
И я брошусь звонить, искать
и не найду нужного слова,
как брошенная в море тоска.
Дайте хоть один шанс сбросить её на другого,
дайте хоть повод изменить по-человечески,
без видимой причины,
легенде греческой.
Избавиться от личины
дайте.
Волшебник
И вы готовы исполнить
любое моё желание без сожаления,
солнце достать в пургу,
поцеловать, как хочу,
встать на колени.
Кто вы – преступник
или недоразвитый гений?
Откуда такая осведомлённость,
щедрость поступков,
любовь?
Ту, что мир утомлённый свёл
к вызову проститутки,
к застройке уютных углов.
Любовь. А вы знаете, что это?
Я не знаю.
Покажите,
как экскурсовод историю Рима,
скоренько
перелистнёте губами?
Любовь. Мужчина на пороге признания,
сколько вы выпили?
Сколько я выпью вашей крови?
Мои комплексы скрыты,
ваши на поверхности, видны.
Я бы не торопилась,
в лапах любви,
больше некуда.
Изысканнее её, мудрее
разве что книги,
скорее даже библиотека.
Дам вам шанс из тысячи,
из миллиона мужчин.
Введите страсть внутримышечно,
пусть желание помолчит.
Она мне не нужна
Февраль короткий – 28 дней.
По праву отсудила часть весна.
Театр солнца в обществе теней,
влюбиться силюсь,
но она мне не нужна.
Дробит теплом весна
щербатый рот зимы.
Любовь мне не нужна,
она ушла в штаны.
Деревья. Почки набухают,
словно лица поутру.
Их выражение – безмолвная вражда.
Я, ослеплённый едким светом, веки тру.
Любовь мне не нужна.
Окно открыто. Радостный сквозняк.
Слух режет птица лезвием ножа,
полощет ветер дня голубоватый стяг.
Я ей не нужен.
Она мне не нужна.
Чайная церемония
Доедает свет
остатки чая
собеседников.
День подходит к венчанию,
средненький.
Ничего не успел, не сделал
главного.
Завтра – объедки вчера
или шанс попробовать заново.
Беседа садится в тупик,
как корабль на пустомелие,
где тупи не тупи —
церемония, запустение.
Старый друг постарел.
Как влияние,
уважения мел
висками выглядывало.
Старый друг, старый свет
закатом.
Дружба тёплый вязала плед
ненужными датами.
Граффити
На стенах извилин граффити,
на коже чувств тату.
Вы в памяти след оставите
там, где я упаду
под вас под влиянием слова,
скорее даже молчания.
Прожить бы всю жизнь так рискованно,
без свадеб и без венчания.
Я очень хочу… Пыльной жаждой
испытываю мучения.
Сегодня и завтра, каждый
день, проклятый повиновением.
Вам, единственному другу,
любимому и честному,
загнанная в угол,
отдаваться естественно.
Мясо на вертеле
Слышу море, как хотел бы тебя.
Жарит солнце,
скалы режут глаза.
Сколько я здесь провёл – неделю, минуту?
Вылежанный,
выскучился жутко.
Высыпано время на пляже
всех песочных часов
и в отдельности каждого.
Остановилось, высохло, пролетело,
протыкая забвением среди прочих
и моё тело.
Набоковщина
Лицо в задумчивости
уподоблялось складкам мозга.