— Ты не врач, — сглатываю. — Да и просто следователем тебя не назвать.
— Дальше.
— Я уверена, что звание в корочке не полное. Оно прописано там чисто для галочки. Ты явно не сидишь в маленьком кабинете в одном из участков. Нет. Все вокруг тебя дорогое, элитное. Начиная от безделушек на руках и заканчивая связями. Да и возраст… слишком юный для таких высот. Люди служат больше двадцати лет, но так и остаются рангом ниже.
— Еще. — Егор заинтересовано подается вперед.
— Ты сейчас снисходительно улыбаешься, значит, я попала в точку. Тебе нравится то, как я разоблачаю тебя. — Облизываю пересохшие губы. — Ты говоришь, что мое дело тебя совсем не интересовало. И это так. Но потом тебя попросили им заняться. И тебя не было выбора. А знаешь почему?
И он не спрашивает, да и меня уже не остановить. Я как снежная лавина, набираю обороты и сношу все на своем пути.
— Потому что у таких, как мы есть закон. — Припечатываю. — Мы не имеем права отказывать, когда нас просят о помощи.
Лицо парня на долю секунды меняется. Я вижу на нем удивление вперемешку с восхищением. Но он слишком хорош. Поэтому молниеносно берет эмоции под контроль.
— Ты такой же, как и я. — Шепчу. — У тебя есть дар.
И вздрагиваю, так как дверь без стука распахивается и на пороге появляется санитар.
— Время, — оповещает он своим басом. — Пациентов скоро отправят на обед.
— Спасибо, — Егор кивает ему в ответ и поворачивается ко мне, смотря на часы, — сорок три минуты и шестнадцать секунд. Слишком долгая работа, Варя. Ты должна быть шустрее.
— Ты не ответил, — поднимаюсь на ноги. — Я права в своих догадках?
— Возможно. — Уклоняется он от прямого ответа и забирает папку со стола.
— Как ты его получил?
— Я сказал «возможно». Но не обещал тебе говорить всю правду. Это не мне нужно выслужиться и заработать поблажки. А тебе. Ты хотела услышать детали договора? Что ж, давай обсудим. — Парень прочищает горло. — Сейчас мы проходимся по твоей версии происходящего. Пересматриваем все детали, выуживаем все, что нам поможет. В свою очередь я даю тебе столько информации, сколько посчитаю нужной. И это касается всего, начиная от меня самого и заканчивая новыми эпизодами дел. Если я посчитаю нужным, я буду вывозить тебя на места преступлений. Но это при условии того, что ты включишься на полную силу, Варя.
— Почему ты считаешь, что со мной что-то не так?
— Потому что ты заглушила все, что было в тебе.
— Неправда.
— Да что ты? А здесь ты видела кого-либо из тех, о ком рассказывала минутою ранее? — Егор прищуривается. — Я готов поспорить, что нет. Диктофон я оставляю тебе, записывай все, что вспомнишь или что придет на ум.
— Нам нельзя иметь в палатах подобные вещи.
— Не переживай, я обо всем договорился. Но это при условии, что ты не будешь светить им направо и налево.
— Я не расскажу ничего нового…
— А мне нужно, чтобы ты как следует, поворошила свое прошлое. Вспоминай, Варя, все до малейшей крупицы. Лишь прожив все заново, ты сможешь мне помочь. И себе в том числе.
Он уходит, оставляя меня в неприятном недоумении. И оно длится весь обед, когда я вяло ковыряюсь в невкусной гречневой каше с жутко воняющей луком подливой. И когда наступает вечер. Но во всем этом есть все же плюс. Рой мыслей заглушает все остальное, за что я так ненавидела ночи здесь. А именно стенания больных за стенами, которые эхом разносились по всей больнице. Их крики, причитания сводили с ума. Они въедались в тебя без твоего разрешения. Иногда я просто лежала в темноте и мечтала стать крупицами пыли, которые кружились в воздухе. Лишь бы больше не терпеть все эти издевательства.
Но сегодня все совсем иначе. Приезд Егора не сулил ничего хорошего. Я всем нутром чувствовала, что грядет нечто страшное. И мне меньше всего хотелось находиться в больнице в тот момент, когда начнется хаос. Я не знаю, как именно он узнал об этом, но я действительно заглушила весь свой дар. Потому что по сравнению с тем, что я здесь увидела, домовые были цветочками. Странно было надеяться, что в психиатрической больнице могут обитать хорошие существа. Пару ночей наедине с ними чуть не свели меня в могилу. Так что я решила их больше не видеть. А теперь… нужно было все возвращать обратно. Мне нужно вытащить все из себя на поверхность и лучше это делать, когда никто этого не видит. И темная ночь в одиночной палате могла мне помочь в этом.
Сажусь на постели и прислоняюсь спиной к холодной стене. Закрываю глаза и делаю глубокий вдох. А затем нажимаю на кнопку диктофона, зажатого в одной руке:
— В тот вечер мы вернулись без опозданий…
Глава 5. Тогда
Мама встречает нас там же, в прихожей, будто все это время она не сдвигалась с места. Смотрит то на папу, то на меня и будто сканирует наше настроение. Но мы с ним те еще Штирлицы, так что домой заходим с улыбками на лицах. Хотя глубоко внутри спрятано беспокойство и некотором роде страх.
— Мамуль, как чудесно пахнет, — стараюсь чтобы голос был не чересчур радостным. — Пирог?
— Да, твой любимый вишневый, — она прищуривается, — все хорошо?
— В целом, да, — киваю головой.
— Сереж? — недоверчиво переспрашивает она папу.
— А?
— Все ведь так?
— А что, наша дочь будет врать? — переводит на меня стрелки папа и я, мысленно обещаю ему это припомнить.
Но во всем этом представлении есть огромный плюс для нас и минус для мамы. Она очень доверчивая. Поэтому, если мы в два голоса утверждаем, что все хорошо, то она быстро успокаивается.
После ужина мы еще где-то около часа болтаем и обсуждаем планы на ближайшие дни. Но здесь все обыденно. Папа с первыми лучами солнца укатит на работу, где будет детально исследовать материалы, чтобы найти хоть одну зацепку для расследования. У мамы намечалась выставка через месяц, поэтому у нее все было расписано по минутам. А я, как порядочная студентка девятнадцати лет, начинала подготовку к сессии.
За разговорами мы засиделись до позднего часа, так что, пожелав друг другу спокойно ночи, разошлись по своим спальням. Но я знаю, что никто пока не собирался спать. Мама залипнет в планшете, перепроверяя декор и меню для фуршета выставки. Папа в это время будет задумчиво гипнотизировать какой-то канал на телевизоре. Он создает видимость, будто отдыхает, но это лишь ширма. Шестеренки в его голове крутились как за столом, так и сейчас. Просто папа старательно делает вид, что хоть когда-то забывает за работу. Чтобы не расстраивать маму.
Ставлю печеньки в пиале на письменный стол и плюхаюсь на постель. Просто лежу и смотрю в одну точку на потолке, отмечая редкие отблески света от фар мимо проезжающих машин. В голове странная пустота. И это очень непривычное для меня явление. Обычно там столько мыслей, что я даже их не могу упорядочить. А тут ничего… Да и вообще чувствую себя порядком уставшей.
— Ради разнообразия могла бы принести и чипсы. — Раздается голос со стороны стола, а за ним следует тяжелый вздох. — Ненавижу крекеры.
— Ради разнообразия мог бы не тырить мои вещи просто так, — не остаюсь в долгу.
— Вообще не понимаю, о чем речь. И мне даже кажется, что ты наговариваешь на меня.
Приподнимаюсь на локтях и смотрю на домового.
— Сеня, ты борзеешь.
Но мои слова как всегда его даже не задевают. Это ж Сеня. Молодой, амбициозный домовой со специфическим чувством юмора. А еще он очень наглый. И черт же меня дернул привести его к нам домой. Но я — то думала, что это временное явление, а он заселился к нам на постоянную основу. И, что самое странное, Олег, второй домовой, почему-то его не только принял, но и прикипел к нему. Вы, наверняка, удивитесь. Мол, в чем же тогда дело? Но исходя из народных поверий, выстраивается весьма простое уравнение. Одна квартира — один домовой в ней хозяйничает. Они на дух не переносят конкурентов. И если такое случается, что они не могут поделить территорию, то быть в семье беде. В этой квартире все будет ломаться в лучшем случае. А в худшем, люди будут часто и сильно болеть. И я прекрасно понимала, на что иду, забирая с очередного «дела» бедного и несчастного Сеню. Нет, правда, он первое время и был таким. А потом…
— Договоришься когда-нибудь и молодая хозяйка тебя выгонит, — Олег тоже появляется в комнате.
Старший домовой, как и положено его статусу, носил длинную седую бороду, очки и любил красивые вещи. Особенно, он уважал вельветовые костюмы — тройки, которые сам же и шил. В них он был похож на достопочтенного дядюшку, правда, очень небольшого роста. Рядом с ним Сеня в моих переделанных футболках и рванных джинсах смотрелся как настоящий шалопай. Волосы у него вечно торчали вихрями в разные стороны и он категорически был против бороды. Максимум, что можно было увидеть на его лице, так это маленькую бородку. Которую он выкрашивал в темный цвет маминой краской для бровей, пока она не видит.
— Это вряд ли, — отзывается он, вяло ковыряясь в пиале. — Я привнес в ее жизнь много нового. Вечно же повторяю, что за любой кипишь, кроме голодовки. А она? Скучная и унылая. Прямо как эти пресные крекеры. Нет в ней огонька, чтоб вот прямо, ух!
— Хватит и тебя, сумасброда, на наши головы, — Олег присаживается в мое рабочее кресло и поправляет очки на переносице. — Не видишь, что-то же случилось. Варя, что тебя тревожит?
— Была с папой на задании и видела одного из ваших. — Сажусь на кровати. — Обозленный товарищ. И крайне необщительный.
— Да всяко — разные встречаются домовые. — Олег пожимает плечами. — Не бери на свой счет. У нас же, как и у людей, жизнь зависит от многих факторов. Видимо, ему очень не повезло.
— Да я это понимаю, но так надеялась, что он хоть что-то подскажет, — устало провожу ладонью по лицу, — а он наоборот запутал еще сильнее.
— Сложное дело? — активизируется Сеня. — Кого убили? Много крови было? А тело целым осталось или по кускам нашли?
— Да уймись ты, окаянный, — Олег отпустил ему подзатыльник, как только младший оказался в его досягаемости.