[234]. В XII в. немцы предоставляли русским льготы, чтобы они не обходили стороной Любек. Сообщение НПЛ под 1165 г. о построении в Новгороде церкви «святыя Троиця Щетициници» ученые рассматривают как свидетельство существования организации купцов, торговавших с Штеттином[235] (либо ставят в прямую связь с ним[236]). О том, кто в действительности вел торговлю на Балтике, говорят исландские саги. Так, «Сага об Олаве Трюггвасоне» информирует, что в Англии ее герой выдавал себя за иностранного купца «Али Богатого», вместе с товарищами пришедшего «из Гардарики», т. е. Руси. В другом случае, когда речь идет о трехлетием пребывании Олава в землях южнобалтийских славян, сага сообщает, что «с тех пор, как он уехал из Гардарики, не пользовался он более своим именем, а называл себя Оли и говорил, что он гардский», т. е. русский. Т. Н. Джаксон эти факты интерпретирует в привычном для норманизма духе: «Прозвище Гардский (gerzkr), образованное от наименования Руси Garpar-„Тарды“, носят в сагах купцы, плавающие на Русь»[237]. Исходя из действий Олава, именовавшего себя в пределах славянского Поморья «русским», М. Н. Бережков в 1879 г. заключал, что «новгородский купец не был редким явлением в Вендской земле»[238].
Совершенно очевидно, что поведение Олава в Англии и Южной Балтике объясняются лишь тем, что на Западе имя гардских-русских было настолько известно и вместе с тем настолько авторитетно, что, назвавшись им, можно было получить так важную в торговых делах защиту и неприкосновенность и, к тому же, спокойно затеряться среди многочисленных русских купцов. В «Саге о людях из Лаксдаля» рассказывается, как Хаскульд на островах Бреннейяр встретил Гилли из Гардов (или Гилли Гардского), т. е. Русского, имя которого все хорошо знали и которого «называли самым богатым из торговых людей». Сам Хаскульд характеризует его как «Гилли Богач»[239]. Материал обеих саг показывает, что торговля на Балтике и далеко за ее пределами в X в. была сосредоточена в руках русских купцов, которые слыли самыми богатыми из торговых людей и которые носили поэтому в качестве почетных титулов прозвания «Богатый» или «Богач». У скандинавов, как хорошо известно, был иной профиль занятий, в связи с чем, если процитировать слова норманиста О. И. Сенковского, «презрительно относились к купеческому званию»[240].
Теснейшие связи южнобалтийских и восточноевропейских славян не замыкались, конечно, торговлей. Так, Титмар Мерзебургский сообщает со слов участников взятия польским королем Болеславом Храбрым в 1018 г. Киева о нахождении там «стремительных данов»[241]. Присутствие в Киеве последних объясняется традиционными и широкими связями Руси с Южной Балтикой, откуда они могли прибыть совместно с давними торговыми и политическими партнерами восточных славян — с их южнобалтийскими сородичами. Прибыть по просьбе Ярослава Мудрого, когда он неоднократно обращался за помощью к варягам для борьбы вначале со своим отцом, а затем с двоюродным братом Святополком Окаянным (1015–1018). В Пегауских анналах читается известие о пребывании на Руси в первой четверти XI в. Германа, сына обосновавшегося в Дании поморского князя и датской королевы. По предположению М. Б. Свердлова, Герман явился в русские пределы «не один, а со спутниками датчанами», о которых, вероятно, и говорил Титмар Мерзебургский. В рассматриваемом случае можно упомянуть идею А. В. Назаренко о заключении Ярославом Мудрым в 1018–1019 гг. антипольской коалиции с Данией и Швецией[242].
Столкновение Болеслава с Ярославом объясняется не только родственными связями первого со Святополком Окаянным. В конце X в. Польша на некоторое время присоединяет земли южнобалтийских славян-поморян между Вислою и Одером и южной группы полабских славян — лужичан и мильчан, угрожает их соседям. Ратаре и лютичи, заключив в 1003 г. с немцами союз против Польши, вынуждают последнюю через год покинуть лужицкую территорию (вскоре она вновь их захватывает). Около 1010 г. отпало от Польши и Поморье. В 1017 г. против Болеслава выступили немцы, лютичи, чехи[243]. Тогда же Болеслав принимает активное участие в предприятии Святополка, не только тем самым поддерживая своего зятя, но и пытаясь избавиться от Ярослава Мудрого, союзника балтийских славян.
Последующая история также дает примеры подобной связи Руси с Южной Балтикой. Герборд, оставивший одно из жизнеописание Оттона Бамбергского, рассказывает, как польский король Болеслав Кривоустый (1102–1139), долго воюя с русскими, которых поддерживали половцы и поморяне, захватил в плен перемышльского князя Володаря Ростиславича (в источнике, «короля русского»). И с ним был заключен мир, по которому русские брали обязательство не оказывать помощь поморянам[244]. Контакты русских земель с Поморьем, несмотря на потерю им самостоятельности во второй половине XII в., сохраняются в дальнейшем, что говорит о их давнем и устойчивом характере. По сообщению В. Н. Татищева и H. М. Карамзина, в 1217 г. полоцкий князь Борис Давидович женился «вторым браком на Святохне, дочери померанского князя Казимира…»[245]. В Ермолаевском списке Ипатьевской летописи речь идет о первой жене польского короля Пшемысла II Лукерии, которая «бо бе рода князей сербских, с кашуб, от помория Варязкаго от Стараго града за Кгданском» (эту приписку к событиям начала XIV в. А. Г. Кузьмин датирует тем же временем[246]). И своим содержанием эта информация свидетельствует, что русские в XIIІ-ХІV вв. посещали Поморье, что позволяло им быть не только в курсе событий его истории, но и хорошо ориентироваться на его местности.
Балтийских славян и датчан связывало многое (причем эти связи уходят в глубокую старину, как можно судить по преданиям, зафиксированным датским хронистом XIII в. Саксоном Грамматиком): и соседство проживания, и соперничество (в том числе боевое), и дружба, и что-то еще, близкое обоим народам. Датчане, например, не чурались обращаться за помощью к славянским богам. Так, Саксон Грамматик, говоря о боге Святовите, который пользовался особенным почетом у славянского населения Балтики (его храм находился в Арконе, на о. Руяне-Рюгене), подчеркивает, что «даже соседние государи посылали ему подарки с благоговением: между прочими, король датский Свенон, для умилостивления его, принес в дар чашу искуснейшей отделки…»[247]. «Северо-западная часть Ютландии, — указывал А. Ф. Гильфердинг, — называлась в старину Wendlesysel, теперь Wendsysel, т. е. селение вендов, и заключала в себе волости Wendlefolkheret и Winebiergheret; жители назывались Wendelboer, у латинских писателей Vandali; до сих пор там существуют города Wester- Wandel, Oster-Wandel, Winabiorg (т. е. виндский город)». Датский археолог Н.-К. Либготт отмечал, что «такие названия, как Крамнице, Корзелице, Тиллице и Виннице (датское — itze, слав, — іce), позволяют рассматривать южно-датские острова как область славянского расселения. Не всегда ясно, когда именно оно происходило. Предполагается, что оно началось в IX в.»[248].
Часто славяне и датчане выступали против своих врагов совместно. Уже в знаменитой битве при Бравалле (786) датчане и южнобалтийские славяне плечом к плечу сражались со шведами и норвежцами, многократно объединялись они против агрессии немцев в ІХ-Х в. и их политики окатоличивания (кстати заметить, в литературе допускается, «что имя князя Бравлина из „Жития Стефана Сурожского“ воспроизводит топоним Бравалла», а в «Sogubrot af nokkrum fomkonungum i Dana ok Svia veldi» (XIII в.) упоминается «Регнальд русский», внук Радбарда, сражавшийся в этой битве на стороне шведов и имевший отношение к какой-то балтийской Руси[249]). Издавна датчане и славяне вместе ходили в морские набеги. Так, около 940 г. они напали на Норвегию, причинив ей столько вреда, что норвежская флотилия, преследуя неприятеля, вслед за ним вошла в Балтийское море[250]. Датско-английский король Канут Великий (ум. 1035) был потомком ободритских князей по материнской линии. В Дании нашел себе приют будущий князь (с 1043) ободритов Готшалк, ставший затем родственником короля. С его именем связано возникновение славянского государства на Южной Балтике, опиравшегося на поддержку Дании[251].
Общей и славной историей двух народов является Йомсборг. Датский король Гаральд (936–986), захватив Волин в землях поморских славян, выстроил здесь крепость, названную по скандинавскому имени Волина Юмна или Йомсборг (разрушена датским королем Магнусом в 1042 г.). Вскоре она перешла на сторону славян, сделалась убежищем всех «приверженцев язычества», и в ней пребывали как датчане, так и славяне. Именно Йомсборг, утверждает А. Ф. Гильфердинг, стал центром сбора сил, восстановивших в Поморье язычество[252]. Возможно, что датчане, пребывание которых засвидетельствовал в 1018 г. в Киеве информатор Титмара, а им был саксонец, имели самое непосредственное отношение к «йомским витязям», воевавшим и против датчан, и против норвежцев и, выходит, на стороне Ярослава Мудрого против Святополка Окаянного, за которым стояла Польша, стремившаяс