На то, что торговля являлась одним из приоритетных занятий южнобалтийских славян, указывает топография кладов в их землях[203]. Поэтому естественно, что предшественниками Ганзы и ее ядром стали именно южнобалтийские торговые города Старград, Росток, Штеттин, Волин, Колобрег, а никакие другие побережные города. И. Е. Забелин справедливо говорил в 1876 г., что Ганзейский союз есть «продолжение старого и по преимуществу славянского торгового движения по Балтийскому морю». В. В. Похлебкин констатировал в наше время, что в VIII–XII вв. балтийской торговлей владели и задавали в ней тон южнобалтийские славяне[204]. Характерной особенностью экономики славянского Поморья было раннее и интенсивное развитие городов (по В. Б. Вилинбахову, с VIII в.), что объяснялось их расположением на торговых путях.
И эти торговые города — Старград у вагров, Рарог у бодричей, Дымин, Узноим, Велегощ, Гостьков у лютичей, Волин, Штеттин, Камина, Клодно, Колобрег, Белград у поморян — были весьма обширны, многолюдны и хорошо устроены как в хозяйственном, так и в военном отношении. Они имели улицы, деревянные мостовые, площади, большие дома (в два и, может быть, несколько этажей), были защищены высоким земляным валом, укрепленным частоколом и другими деревянными сооружениями. Исходя из того, что главный город ободритов Рарог немцы именовали Микилинбургом (Magnopolis, Michelburd, Великй город, Велигард), а Волин, по их же признанию, был «крупнейший из всех расположенных в пределах Европы городов», напрашивается только один вывод, что подобных им городов они ранее не видели. Когда датчане захватили в 1168 г. на Руяне Кореницу, то они были поражены видом трехэтажных зданий[205].
Южнобалтийские славяне являли собой одновременно и тип торговца и тип пирата, т. е. викинга (викингами их, например, называет Снорри Стурлусон[206]), причем в том и другом качестве добившись больших успехов. Так, Гельмольд констатирует, что славяне промышляют разбоем, беспокоят, «с одной стороны, данов, с другой — саксов», что «славянскому народу свойственна ненасытная жестокость, почему они не переносят мира и тревожат и с суши и с моря примыкающие к ним страны». Из их числа особо выделяют вагров и руян-ругов-русов (по свидетельству Адама Бременского, именующего последних «могучим славянским племенем», южнобалтийские острова Фембре и Рюген, принадлежавшие, соответственно, ваграм и руянам, «переполнены пиратами и безжалостными разбойниками, которые не щадят никого из приезжих», про ругов Гельмольд дополнительно пишет, что они — «кровожадное племя… занимают первое место среди всех славянских народов, имеют короля…» и что «нападения данов они ни во что не ставят, напротив, даже считают удовольствием для себя вступать с ними в рукопашный бой», «всех сопротивлявшихся» убивали, забирали «в плен много народа» и что, например, после их набега на Данию в 1169 г. «в Микилинбурге в рыночные дни насчитывалось пленных данов до 700 душ и все они были выставлены на продажу, лишь бы только хватило покупателей»). Южнобалтийские пираты гнездились по всему юго-западному берегу, датскому и славянскому, находили себе убежище и в Швеции, их флотилии, состоявшие из сотен судов, каждый из которых мог нести по 44 воина, немилосердно грабили берега скандинавских народов. Лютичи, пишет А. Ф. Гильфердинг, любили дальние плавания и не раз ходили в Англию уже в VIII в., плавали они туда и три столетия спустя, и где их тогда знали, констатирует Забелин, как народ самый воинственный «на суше и на море».
Говорят исследователи и о поселениях южнобалтийских славян в Нидерландах и Англии, что в первой с VII–VIII вв. существовала колония лютичей-велетов. И. Н. Сугорский, пересказывая основные положения труда английского археолога Т. Шора «Происхождение англо-саксонского народа» (1906) и отмечая, что он именует южнобалтийских славян «черными викингами», подчеркнул: «На разных обычаях в Англии, названиях мест, фамильных именах до сих пор сказывается отпечаток южнобалтийского Поморья…. Даже наименование королевского Уиндзора, видимо, произошло от поселения вендов (сербской ветви славянства), тесно соприкасавшихся с целым германским миром той кипучей эпохи. Эти отважные мореходы, занимавшие, между прочим, правый берег Эльбы, когда саксы сидели на левом, принимали несомненно участие в снаряжении кораблей для вторжения в Англию и эмиграции туда массы народа с материка» и что, например, в IX в. они, «будучи в Ирландии, даже защитили Дублин от разбоя датчан» (в комментарии Су-горский поясняет: «Встарь Windsor назывался Wendlesore. В том же районе — Wendlesbury, Wendover (Wendofra — англо-саксонского периода)».
Столь активные и масштабные действия на морских просторах в качестве пиратов и в качестве торговцев славяне могли вести только, конечно, при наличии мощного флота, призванного также защищать побережье. Этот многочисленный флот состоял из больших и малых кораблей, легких на ходу, вмещавших значительное количество товаров, пеших и конных людей. Немецкий археолог Й. Херрман рисует, на основе раскопок в Ральсвике на Рюгене, впечатляющую картину торгово-военного флота руян-ругов-русов (разумеется, его части): «На западной окраине поселения, обращенной к небольшому внутреннему озеру, соединенному с заливом двумя протоками, были устроены многочисленные пристани для судов, состоявшие из чередующихся молов и проходов для кораблей. Эти пристани принадлежали отдельным усадьбам: у каждой был свой причал для корабля. Другие пристани, по-видимому, находились на восточном берегу залива, к юго-востоку и востоку от поселения…».
Славяне были самым мореходным народом на Балтике, «властвовали, — подчеркивает И. А. Лебедев, — на море безраздельно и были передовым народом в мореплавании. Они отличались искусством в построении судов. Первые большие корабли, которые могли вмещать лошадей, были построены ими». Отсюда и важное новшество, введенное славянами в военно-морских операциях: погружая на корабли коней и посредством их совершая быстрые вторжения в глубь территории противника (этот способ был затем перенят у них датчанами)[207]. Именно по самому известному центру южнобалтийских славян, точнее, наверное, все же по имени его жителей, «Балтийское море, — констатировал С. Герберштейн, — и получило название от этой Вагрии», что прямо указывает на тот народ, которому принадлежало Варяжское море. Й. Херрман отмечал, что для западной части Балтийского моря «у немцев со временем установилось название Mare Rugianorum, что значит „море руян“, рюгенских славян»[208], т. е. море именно русских (а не кого-то других). В морском искусстве южнобалтийские славяне превосходили скандинавов, свидетельством чему служит заимствование последними у славян Южной Балтики, как указывал в 1912 г. известный зарубежный исследователь Г. Фальк, ряда морских терминов (например, от славянского «пором» произошли норвежское «ргаш» и немецкое «Prahm»)[209].
В 1845 г. Т. Н. Грановский заключил, что Скандинавию в торговлю с Востоком втянули «поморяне и преимущественно волинцы…»[210]. Во времена господства «ультранорманизма» подобный вывод звучал нелепым вызовом, для больпіинства ученых он вызывающе звучит и ныне. Но справедливость слов Грановского подтверждают многочисленные факты. Так, шведский и другие скандинавские языки содержат славянские заимствования, например, «lodhia» — лодья (грузовое судно), «torg» — торг, рынок, торговая площадь, «besman» («bisman») — безмен, «tolk» — объяснение, перевод, переводчик, толковин, «pitschaft» — печать и др.[211] (в 1837 г. П. И. Шафарик акцентировал внимание в «Славянских древностях», вместе с тем в целом отмечая очень большую зависимость скандинавского мира от «виндов», что в скандинавских преданиях венеды «обыкновенно называются людьми просвещенными. По свидетельству мифологов, норманны отправляют в Ванагейм, т. е. землю виндов, своих богов и знаменитых мужей для приобретения мудрости», от них же «заняли они некоторые божества, обряды и отдельные выражения, относящиеся к предметам гражданственной образованности, как то: torg (трг, торг), serkr (сорочка, indusium), pfluok (плуг), tramba (труба), crosna, krusna (крзно) и др.». Эти слова повторил в 1846 г. во втором томе своих «Исследований» М. П. Погодин, показывая ими высокий уровень развития славянских народов[212]).
Археологи А. Н. Кирпичников, И. В. Дубов, Г. С. Лебедев, всемерно утверждая норманизм в науке, вместе с тем признают, что славянские слова в скандинавском охватывают «наиболее полно и представительно — торговую (включая и транспортную) сферу культуры»[213]. Но это означает только одно: именно посредством славянских купцов скандинавы были приобщены к торговле, от них же получив безмен, без которого ее активное ведение просто немыслимо (т. е. они также у славян учились ведению торговли, как параллельно с тем учились у них же морскому искусству). Исходя хотя бы из того, что слово «torg» распространилось по всему скандинавскому северу, до Дании и Норвегии, то «мы должны признать, — резонно заключал С. Н. Сыромятников в 1912 г., — что люди, приходившие торговать в скандинавские страны и приносившие с собою арабские монеты, были славянами»[214].
О том, что торговые пути на Балтике и в Восточной Европе прокладывали славяне, говорят, наряду с лингвистическими, и нумизматические данные. Согласно им, самые древние клады восточных монет обнаруживаются на южнобалтийском Поморье (VIII в.), заселенном славянскими и славяноязычными народами. Позже подобные клады появляются на о. Готланде (начало IX в.) и лишь только в середине IX в. в самой Швеции