ь и ячмень («на многих городищах и открытых поселениях найдены жернова — свидетельство распространения мельниц»). Подчеркивая цветущее состояние земледелия у балтийских славян, ведшееся не на плодородных землях и являвшееся плодом их рационального труда, П. С. Савельев отмечает, что германские государи часто выписывали на берега Рейна «вендских» земледельцев, чтобы научить своих подданных искусству возделывать песчаную почву. А «вендская борозда» служила, добавляет H. Н. Ильина, «образцом для оседлого населения Германии» (еще в середине XIX в. в Средней и Южной Германии глубокие и узкие борозды назывались «вендскими»).
Затем по значимости шло скотоводство, также находившееся в цветущем состоянии (разводили крупный рогатый скот, лошадей, свиней, овец, коз). Были развиты птицеводство, пчеловодство, огородничество, садоводство, рыболовство, охота на диких животных. Занимались славяне солеварением (лидерами в этом деле были жители Колобрега, производившие соль, по оценке А. А. Котляревского, «в огромных размерах», снабжая ею не только весь Север, но и Польшу, и Русь), высокого уровня достигли у них плотническое дело, храмовое деревянное зодчество, приводившее чужеземцев в восхищение, судостроение (речные и морские суда), сооружение важнейших узлов коммуникаций, бывших частями торговых путей, — мостов (простых и сложных, через болота и озера «глубиной до 18 м, а иногда и большей глубины», длиной, подчеркивает Херрман, «более 2 км»), гончарное производство, выделка кож, ткачество, ювелирное дело, производство оружия, домашней утвари, предметов роскоши, шитье золотом, скульптурные и живописные работы, металлообработка, литье или ковка из благородных металлов[193].
Уровень развития названных отраслей хозяйства южнобалтийских славян вызвал такой уровень их жизни, что он неимоверно поражал воображение соседей-германцев. По свидетельству Адама Бременского (ум. после 1080) и магдебургского епископа Адельгота (ум. ок. 1110), славянские земли густо заселены и чрезвычайно обильны продуктами питания. В житиях Оттона Бамбергского говорится о Поморье, которое предстало перед проповедником в 20-х гг. XII в. в состоянии невиданного им доселе довольства и богатства, бывших причиной до предела изумившей его и его спутников дешевизны жизни поморян по сравнению с остальными европейцами: «Нет страны обильнее медом и плодоноснее пастбищами и лугами», что «изобилие рыбы в море, реках, озерах и прудах настолько велико, что кажется прямо невероятным. На один денарий[194] можно купить целый воз свежих сельдей, которые настолько хороши, что если бы я стал рассказывать все, что знаю о их запахе и толщине, то рисковал бы быть обвиненным в чревоугодии. По всей стране множество оленей и ланей, диких лошадей, медведей, свиней и кабанов и разной другой дичи. В избытке имеется коровье масло, овечье молоко, баранье и козье сало, мед, пшеница, конопля, мак, всякого рода овощи и фруктовые деревья, и будь там еще виноградные лозы, оливковые деревья и смоковницы, можно было бы принять эту страну за обетованную, до того в ней много плодовых деревьев». По приведенной цитате можно судить не только о некоторых сферах занятий южнобалтийских славян, но и о их высочайшем уровне развития, который авторы житий выражают словами «обильный», «невероятный», «множество», «избыток».
По словам И. Е. Забелина, для европейцев славянская земля действительно была «землей обетованной», в которой всего было вдоволь. Славяне, свидетельствуют современники, почти не знали бедности. О Поморье шла слава, что там не было нищих, а бедняки вообще презирались. Когда епископ Бернгард явился в 1122 г. для проповеди в Волин, то жители, лицезря его разутым и в одежде бедняка, не поверили, что он есть посланник истинного бога, «полного славы и богатства», и приняли его за обманщика. Успех проповеди Оттона Бамбергского во многом заключался именно в том, что поморяне увидели в нем богатого человека. В данном случае показательно сопоставление уровня жизни датчан и южнобалтийских славян, сделанное спутниками Оттона. Во время его второй проповеди (1127) на Южной Балтике, когда он посетил главным образом города лютичей и Штеттин, один из его приближенных побывал в Дании, у датского архиепископа. И сразу же яркие краски, присущие в описании жизни и экономического быта южнобалтийских славян, исчезают из жития святого: у датчан церкви и дома знатных людей очень бедны и убоги на вид, жители занимаются в основном скотоводством, а также рыболовством и охотой. Земледелие развито слабо, в образе и одежде у датчан, заостряется внимание, не было ни роскоши, ни изящества[195].
Уровень благосостояния южнобалтийских славян вместе с тем во многом определяла их торговля, далеко выходившая за границы Балтийского региона. Как в свое время точно заметил М. В. Ломоносов, они «издревле к купечеству прилежали. В доказательство великого торгу служит разоренный великий город славенский Виннета, от венетов созданный и проименованный»[196]. Какое место торговля занимала в их жизни говорит тот факт, что крупнейшим святилищем южнобалтийского Поморья был храм бога торговли Радегаста в Ретре, который, поясняют германские хронисты XI в. Титмар Мерзебургский и Адам Бременский, «пользовался чрезвычайным уважением и почестями со стороны всех славян», которые видели в нем, говорит А. Н. Саливон, «оракула, своего защитника, в знак победы приносили ему жертвы» (его имя сохранилось в многочисленных названиях местностей). Причем идол Радегаста «сделан из золота, ложе из пурпура»[197].
Торговая деятельность славян и ее небывалый для всей остальной Европы размах диктовался, справедливо говорил А. А. Котляревский, «срединным географическим положением страны, соединявшей север и восток с западом и югом, богатой морскими и речными судоходными путями сообщения», что открывало им свободный доступ ко многим европейским рынкам. Но только Европой их активные и масштабные торговые связи не ограничивалась. По А. Ф. Гильфердингу, они торговали напрямую с Азией. А. Г. Кузьмин начало последней относит к концу VIII века. На рубеже VIII-ІХ в. торговля славян с западными соседями была настолько значительна, что Карл Великий счел необходимым ее упорядочить (в 805 г. император «запретил немецким купцам ездить в Славянскую землю и назначил только три пограничных города, куда могли приходить славянские купцы для сделок с немцами». Особенно строго запрещалось продавать славянам «оружие и брони»: «у того, кто вез оружие к славянам, весь товар отбирался и половина разделялась поровну между сыщиком и смотрителем торгового пункта; только другая половина поступала в казну»). Уже тогда бодричи имели на берегу Висмарского залива особый торговый порт — Рарог (Рерик). Еще большего размаха торговля славян достигла после IX в. близ устья Одры, где существовало несколько торговых городов: Штеттин (Щецин), Волин и другие, и в этом деле им не уступали жители о. Рюген (Руяна) — руги-русь.
Волин (немцы именовали его Winetha, Julin, Jumne, Jumneta) источники представляют величайшим городом Европы. Адам Бременский (XI в.) и Гельмольд (XII в.) называют его «знаменитейшим» и констатируют, что «это, действительно, крупнейший из всех расположенных в пределах Европы городов, который населяют славяне вместе с другими народами, греками (т. е. представителями Византийской церкви, под которыми понимались торговцы из Руси. — В. Ф.) и варварами», и что он «богат товарами всех северных народов, нет ни одной диковинки, которой там не было бы»[198]. Уже в IX в. этот город занимал площадь в 50 гектаров, и его население в X в. состояло порядка из 5–10 тысяч человек. В XI в. балтийская торговля, достигшая цветущего состояния, была сосредоточена именно в Волине (около него обнаружена почти треть всех кладов Поморья[199]), и он, в чем были твердо убеждены на Западе, уступал только одному Константинополю.
Для сравнения, Бирка, значение которой в жизни Балтийского региона норманисты неимоверно раздувают (она «становится к середине IX в. крупнейшим торговым центром Швеции, а затем и всех стран Балтийского моря»[200]), была расположена, как отмечал в 2009 г. шведский ученый Д. Харрисон, на территории всего лишь 7 га. По его словам, «Бирка была маленьким городком с незадачливой судьбой… Число жителей колебалось от 500 до 1000 чел.». А датский Хедебю в пору своего расцвета — X в. — занимал площадь 24 га, и число его жителей насчитывало несколько сотен человек, может быть, даже более тысячи. Причем сам его расцвет был обеспечен именно южнобалтийскими славянами. Тот же Харрисон подчеркивает, что «датский король Годфред в принудительном порядке переселил в начале IX в. ремесленников и торговцев из западнославянского города Рерика в его город Хедебю, что стало удачной акцией, поскольку через несколько десятилетий этот город стал процветающим королевским торговым городом»[201].
Развита была у южнобалтийских славян внутренняя торговля: города и важнейшие селения имели рынки, племена, даже самые отдаленные, торговали друг с другом (об интенсивности местной торговли говорит тот факт, в Штеттине, например, на торг народ из округи собирался два раза в неделю). И торговлей южнобалтийские славяне занимались не только повсеместно, но и чуть ли не целыми городами. Так, Оттон Бамбергский (ум. 1139) во время своего первого пребывания в Поморье (1124–1125) крестил жителей ряда городов в два приема, т. к. многие из них были купцами и во время первого крещения находились в чужих землях и возвратились домой уже после ухода миссионера. А когда он явился первый раз в Колобрег (Колобжег), то город оказался практически пуст, т. к. его жители отправились торговать в море, на острова. Именно благодаря южнобалтийским славянам франкские и саксонские изделия оказывались на Севере и Востоке, а пушной товар, шедший из Руси, на Западе. Из своих товаров они продавали полотно, рыбу, соль, хлеб, лес и, может быть, янтарь. Но особенно была развита торговля рабами