Захоронения в ладье также не являются исключительно скандинавскими. Так, Д. А. Авдусин отмечал, что подобные погребения встречаются не только в Скандинавии и что части ладьи знаменовали карельские погребения даже в XX веке. На Руси, констатирует С. В. Перевезенцев, еще долго, согласно языческой традиции, «умершего везли либо в ладье, либо в санях». О захоронении в ладье, как обряде, характерном для днепровских славян, говорит ПВЛ своим рассказом под 945 г. о первой мести Ольги за смерть мужа Игоря. Древлянские послы, прибывшие к ней со сватовством, были сброшены «в яму и с лодьею. Принкъши Ольга и рече им: „добра ли вы честь?“ Они же реша: „пуще вы Игореви смерти“. И повеле засыпати я живы, и посыпаша я». Стоит привести и заключение Г. С. Лебедева, что в шведских захоронениях ІХ-ХІ вв. одновременно существовало несколько различных погребальных обрядов, что обряд захоронения в ладье не был преобладающим и что сожжения в ладье, которое так красочно описал Ибн Фадлан, до эпохи викингов «в Швеции неизвестны»[360] (в рассуждения на данную тему норманисты особенно упирают на то, что скандинавы были морским народом. Но морским народом, причем обогатившим морским искусством скандинавов, были именно южнобалтийские славяне. И если захоронения в ладье полагать норманскими, то тогда надо объяснить, почему в древнерусской морской терминологии, которая должна была бы возникнуть у восточных славян, как народа сухопутного, под влиянием скандинавов, полностью отсутствуют слова норманского происхождения[361], в то время, как они, например, имеются в ряде диалектов эстонского языка[362]).
Итогом интенсивных и многовековых связей южнобалтийских и восточноевропейских сородичей стало призвание варягов (варяжской руси) из какой-то балтийской Руси. Как совершенно правомерно резюмировал в 2007 г. академик В. Л. Янин, прекрасный знаток варяго-русских древностей, «наши пращуры» призвали Рюрика из пределов Южной Балтики, «откуда многие из них и сами были родом. Можно сказать, они обратились за помощью к дальним родственникам»[363]. В 2013–2014 гг. археолог А. А. Романчук подытоживал, что, «судя по археологическим данным, приоритетность взаимодействия Юго-Запада Балтики и Северо-Запада будущей Руси возникает еще, по крайней мере, в V–VІ вв., и устойчиво продолжается вплоть до ІХ-ХІ вв. включительно. И эта картина, вытекающая из археологических данных, безусловно, четко коррелирует с основными постулатами и выводами южнобалтийской гипотезы происхождения варягов и руси»[364]. К этим словам археологов, стоящих выше так мешающих науке пристрастий, прибавить остается данные ДНК-генетики, приводимые крупнейшим специалистом в этой области А. А. Клесовым, которые также связывают Рюриковичей со славянской Южной Балтикой[365].
Выше было сказано, что появление варягов не означало ни начало русской истории, ни начало русской государственности. Они органически включились и в саму историю восточных славян, и в процесс создания у них государственности. В самом же процессе вызревания государственности у восточных славян принимали участие, как справедливо заключал А. Г. Кузьмин, разные этносы, имевшие свои традиции, но главным образом славяне и русы, которым были свойственны разные формы организации: у славян община была территориальной, у русов — кровнородственная. А разные типы общины предопределяют разные пути образования государств. Так, у народов с кровнородственной общиной государство возникало как результат установления господства одного рода (племени) над другим и выстраивается лестницей соподчинения сверху вниз. У народов с территориальной общиной государство возникало иным путем, ибо такая община держится принципа равенства как внутри себя, так и в отношении к другим племенам и народам. Ей совершенно чужд культ рода и племени, ей не свойственны аристократические притязания, и в ее состав легко принимаются чужеземцы.
Письменная история застает восточных славян с четко действующей организацией управления, связанной с хозяйственно-экономическими задачами и выстроенной снизу вверх, путем делегирования, вплоть до высшей власти. Согласно летописи, древляне на народном собрании (вече) выбирают князей и «лучших» людей, управляющих Древлянской землей. Но при этом все главные вопросы князья решают только в совете с вече. Сведения о Киеве конца X в. уточняют типичную для восточных славян картину. Жители города и, видимо, сельской округи делились на десятки, сотни и т. д., и такую администрацию венчал тысяцкий. Параллельно с тем существовал совет старейшин, руководивший вечем и следивший за выполнением принятых решений. Так выстраивалась земская власть или, иначе сказать, естественная государственность, которая была наиболее экономически целесообразной формой организации для восточных славян и при которой высший слой еще не отделился от низших звеньев. И вершиной земской власти явились племенные союзы IX в. (летопись называет их «племенами», «землями», «княжениями»), которые отличались внушительными размерами, превышающими площадь большинства европейских стран. Однако эта естественная государственность не могла объединить восточнославянские земли, т. к. для этого не было экономических потребностей.
Окончательно соединить восточных славян перед лицом нарастающей внешнеполитической угрозы смогла внешняя сила. И этой силой стали русы или «род русский», включавший в себя разные этнические группы руси, выходцев прежде всего из Поднепровья, Подонья, Прибалтики и Подунавья (в Раффельштеттенском уставе начала X в., представляющем собой таможенный документ, в числе купцов, торгующих в Восточной Баварии, названы «славяне же, отправляющиеся для торговли от ругов или богемов…». А. В. Назаренко выводит основную денежную единицу устава «скот» из славянского языка[366], что указывает на весьма давнее знакомство немцев со славяно-русскими купцами, начало которому было положено в IX, а может быть, в VIII веке. В отношении того, о каких русах идет речь в уставе, нет сомнений: по мнению ряда зарубежных и отечественных ученых, имеются в виду подунайские руги, давние переселенцы из Прибалтики. В пользу такого вывода говорит и послание папы Иоанна XIII 967 г. Болеславу Чешскому, в котором запрещается привлекать на епископскую кафедру «человека, принадлежащего к обряду или секте болгарского или русского народа, или славянского языка». Под русским народом понимаются подунайские русы[367]).
В связи с тем, что разные группы руси вышли из разных районо, то «род русский» был полон противоречий и между его представителями часто проливалась кровь. Русы, будучи изначально неславянскими племенами, слились в названных районах со славянами, сохранив при этом многие бытовые и психологические особенности. Полагая себя аристократическим славянским родом, они на этом основании претендуют на власть над мирными землепашцами. Как можно судить по русско-византийским договорам 911 и 945 гг., главным занятием «рода русского» были война и торговля. Объединение, созданное русами, оказалось достаточно прочным по причине взаимной заинтересованности: русы, довольствуясь в основном лишь номинальной данью с подвластных славянских племен и не вмешиваясь в их внутреннюю жизнь, взяли на себя обязанность их защиты. По летописи потребность во внешней власти возникла потому, что в пределах Северо-Западной Руси племена восточнославянские (ильменские словене, кривичи) и племена угро-финские (весь, чудь), освободившись от варяжской дани, утонули в усобицах. По причине чего они договорились пригласить в качестве третейского судьи князя извне, «иже бы володел нами и судил по праву», т. е. регламентировал межплеменные отношения и решал внешнеполитические задачи[368].
В конечном итоге в 862 г., согласно ПВЛ, состоялось призвание варяжских князей Рюрика, Синеуса и Трувора, вместе с которыми к приглашавшим прибыла, как особо подчеркнул летописец, «русь». Старший из братьев Рюрик сел в Ладоге, Синеус в Белоозере, а Трувор в Изборске. Через два года Синеус и Трувор умерли, и «прия Рюрик власть всю один, и пришед к Ильмерю, и сруби город над Волховом, и прозваша и Новъгород, и седе ту княжя, и раздал мужем своим волости и городы рубити, овому Полътеск, овому Ростов, другому Белоозеро. И по тем городом суть находници варязи, а перьвии насельници в Новегороде словене, в Полотьсте кривичи, в Ростове меря, в Беле-озере весь, в Муроме мурома; и теми всеми обладаніе Рюрик». Так под началом Рюрика стало складываться государство со столицей в Новгороде, которое включало в себя огромные территории Северо-Западной и Северо-Восточной Руси, населенные славянскими и неславянскими народами.
Далее летописец говорит, что у Рюрика были «2 мужа, не племени его, но боярина», Аскольд и Дир, которые, отпросясь у него, двинулись на юг и, сев со многими варягами в Киеве и освободив местное население от хазарской дани, «начаста владети Польскою землею. Рюрик же княжащу в Новегороде». Под 879 г. ПВЛ сообщает, что «умершю Рюрикови предастъ княженье свое Олгови, от рода ему суща, въдав ему сын свой на руце, Игорь, бе бо детеск вельми». В 882 г. Олег, двинувшись из Новгорода «с воя многи, варяги, чюдь, словени, мерю, весь, кривичи», подошел к Киеву. И, обвинив Аскольда и Дира в том, что они «еста князя, ни рода княжа, но аз есмь роду княжа»; и вынесоша Игоря: «а се есть сын Рюриков», убил их, после чего стал княжить в Киеве, сказав знаменитое: «се буди мати градом русьским»[369].