– Совсем не глубоко, – прокомментировал первый из воинов, – уткнулась во что-то, погляди, Валуй.
Новгородец, одной рукой придерживая стрелу, второй отогнул рубаху на Вадиме.
– И прям уткнулась…
Валуй уперся в грудь раненому, и резко выдернул стрелу – на месте раны проступило темное пятно, но крови было совсем не много.
– Что там, Валуй? – в нетерпении спросил воин.
– Эва! – ответил бородач, отогнув рубаху Вадима еще больше и извлекая пробитый нагрудный крест.
– Положь, – прохрипел Вадим.
– Чудной у тебя оберег, но живот[33] тебе спас – не сомневайся!
– Положь, – повторил Вадим, – отцовый оберег.
Оба новгородца переглянулись и закивали головами, – мол, понятно, раз отцовый, то что надо оберег, мол, всем оберегам оберег!
Валуй спрятал обратно под рубаху продырявленный серебряный крестик, и воины, больше не задавая лишних вопросов, осторожно подняли Вадима на руки. Его перенесли через дорогу и уложили на траву.
– Лежи покуда, – сказал один из спасителей, и они ушли.
Вадим думал о Сигурде – жив или нет? Он осмотрел свое раненое плечо – стрела, пробив мясо и кость, прошла навылет. Наконечник торчал с обратной стороны, а оперенье обломилось, оставив небольшой осколок древка. Рядом с ним на травку стали сносить и укладывать других раненых. Он вглядывался в одежду принесенных, но Сигурда не было. Вадим посмотрел на реку. Уткнувшись в противоположный берег, догорала одна из ладей викингов. «Другие, вероятно, ушли», – подумал Вадим. Через реку, на плотах к их берегу спешили новгородцы. На переднем плоту он заметил князя с десятком его личных телохранителей. Боривой был мрачен, судя по всему, нападение застало его врасплох – потери оказались велики. Вступив на берег, князь стал обходить поле брани.
Подошедший Палей заслонил обзор.
– Жив? – спросил он.
– Вроде да, – ответил Вадим.
Десятник осмотрел плечо.
– Жить будешь, ерунда, щас достанем.
Он подозвал кого-то из воев. Подошедшим оказался один из тех бородачей, что достал Вадима из канавы.
– Держи его! – приказал Палей, а сам стал прилаживаться к стреле. Он ножом, аккуратно надрезал древко около наконечника и обломил его. Затем резко дернул оставшееся древко из руки вверх – пошла кровь.
– Валуй, перевяжи его, – попросил десятник бородача. – А ты, паря, молодец, двоих свалил – я видел, ужо расскажу про тебя ипату – отметит, он дюже воецов[34] любит!
«Двоих?! – мелькнуло в голове. – Ну да, двоих! А тех троих он и не видел».
Вадим ухмыльнулся про себя, но он еще и сам до конца не верил в свое воинское везение, или, быть может, это счастье в первом же бою завалить пятерых?!
– Палей, – позвал Вадим, – варяга моего не видал?
Десятник, собиравшийся было уйти, обернулся и отрезал:
– Нет!
Валуй намазал рану какой-то вонючей мазью и стал перевязывать плечо.
– Много наших-то полегло? – спросил Вадим.
– Да почитай все, кто был на этом берегу, – ответил бородач, – вершники дали плеча,[35] а мы с Палеем в лес отошли.
– И что же было дальше?
– Они за нами в лес не пошли, вершники опамятовали[36] и пытались вдарить еще раз, но не вышло…
Валуй затянул узел так крепко, что Вадим сжал зубы.
– А потом рог протрубил и они стали к ладьям отходить, – не обращая внимания на гримасы раненого продолжал бородач, – по дороге почти всех своих собрали – и айда по реке вниз.
– Так и ушли? – не поверил Вадим, скосив взгляд в сторону противоположного берега, где догорал один из драккаров.
– Не-е-е, – протянул Валуй, – наши подпалили одну ладью, и всех, кто там был, перебили. Готово! – закончив перевязку, он осмотрел нос Вадима.
– Ничего, щас поправлю, – сказал бородач.
Вадим не успел вскрикнуть от боли, но слезы сами брызнули из глаз, когда бородач, двумя руками устроил скосившийся нос раненого на место.
– Ну вот, теперь хорошо, скоро заживет, – невозмутимо изрек Валуй.
Он отошел и стал осматривать другого раненого, что лежал рядом с Вадимом и ругался – у парня была сломана правая рука и почти срезано ухо, которое кровоточило и свисало на щеку.
– Знатно повоевали, – вздохнул Вадим, гадая, куда же мог подеваться Андрей.
Лагерь устроили за поворотом дороги, в пятистах метрах от переправы, на небольшой поляне. Новгородцы поставили шалаши из жердей и веток, которые напоминали Вадиму невысокие индейские вигвамы. В шалашах разместили раненых, их набралось десятка три. Остальные воины устроились прямо у костров – варили кашу. Валуй оказался хорошо сведущ в лечении – плечо ролевика почти не болело. Поздно, когда лагерь уже засыпал, Валуй принес раненым каши и воды. Обождав, пока те, кто мог, поели, принялся менять повязки.
– А куда нас теперь, Валуй? – спросил Вадим.
– Дык завтра придут телеги от чудинов, заберут вас.
– В Каргийоки?
– А куда еще, туда и повезут. Князь ужо распорядился, – ответил бородач, – ну, почивайте покуда.
Валуй ушел. Вадим остался лежать в шалаше еще с двумя ранеными новгородцами, с молодым и старым – он так их для себя определил. Старый почти сразу же уснул, а молодой ворочался и охал – у него была повреждена нога, и он никак не мог устроить ее поудобнее. Вадиму не спалось, и он выполз наружу под звездное небо. Невдалеке догорал костер. Взошла полная луна, осветив лагерь. Ему подумалось об убитом Сигурде. «Мы прожили всего двое суток в прошлом, и один из нас уже убит, а я едва уцелел! – размышлял Вадим, глядя на ворочавшихся у костра воинов. – Вот интересно, а долго ли протянем мы с Павлом?» Верить в смерть товарища не хотелось. Еще вчера они были вместе, ели, пили, разговаривали, немного ссорились, и вот теперь его нет. Чертовски хотелось курить, и в голове отчего-то закрутилась песня Высоцкого:
– Друг, оставь покурить! – а в ответ – тишина:
Он вчера не вернулся из боя…
Потом мысли съехали в сторону, и Вадим вспомнил глаза убитых им викингов. Он где-то слышал раньше, что нельзя смотреть в глаза – потом всю жизнь будут преследовать лица убитых и мучить кошмары. Он прислонился к жерди, что служила каркасом шалашу, и сам не заметил, как уснул. Но зато он тут же увидел сон, в котором реконструкторы на фестивале бились стенка на стенку, ломая друг другу шлемы, пальцы, шеи. Вадим хотел крикнуть им: «Зачем?» Но не смог, его словно кто-то держал за горло…
«Кровавые мальчики» ему так и не приснились.
На следующий день он проснулся поздно – его никто не тревожил, не будил. Протерев глаза и оглядевшись, Вадим понял, что в шалаше только он и старый. Он выполз наружу, встал, размялся. Вправленный бородачом-Валуем нос, не болел. Рядом сидел молодой. Лагерь был почти пуст – остались только раненые и еще два десятка конников у дороги, казалось, они кого-то ждут.
– А где все? – спросил Вадим парня с раненой ногой.
– Ушли; еще на заре, – ответил тот, повернув голову.
Из-за соседнего шалаша вышел Валуй, неся два котелка, наполненных водой.
– А вот и наша мамка пришла, молочка принесла, – обрадованно пошутил парень.
Из соседних шалашей раздался сдержанный смех. Валуй поставил котелки рядом с Вадимом, подошел к молодому бойцу и вкатил ему увесистую оплеуху.
– Мамка, поди, такого олуха давно уже ждать перестала!
Смех раздался громче.
– На кой он ей, такой квёлый?! – услышал Вадим из соседнего шалаша.
– Идите, хлебайте, соколики! – громко скомандовал Валуй.
Раненые, кто мог ходить, вылезли из шалашей и потянулись к котелкам с водой.
– А тебя поутру сам князь спрашивал, – тихо произнес бородач, – приходил с ипатом. Но я им доложил, что ты спишь.
– Больше ничего не сказали? – поинтересовался Вадим.
– Ну-у, – протянул Валуй, – спросили про твою рану, но я их успокоил, сказал, что все у тебя хорошо. До свадьбы заживет.
– Спасибо, – поблагодарил Вадим.
– Щас подводы придут и поедем.
– И ты?
– И я. Князь наказал при вас оставаться, – он обвел рукой раненых, – приглядывать.
Как и обещал Валуй, вскоре пришли подводы в сопровождении трех десятков вооруженных вепсов. Встретив их, новгородские конники ускакали по дороге догонять ушедшую дружину.
Погрузились не все – нескольких умерших ночью раненых пришлось закопать тут же на поляне, в том числе и старого, с которым ночевал Вадим. Мысль о том, что он всю ночь провел с мертвяком, Вадим отогнал за ненужностью. Один день, один бой, зеленые мухи в лужицах крови, сердце сжалось, но лишь на миг. Внутри что-то затвердело, или это такая адаптация к истории?
Тронулись. Подъезжая к реке, Вадим оглядывался по сторонам, не лежит ли где Сигурд. Может, забыли, не нашли? Но нет. Все трупы были еще вчера собраны и приданы земле. Заметив, что он крутит головой, бородач указал в сторону леса.
– Вон там всех и схоронили.
Посмотрев в указанном направлении, Вадим заприметил свежий холмик и водруженный по центру камень – братскую могилу. Вадиму захотелось перекреститься, но он сдержался – еще не поймут, или поймут, но так, как у язычников принято – потом не объяснишь. «Упокой, Господи, душу раба твоего Андрея, – едва шевеля губами, пробормотал Вадим и тяжело вздохнул. – Поиграли, мать ети, в реконструкцию!»
Обоз с ранеными переправился на плотах и вышел на лесную дорогу. Однако Вадим помнил, что им удалось не так далеко уйти от Каргийоки. По дороге юного бойца одолевали странные философские мысли, что за ним раньше наблюдалось не часто. Думалось об Андрее, о его гибели, о жизни, смерти и почему-то о листве, которая нашептывала что-то у дороги под легкими дуновениями ветерка. Вспомнились слышанные некогда, наверное, еще в институте стихи: