Но не от отступающей мигрени. А от ужаса.
Я видела ее спину и то, что отсутствует верхняя одежда. А вместе с ней и вся кожа. Как будто кто-то взял и срезал все, явив на обозрение все органы. Которые просвечивались сквозь ребра и свисали там, где их ничего не удерживало. А плоть рваными кусочками обрамляла все это так, словно я смотрела на картинку в рамке.
Моргаю.
Что за бред?
Галлюцинации или сон?
Что-то точно из этого. Потому что белокурая девушка никак не могла превратиться вот в это… эту сущность без спины с зелеными длинными волосами. Оно что-то бормотало, копошась в ящиках.
Приоткрываю глаза, чтобы еще раз на нее взглянуть и удостовериться в том, что вижу, как она резко оказывается передо мной. Лицом к лицу. От нее несет тиной и с волос стекают капельки, которые падают на мою кожу.
— Каково тебе видеть нас? — задает она странный вопрос.
Но я не успеваю ей ничего ответить.
Моя психика решила, что с меня довольно.
Спасительная темнота приходит очень быстро и я отключаюсь.
Глава 9. Сейчас
— Естественно, когда я пришла в себя, — хмурюсь, рассматривая мелькающие незнакомые улицы и здания за окном, — все было нормальным, как и прежде. Без какого-либо намека на сверхъестественное. Тогда я списала все на переживания и реальный недосып.
— Странно слышать это от тебя, — Егор на секунду отвлекается от вождения. Улавливаю боковым зрением то, что он повернул голову в мою сторону. — Ты же общаешься с домовыми.
— И?
— Почему ты вдруг решила, что на этом все и больше ты видеть никого не можешь? Неужели ты не допускала мысли о том, что кроме домашних охранников вокруг нас роится тьма других существ?
— Отчего же, — заставляю перевести свой взгляд на него, — допускала. Но пока ты таким лично не сталкиваешься, то предпочитаешь думать, что оно существует где-то очень далеко от тебя. Желательно в параллельной вселенной. И не трогай домовых, пожалуйста. Из всего…что я видела, они самые честные, порядочные и…
Я на мгновение замолкаю, вспоминая о Сене и Олеге. В горле тут же появляется ком, а глаза заволакивает мутной пленкой накатывающих слез. Я не знаю, что с ними случилось после той ночи. Живы ли они? Охраняют ли по-прежнему наш дом? О том, что стало с квартирой я и вовсе старалась не думать. Отгораживалась от любой мысли как могла. Потому что там осталась вся моя жизнь. Все, что я любила. Все, чем дорожила. Моя семья и та, осталась там. Но я стараюсь помнить и думать о них не как об окровавленных телах, которые смотрели в потолок своими безжизненными глазами.
А как о тех, кто до сих пор ждет меня дома.
Стоит мне переступить порог квартиры, как я услышу запах маминой выпечки смешанный с ароматом ее любимой туалетной воды. Я обязательно найду ее на кухне, миниатюрную, изящную, одетую в красивый домашний костюм. Готовящей ужин и параллельно решающей еще десять дел, никак не связанных друг с другом. Иногда я шутила, что в этой многофункциональности и скрывается ее супер способность. Если бы у мамы было еще десять рук, уверена, она успевала бы еще больше.
А в зале нашелся бы папа. Ворчащий на плохое кабельное и комаров. Но это чисто для фона. На самом деле он уже давно не обращает внимание на мелькающие картинки на экране. Он как всегда весь в работе, мысленно перебирая документы у себя в голове. Но он обязательно мне улыбнется сразу же, как только увидит. Заговорщицки шепнет, что мама ненароком попала в мою комнату и увидела хаос, творящийся внутри. А я снова мысленно пообещаю себе принести сладости Сене, который периодически бастовал и наводил мне бардак в ответ на диету без сладкого.
А потом мы сядем за стол, будем кушать вкусную домашнюю еду и рассказывать друг другу о том, как прошел день. Смеяться над шутками папы, обсуждать новые идеи мамы и сетовать на то, что учеба в моем универе становится все сложнее. И после обязательного чаепития разошлись бы спать. Чтобы утро снова увидеться и пожелать такого привычного, теплого и семейного «доброго утра».
Я ведь до сих слышу их голоса.
До сих пор…
— Куда мы едем? — встряхиваю головой и снова фокусируюсь на пейзаже за окном, стараясь подавить нахлынувшие эмоции.
Но вместо ответа, Егор заворачивает на стоянку перед каким-то рестораном и вытаскивает ключи из замка зажигания.
— Пойдем, — коротко бросает он мне.
— Что? — не спешу исполнять его просьбу. — Зачем?
— Я еще не обедал.
— Я не пойду туда, — качаю головой. — Нет, нет и нет.
— Ты не хочешь вспомнить какова на вкус нормальная еда? Неужели больничная баланда, которой вас пичкают так понравилась? — Парень открывает дверь с моей стороны и выжидающе смотрит на меня.
— Нет, она все так же противна, — пусть и с трудом, но я выдерживаю этот взгляд и продолжаю противиться его тону. — Я могу подождать тебя в машине. Честное слово, я не сбегу. А если не веришь, то можешь приковать меня наручниками.
— Мы же оба знаем, что нравится тебе это или нет, но ты все равно выйдешь из этой машины. — Слышится его вердикт. — Поэтому не трать время зря, я должен вернуть тебя до пяти часов.
— Спасибо, я не забыла, что до сих пор являюсь больной, которая вышла под твою расписку и, естественно, не могу тебе не повиноваться. Но я думала, что будет какой-то тест, проверка моих показаний, но не…ресторан и мой позор. — Гневно цежу сквозь зубы. — Зачем тащить меня в больничной спецодежде в это место? Чтобы лишний раз ткнуть лицом в грязь? Мол, посмотри, как живут нормальные люди и сравни их с собой. Благодарю, я но прекрасно помню, где мое место и оно незавидное. Изысканные блюда не заставят меня вдруг резко что-то вспомнить или в чем-то признаться. Ровно так же, как и шикарный десерт не поставит меня на путь истинный. Все, что я знала, уже рассказала предыдущим врачам. Все, чем могла, я помогла. Пожалуйста, хватит. Не мучай меня больше…
На последнем слове я уже перестаю держать все под контролем и заливаюсь жгучими слезами. От стыда за свой внешний вид и положение, в котором оказалась.
— Запомни, жалость губительна. Особенно, если жалеть начинаешь себя. Слабаки никому не нужны. Они- балласт, тянущий всех на дно.
— Ну так не тяни меня обратно на поверхность. Я устала, понятно? Отпусти, отвези обратно в больницу и дай раствориться в тех стенах.
Но парень даже не реагирует на эти просьбы. Его пальцы больно сжимают меня за предплечье и тянут на себя. Это первый телесный контакт и он не из приятных. Пальцы Егора цепкие, сильные и холодные. Настолько, что ощущение многочисленных иголок, впивающихся в то место, где чувствуются его пальцы пробирает до самой кости. Я сделала всего одну попытку дернуться в сторону, но он сжал руку еще сильнее и буквально поволок меня к дверям дорогого ресторана. И когда мы оказались внутри, я инстинктивно вжала голову в плечи, смотря на всех с плохо скрываемым страхом. Благодаря больнице, я забыла, каково быть в таком месте и в таком обществе. Я привыкла к отрешенным взглядам и людям, которые существуют где-то там, глубоко внутри себя, а не здесь. И если я раньше могла с гордостью говорить, что являюсь стрессоустойчивой. То сейчас не знала, как среагирую на косые взгляды со стороны чужих людей. Нервная система расшатана к чертям собачьим. Минутой ранее я была зла, потом ревела, а сейчас едва могла заставить свои же ноги худо-бедно двигаться. И то, потому что прекрасно понимала, что если упаду, Егор потащит меня следом за собой даже в таком положении. За руку, за волосы или за что-нибудь еще, за что дотянется и зацепится.
Но, как ни странно, людей в ресторане было очень мало и наше появление их не смутило. Вскользь глянули в ту сторону, где мы стояли и затем продолжили заниматься своими делами. Кто-то доедал свой стейк, с которого капала кровь из-за малой степени прожарки. Кто-то читал газету, а кто-то пил кофе и вел разговор с собеседником. Даже официанты поприветствовали только Егора, а меня будто не заметили. Хотя он до сих пор крепко сжимал меня за руку и я была уверена, что к вечеру на коже будут алеть свежие синяки в виде отпечатков пальцев. Я даже не сдержала вздох облегчения, когда он грубо толкнул меня на стул, принуждая сесть за стол в небольшом отдельном зале.
— Заказ будет через минуту, — тихо шелестит голос красивой девушки, которая сопроводила нас сюда.
От красивых и ухоженных людей я тоже отвыкла. Ведь на протяжении полугода у меня в соседях были те, кому двадцать четыре на семь наплевать на свой внешний вид. Седые, взлохмаченные, лысоватые, отекшие, худые, бледные, с плохим запахом изо рта и еще множество тех, кого давным-давно не заботит отсутствие зеркала в палате. Поэтому не сразу поняла, что пялюсь на нее, на автомате потирая то место, где еще чувствовалась хватка Егора. На парня даже смотреть не нужно было, его энергетика заполнила всю комнатку и давила, душила, подавляла. Настолько, что официантка управилась за минуту и сорок пять секунд, выставляя блюда и поспешила покинуть нас.
— Почему накрыли всего на одного человека? — кошусь на приборы и тарелки вокруг себя. В то время, как половина стола, где находился парень пустовала.
— Потому что я не голоден, — он откидывается на высокую спинку кресла, которое из-за своей формы выглядело почти как трон, оббитый алым бархатом. — Это все для тебя. И только посмей сказать, что не голодна. Я вижу, как ты жадно вдыхаешь запах и как часто сглатываешь слюну.
Самое паршивое, что от его взгляда никуда не деться. Он считывает меня так, будто я даже не интересная книга, а рекламный буклет. Который он потом просто скомкает и выбросит за ненадобностью.
— Это хоть не последняя трапеза для заключенного? — обреченно вздыхаю.
— Все зависит исключительно от тебя, — пожимает он плечами. — Я уже обозначил условия сотрудничества и исход событий в том или ином случае. Только вот ты до сих пор увиливаешь от своих обязанностей.
— Не правда, — несмело тянусь за долькой помидора, — я заново все переживаю и записываю все на диктофон.