Чертов герул покосился на своего кореша с ободранной мордой.
— Алексий, сын Виктора, готовься! Мы придем к тебе. Я и Кумунд! — Скулди кивнул на Минотавра. — Мы придем, Алексий. Жди!
Глава шестнадцатаяАлексей Коршунов. «Контрразведчик»
Они пришли.
Время выбрали удачное: когда в доме, кроме Коршунова, были только детишки да беременная жена Фретилина брата. Остальные — в поле.
Строго говоря, и Коршунову тоже следовало в поле быть, но выяснилось, что в поле от Алексея толку — ноль. Не обучен он здешним сельскохозяйственным работам. Это, впрочем, никого не удивило. Где бы Аласейе научиться землю возделывать, если он с неба упал? Вместо «небесного» неумехи в поле трудился добытый «героем» в бою квеман-скалкс. Скалкс — раб по-здешнему, но квеман рабством своим не слишком был опечален. Поскольку был не урожденным рабом, а взятым в бою. Следовательно, его рабский статус — явление временное. И окружающие свободные это признавали. Ну попал мужик в рабство. Пустяки, дело житейское, с каждым может случиться. Команду над квеманом взяла Рагнасвинта. Поскольку из ее мужа рабовладелец оказался никакой, да и хозяйство ему — по барабану. Рагнасвинта последнее очень не одобряла, но смирилась. Трудно ожидать нормального поведения от человека, который с неба рухнул. Ничего, она, Рагнасвинта, с хозяйством разберется. Пусть муженек на нее положится, а сам тащит в дом побольше военной добычи да еще скалксов пяток. Тогда можно будет со Стайной через Фретилу договориться и распахать большой луг за излучиной… Коршунов в планы своей квено не вникал. Поскольку сельским хозяйством заниматься не собирался. И в бурге обитать до старости не планировал. Если уж не удастся вернуться домой, то хотелось бы переместиться в более цивилизованное место. Алексей отдавал себе отчет в том, что долго жить в бурге он не сможет. Со скуки сдохнет.
Хотя сейчас ему было совсем не скучно. С такими-то гостями.
Пришли они, как и обещано, вдвоем. Скулди и Кумунд. Кумунд вошел первым. Коршунов, который в это время сидел за столом и занимался составлением словаря, вскочил.
Ссадины на физиономии звероподобного Кумунда подсохли, щеки опять жизнерадостно вызеленены. Но морда — мрачно-торжественная. Как на похоронах. Костюм парадный: куртка с тиснением, цепи-браслеты-побрякушки, пояс, шитый серебром, естественно, кинжал, секира, шлем под мышкой: снят из вежливости, когда его хозяин через порог переступал. Но Алексей уже знал, что это проявление уважения к дому, а вовсе не к Коршунову. В одной руке — шлем, в другой — кожаный мешок. И то и другое Кумунд плюхнул на стол. В мешке булькнуло.
— Хайре, Алексий! — на пороге появился Скулди. Тоже в парадном. Даже еще покруче: вместо топора — меч, пояс не серебром украшен, а золотом. И шлем не такой, как у Кумунда, тоже золоченый. И — знакомый шлем, черт… Такой знакомый шлем, но не вспомнить, где видел.
Скулди осклабился и разразился длинной тирадой… Кажется, на греческом.
Алексей покачал головой: не понимаю.
Скулди ухмыльнулся еще шире. Его приятель, не дожидаясь приглашения, плюхнулся на лавку. Лавка жалобно пискнула.
— Радуйся, Алексий, сын Виктора из рода Черных Орлов, прилетевший из дальней земли Байконур! — провозгласил Скулди с откровенной насмешкой и тоже уселся.
Бесцеремонно взял блокнот, поглядел, хмыкнул.
Коршунов вежливо отобрал у него блокнот, спрятал.
— Здравствуй, Скулди, — сказал он. — Здравствуй и ты, Кумунд. Что это ты принес? — кивнул на мешок.
— Тебе понравится, Алексий.
Появилась Фретилина невестка. Несмотря на огромный живот, двигалась она проворно. И, в отличие от Алексея, знала, как следует принимать гостей.
На столе появились берестяные кружки, каменной твердости печенье, сыр.
Скулди развязал мешок, наклонил. Из мешка полилось. В кружки. Нечто сине-фиолетовое.
— Пей, Алексий!
Коршунов с сомнением поглядел на жидкость. Доверия она не внушала.
— Не бойся, Алексий, сын Победителя[16], — насмешливо произнес Скулди. Подхватил кружку, опрокинул себе в глотку. Поставил и снова налил. — Пей, хорошее вино.
Алексей взял кружку. Вкус пойла вполне соответствовал его виду. Кислый сушняк с мерзостным привкусом. От бурдюка, должно быть.
Видимо, своего ощущения от дегустации Коршунов скрыть не сумел, потому что Скулди заботливо поинтересовался:
— Не нравится?
— Редкая дрянь, — честно сказал Коршунов. — Вылей ее в яму. Будем лучше пиво пить, я скажу, чтоб принесли.
Скулди с Кумундом переглянулись…
— Чтобы ромлянин сказал: вино вылей, — такого быть не может, — заявил Кумунд.
— Сам знаю, — буркнул Скулди. — Семь зим провел среди них. — Подмигнул Коршунову: — Верю теперь, что ты — не ромлянин, Алексий! И рад этому, потому что вижу: славный ты воин. Не хотелось бы поступать с тобой как с врагом.
Коршунов молчал. Переваривал.
Потом не нашел ничего лучшего, как задать дурацкий вопрос:
— А как бы ты поступил с врагом, Скулди?
Тот ответить не успел: перебил Кумунд:
— Известно как: поспрошать строго и… — универсальный жест — ладонью по горлу.
— Думаешь, это понравилось бы Одохару? — спросил Коршунов.
— Одохар знает, — последовал ответ Скулди. — Я ему сказал, что к тебе иду: вызнать, не лазутчик ли ты ромлянский. Одохар сказал: «Иди». Ты похож на ромлянина, Алексий. — Скулди вроде как извинялся. — Имя у тебя аттическое, эллинское, имя твоего отца — ромлянское. Речь нашу знаешь плохо. Держишься чудно́. И сам — из рода Орлов[17]. Мы большой поход готовим, Алексий. Новый поход. А прежний без славы закончился. Потому что знали о нем ромляне. Все знали. И встретили нас наготове. Эй, баба, неси пиво! Славно, Алексий! По глазам вижу: тоже спросить меня хочешь? Спрашивай.
В общем, много интересного узнал Коршунов. Перед ним сидел человек, который семь лет провел в Римской империи. Которая оказалась действительно империей. Богатой, огромной, централизованно управляемой и ведущей активную внешнюю политику. Хитростью и силой. Эти семь лет Скулди воевал за ромлян. Наемником в составе вспомогательного отряда. Потом командовал разведгруппой. Воевал с какими-то карпами, до особых чинов не дослужился, но добычу взял, по местным меркам, неплохую. И существенно расширил кругозор, потому, будучи доверенным лицом герульского рикса Комозика, возглавлял у последнего внешнюю и внутреннюю разведку. С обязанностями справлялся неплохо. Например, информацию о падении спускаемого аппарата получил даже раньше Одохара (интересно, кто настучал?) и сразу обеспокоился. Потому что из своих контактов с римлянами вынес две вещи: глубокое убеждение в их неисчислимых богатствах и почти мистический ужас перед их возможностями. Ничуть не сомневался, что ради внедрения агентуры хитроумные ромляне могут даже богами прикинуться. Так что касательно «небесных героев» у них с Комозиком изначально подозрения имелись. И решить вопрос следовало незамедлительно: Одохар, доверчивая душа, вполне способен шпионов в дружину принять и даже возвысить.
За эдаким светским разговором они приговорили бочонок пива литров на пятнадцать, и расслабившийся Коршунов вспомнил анекдот про шпиона, которого пять лет готовили в ЦРУ, а потом внедрили на Полтавщину. И вошел этот шпион в хату, вербовать местного самогонщика, и говорит:
«Добрыдень, диду! Мэнэ Грицько Мигун звуть. Продай горилкы!» — и протягивает червонец.
«А доллары в тэбэ е?» — интересуется дед.
«Звидки ж в мэнэ доллары?» — разводит руками шпион.
«Ну як же? — удивляется дед. — Ты ж мериканьскый шпиен!»
Тут шпион удивился не на шутку и интересуется, как же дедок его так с ходу расколол: ведь и язык изучил, и обычаи…
«Та ты ж нэгар!» — говорит дед.
Вспомнив эту поучительную историю, Коршунов решил, что следует указать славному парню Скулди на его ошибки.
— Не станет хороший лазутчик в чужую одежду рядиться, — сказал Алексей. — И с неба падать не станет. И вид у него должен быть не диковинный, а самый что ни на есть обыкновенный. Незаметный.
— Вовсе нет! — запротестовал Скулди. — Наоборот.
Пояснил: у них тут любой посторонний сразу на виду, поскольку все друг друга знают. Поэтому для шпиона как раз логично богом прикинуться. Вроде бы и новый, а и не человек.
Но кандидат физико-математических наук Алексей Коршунов в логике был посильнее дикого герула и живенько объяснил, что задача шпиона — информацию передавать. А как ее передать, если ты на виду? Да и как ее собирать — тоже вопрос.
Насчет информации Скулди отчасти согласился, но сказал, что деятельность шпиона может и иначе проявляться. Например, поссорить рикса Комозика и рикса Одохара. Тогда и похода не будет.
Коршунов вспомнил про Оленью войну и заявил, что риксы и без римлян горазды ссориться. И пример привел.
Оказалось, неудачный пример. Поскольку лично Скулди был почти уверен, что оленя этого, из-за которого драка началась, как раз римляне и подсунули.
Ладно, залили разногласия еще одной порцией пива.
Вернулись с сельских работ владельцы дома, но мешать мудрой беседе не посмели. Только сам хозяин, Фретилин брат, с особо приближенным к «небесному герою» Книвой в уголке пристроились.
— Нет, — сказал Коршунов. — Ежели бы я захотел сведения о вас получать, я бы чужого человека присылать не стал.
— А что бы ты сделал? — заинтересовался Скулди.
— Завербовал бы кого-то из местных! Заинтересовал или подкупил.
— Это как же?
— Да просто. Вы с ромлянами торгуете?
— Мы — да! — гордо ответил Скулди. — Они, — кивок в сторону Фретилина брата, — нет. Ромлянские товары им мы привозим.
— Ты и Кумунд?
— Нет. — Скулди брезгливо скривился. — Мы — не торговцы. Другие герулы торгуют. И здесь, и с ромлянами.
— Не важно. Главное, чтобы связь была. Кто торгует — тот выгоды ищет. Какая разница, чем торговать?