Варяги и Русь — страница 33 из 46

— О, спаси меня, спаси, Яруха, и я вечно буду молиться за тебя! — зарыдав, воскликнула девушка.

— Ступай за мной, — сказала Яруха, — я спасу тебя, но помни, что бы я ни делала, ты должна покориться моей воле, иначе погибнешь.

— Я буду покорна, буду рабой твоей, только не дай меня в жертву идольникам.

— Ну, успокойся, будешь жива, коли, сама не умрешь. Скорей иди!.. Слышишь, голоса, то идут за тобой… беги по этой тропинке к Чертову убежищу, а я потихоньку поклюкаю за тобой…

— А отец? — спросила Зоя, останавливаясь.

— Кому нужен твой старый черт! — возразила колдунья. — Ступай, ступай… Неравно увидят, тогда и мне достанется за тебя.

Девушка пошла. Действительно, голоса приближались и разносились протяжным эхом по лесу. За девушкой и старухой издали следил человек с обмотанной тряпкой головой. То был дедушка Якун. Он слышал разговор Ярухи и Зои и понял, что если Яруха берется спасти девушку, то в этом кроется подвох. Проходя по лесу, он заметил, что к Чертову бережищу пробирались всадники; среди них был Вышата. Увидев после этого Яруху с Зоей и услышав их разговор, он смекнул, что колдунья спасает ее для Вышаты… Жаль сделалось ему девушки. «Хошь и слаба моя помощь, — подумал он, — но у меня есть хорошие помощники, и они не выдадут меня».

Под помощниками он имел в виду своих медведей, повиновавшихся даже его взгляду.

Яруха и Зоя прошли мимо, не заметив его, и тогда он, обогнув холм, ближайшей тропинкой прошел к оврагу, находившемуся поблизости от жилища Ярухи, и засел в чаще.

С того места, где засел Якун, избушка Ярухи была видна как на ладони. Он заметил, что за избушкой стояли лошади.

— А, вон оно что! — проворчал про себя Якун. — Недаром, значит, ехал сюда Вышата… Ах, ты, вражий сын… Знает, где малина растет…

Яруха и Зоя были уже недалеко от избы, как вдруг одна из лошадей заржала. Девушка остановилась.

— Ну, что ж стала, красоточка? — спросила Яруха.

— У тебя кто-то есть?..

— Ну что ж, что есть… Мало ли у Ярухи бывает народа. Кроме того, сегодня Купала и много перебывает у меня, чтоб узнать свою судьбу. Не пяться, девка, — строго сказала она. — Поздно пятиться… Ты обещала быть покорной, ну, и слушайся Ярухи… Не на гибель я привела тебя сюда.

Она взяла Зою за руку и почти силой повела ее к избе, но девушка вырвала руку и пустилась бежать. Яруха бросила ей вслед свою клюку, Зоя зацепилась за нее и упала.

— Постой, красавица, зачем бежать? — сказала Яруха. — Я тебя спасаю от смерти, а ты — бежать… Зачем в изъян вводить старуху… Ведь за тебя дадут мне хороший выкуп…

Девушка сильно расшибла колено и не могла сразу подняться. Она умоляюще взглянула на Яруху и жалобно промолвила:

— О, не отдавай меня Вышате… Я буду твоей рабой, но… но не хочу быть в княжеском терему.

— Знаю, знаю, моя ласточка, что ты не хочешь, да на это не моя воля…

В эту минуту появился Вышата, а за ним и другие всадники.

— Бери свою добычу, — сказала Яруха Вышате.

— А, красавица, — воскликнул он, — наконец-то ты попалась мне, моя пташечка… Будь же милостива, полюби меня, а уж я никому не выдам тебя, кроме Красного Солнышка. Ведь ты любишь греться на солнышке!.. Ну, он тебя и пригреет, и обласкает… Ты не думала сегодня быть счастливою, а счастье тебе само в руки далось… бери же его. Эй, молодцы!.. Берите ее! — крикнул он и бросил Ярухе кошель с рубанцами.

Слуги Вышаты, схватив Зою, передали ее ключнику, но в это время все лошади вдруг метнулись, а лошадь Вышаты взвилась на дыбы и, сбросив с себя седока, ускакала: на поляну шли два медведя, а позади них Якун.

— Тю, их, тю, треклятых!.. — натравливал он медведей на челядь Вышаты; громко крича, они исчезли в лесу.

Вышата, видя, что его слуги убежали, бросился к лошади, которая, зацепившись поводом за кусты, стояла и дрожала от испуга.

В это время на опушке леса показались два человека; один из них бежал с обнаженным мечом, а за ним шел старик с дубиной… Заметив Вышату, молодой витязь помчался за ним, но тот успел сесть на коня и скрылся в лесу.

Когда народ ушел от избы Симеона, Руслав, не найдя Зои, побежал к Ярухе. По дороге Руславу встретился Олаф.

— Стой, неразумный! — крикнул он, преграждая Руславу путь. — Куда бежишь?

— Прочь с дороги! — крикнул Руслав, замахиваясь на него мечом. Олаф не испугался и схватил его за полы кафтана. Но Руслав, не сознавая, кто его останавливает, ударил его своим мечом плашмя по голове; тот упал, а Руслав побежал дальше.

Якун, нагнувшись над девушкой, приводил ее в чувство.

— Ах, вражий сын!.. Не подоспей я со своими мишками, не на радость бы тебе жить, моя горлинка… И красавица ж ты писаная… Небось, у него губа не дура… Ну, вспомнит же он меня, треклятый… Уж здорово я его попотчевал, да, жаль, маловато… Живо, коршун пучеглазый, поднялся да и тягу… А, это ты, родимый! — воскликнул он, увидев Руслава. — Ну, не будь моих друзей со мною, мне бы не справиться с вражьими сынами… Цыц, вы треклятые!.. — прикрикнул он на них; медведи начали лизать его скроенные из барсучьей шкуры сапоги.

В это время подошел Симеон.

— Дитятко мое родное! — воскликнул он. — Измучили тебя ироды, погубить хотели. — Он обнял ее и начал целовать ее.

Девушка начала приходить в себя и открыла глаза, затем, заплакав, обняла старика отца.

— Успокойся, дитя мое… Теперь ты в безопасности; мы никому не дадим тебя… Посмотри, и Руслав здесь… — утешал ее Симеон.

XX

На большой луг, находившийся за Лысой горой, стекался народ; парни и девушки уже успели натаскать зеленых ветвей, пучков соломы, сырых дров, лучины и все это сложить в костры. Сухие ветви и деревья не допускались для сожжения священных костров, как лишенные жизни. Везде вокруг высокого холма, на лугу и на опушке леса, виднелись женщины в повязках, молодые девушки в белых рубашках с зелеными венками на головах, парни в войлочных колпаках и с распахнутыми свитками на плечах, в полотняных штанах и рубашках. Всюду раздавались песни.

Каждое село раскладывало свой костер на том самом месте, где горел он в прошлом году. Весь громаднейший луг был занят семьями, сидевшими по группам. Замужние женщины и старухи сидели подле горшков и мисок, наполненных мясом, хлебом и пирогами.

Наконец солнце начало склоняться к закату и повисло за горой над лесом. Парни и девушки с нетерпением посматривали на него и ждали, когда померкнут его последние лучи, тогда можно будет зажечь костры и начать хороводы.

И вот солнышко скрылось и вечер начал опускать на землю свою темную пелену, закрывая голубой свод неба, на котором мерцали звезды. Теперь ждали появления князя, чтобы зажечь огни.

Но вскоре стало известно, что князю нездоровится и его не будет.

Парни начали тереть сухие кусочки дерева один об другой, чтобы добыть из них священный огонь; огонь этот потом, в продолжение года должен был гореть в домашнем очаге; его нельзя было выносить из избы и одалживать другому: это считалось оскорблением святости огня.

Вот уже задымились палочки в руках одного из парней, но вдруг все закричали:

— А кто же зажжет костры?..

Наконец остановились на двух девушках, с ними сидели женщина и три мужчины: двое молодых и третий старик, перед ними не было костра.

Несколько парней бросились к ним.

— Что же у вас нет костра? — спросили они.

— Мы только что пришли, — отвечали они, — и не успели собрать костер.

— Ну, коль вы пришли последними — вам и зажигать первый костер, — сказали им. — Вот только спрячется огненный шар, так и зажигайте…

— Не подобает нам, — тихо сказал Стемид, — зажигать огня в жертву языческим богам…

— Что делать, — вздохнул Извой, — пока солнце взойдет, роса глаза выест…

— А по мне, — заметил Ероха, — чем бы ни тешиться, только бы не плакать… Девушки молодые… Пусть их попрыгают да попоют.

Девушки посмотрели на старика; тот одобрительно кивнул им головой, и они встали и пошли гулять. Светозора пошла с ними. Вслед им послышался голос старика:

— Не заходите далеко… Ведь знаете, что на Купалу случается…

— Да ведь я, тятенька, с ними, — отозвалась Светозора, — я глаз не спущу.

— Ну, ты тоже смотри за собой, — проворчал старик и начал угощать Стемида и Извоя медком да бражкой.

Пылающие костры освещали темные своды небес, а на земле было светло, как днем. Зарево от костров обливало своим ярким светом прыгающих через огонь молодых парней; все прыгали так, чтобы не погасить лучину, и, перепрыгивая весело, говорили: «Купала». Так продолжалось всю ночь.

Но вот уже начинало светать: все садились вокруг костров, ели и пили. Старики болтали и пили мед; под деревьями шептались уединенные парочки; девушки, взявшись за руки, водили хороводы; парни, набегая, разрывали цепь их рук, обнимали и целовали их.

Ероха со своими дочерьми и их сужеными под утро отправились домой. Проходя мимо костров, у которых попадались знакомые, старик останавливался, перекидывался несколькими словами. Точно так же остановился и Стемид у одного костра; Ероха тоже был знаком с этой семьей. Они выпили по чарке вина да по кружке меду, а между тем Извой и девушки ушли вперед.

Идя по лесной тропинке, они весело болтали, в полной уверенности, что Ероха и Стемид идут сзади… Оксана время от времени подтрунивала над Светозорой, что она такая грустная. Вдруг впереди, в лесу, послышался лошадиный топот.

Извой и девушки остановились и затем спрятались в лесу. Спустя две-три минуты на тропинке показалось несколько всадников. Они проехали мимо, и все облегченно вздохнули, как вдруг послышался голос Вышаты:

— Бросай на них арканы и вяжи!..

После этого раздались крики:

— Спасите, люди добрые, спасите!

Узнав по голосу отца и Стемида, девушки выбежали, но Извой силой остановил Светлану и заставил ее лежать в кустах, а сам побежал на помощь… Однако не успел он сделать нескольких шагов, как увидел, что слуги Вышаты схватили Оксану и Светозору и ускакали, между тем как остальные набросили аркан на Извоя и связали его.