Варяги и Русь. Сборник статей и монографий — страница 5 из 66

[46].

Аргументы Эверса, свидетельствующие в пользу «пребывания руси на Черноморьи до 862-го года», действительно были настолько весомыми, что их приняли и некоторые весьма крупные норманисты, но интерпретируя восточные и византийские источники, понятно, в угодном себе смысле. Так, в 1821 г. (русский перевод статьи был опубликован в 1823 г.) немецкий ориенталист И. С. Фатер отстаивал идею существования Черноморской Руси, ибо, по его словам, «столь очевидно бытие росов» на юге, и понимал под ними остатки готов, проживавших по северным берегам Черного моря, среди которых разместились значительные колонии варягов-норманнов, ставших прозываться русью (при этом он напомнил, что Эверсу «принадлежит честь» обращения на нее внимания). В 1837 г. Н. А. Иванов указывал, что руссы, в которых он также видел готов, обитали по берегам Азовского и Черного морей до Кавказских гор с древности и «были коренные жители княжества Тмутараканского».

Словацкий ученый П. И. Шафарик в том же 1837 г. говорил о вероятности весьма давнего проживания варяго-русов «на берегу Черного моря и в Тавриде», но при этом не зная, «кто были эти понтийские русы: товарищи Аскольда, или же появившиеся еще прежде здесь». В 1851 г. С. М. Соловьев, подытоживал, что «название „русь“ гораздо более распространено на юге, чем на севере, и что, по всей вероятности, русь на берегах Черного моря была известна прежде половины IX века, прежде прибытия Рюрика с братьями». Принимая во внимание свидетельство византийского «Жития святого Стефана Сурожского», историк отмечал, что «даже прежде Аскольдова похода, обыкновенно относимого к 866 году, мы встречаем» информацию «о нападении руси на греческие обители и о принятии христианства некоторыми из русских вождей» (не находя тому объяснения с позиций норманской теории и пытаясь ее спасти, ученый высказал мысль об отсутствии этнического содержания в термине «русь», полагая, что он, как и имя «варягов» на западе, являлся общим названием дружин на востоке, «означая, как видно, людей-мореплавателей, приходящих на кораблях, морем, входящих по рекам внутрь стран, живущих по берегам морским»)[47].

С начала 1870-х гг. Д. И. Иловайский, отмечая, что «хвастливые скандинавские саги» представляют русь «великим и туземным народом, а Русское государство настолько древним, что о его начале они ровно ничего не знают», и что русь была восточнославянским племенем, изначально проживавшим в Среднем Поднепровье и известном под именем поляне-русь, роксолане, россалане, вел речь о существовании в первой половине IX в. как Днепровско-Русского княжества, так и Азовско-Черноморской Руси на Таманском полуострове (а ее преемником считал Тмутараканское княжество). И с Азовско-Черноморской Русью он связывал византийские свидетельства о нападении руси на Константинополь в IX в., о крещении руси в 860-х гг., о русской митрополии того же столетия, «русские письмена» и «русина», встреченные святым Кириллом в Корсуне в 860–861 гг., сообщения арабов о походах руси на Каспийское море в 913 и 944 гг.[48]

В 1880 г. Е. Е. Голубинский рассуждал о русах азовско-таврических или азовско-крымских, не имевших «никакого отношения к нашим киевским», и подчеркивал, имея в виду название Черного моря Русским, что нет примеров, «чтобы море получало имя от народа, не жившего на нем, а только по нем ходившего» (под русами он понимал норманнов, в первой половине IX в. поселившихся в Причерноморье — «в Тавриде и над нею при устье Дона» — и слившихся с остатками готов). В. Г. Васильевский, проанализировав жития святых Стефана Сурожского и Георгия Амастридского, сделал вывод о несомненном знакомстве византийцев с русами до 842 года. При этом он отождествил причерноморскую русь с тавроскифами, а тех с готами, готаланами и валанготами, проживавшими в Крыму. Варяги-норманны, позднее придя в этот район, перемешались с готами и приняли их язык как церковный (историк, надо отдать ему должное, не скрывал, что готская теория «при современном положении вопроса… была бы во многих отношениях пригоднее норманно-скандинавской»)[49].

А. А. Шахматов в 1904 г. отмечал, что «византийцы знали русь и в первой половине IX столетия… Многочисленные данные, среди которых выдвигаются между прочим и Амастридская и Сурожская легенды… решительно противоречат рассказу о прибытии руси, в середине IX столетия, с севера, из Новгорода; имеется ряд указаний на давнее местопребывание руси именно на юге, и в числе их не последнее место занимает то обстоятельство, что под Русью долгое время разумелась именно юго-западная Россия и что Черное море издавна именовалось Русским» (исследователь, попав в 1914 г. под влияние теории шведского археолога Т. Ю. Арне о массовой норманской колонизации Руси, больше не будет поднимать вопрос о южной руси, которую перестанет видеть за, по его выражению, «несметными полчищами» скандинавов, со стороны называемых «русью»). В 1911 г. Л. В. Падалко, выводя имя «русь» от рокс-алан, т. е. белых (господствующих) алан, отнес возникновение Черноморско-Азовской Руси ко времени значительно раньше второй четверти IX века. В 1913 г. В. А. Пархоменко предположил, что Русь эта существовала в начале указанного столетия. В 1943 г. Г. В. Вернадский заключил, что название «русь» («рось»), бытовавшее в Южной Руси, по крайней мере, с IV в., изначально принадлежало одному из наиболее значительных «аланских кланов» — светлым асам (рухс-асам), или роксоланам, и связывал с ними народ hros Захария Ритора и росомонов Иордана (по его мнению, «изначально рухс могло на некоторых местных диалектах звучать как рос, росс или русь…», а славянские племена, подчинившись роду рухс, «могли принять это имя»)[50].

В советской и современной науке о южной руси вели и ведут речь многие ученые, причем также независимо от того, отвергают они норманскую теорию или нет. Так, в 1970 г. археолог Д. Т. Березовец установил, что восточные авторы под «русами» понимали алан района Северского Донца и его притоков, Нижнего Дона, Приазовья, носителей весьма развитой салтовской культуры, заключив при этом, что «Днепровская Русь получила свое наименование от народа рус, рос, который имел самое непосредственное отношение к салтовской культуре». Согласно изысканиям ираниста В. И. Абаева 1973 г., этноним «русь» соответствует иранской основе *rauxšna-/*ruk — «свет, светить» (осетинское rῡxš/roxs — «свет, светлый», персидское ruxš- «сияние, блеск», rῡšan — «светлый»), а название роксоланы «означает буквально „Светлые аланы“». Археолог Д. Л. Талис в 1973–1974 гг. показал историческое бытие в VIII — начале X в. Причерноморской Руси в Восточном и Западном Крыму, а также в Северном и Восточном Приазовье, и увязал ее с аланами.

Лингвист О. Н. Трубачев, подчеркивая в 1977–1997 гг., что ведет «наименование Руси из Северного Причерноморья» и что в ономастике Приазовья и Крыма «испокон веков наличествуют названия с корнем Рос-» (от индоарийского *ruksa/*ru(s)sa — «светлый, белый»), видел в Азовско-Черноморской Руси реликт индоарийских племен, населявших Северное Причерноморье во II тыс. до н. э. и отчасти позднее (например, *tur-rus- или «тавро-русы»), и полагал, что с появлением здесь в довольно раннее время славян этот древний этноним стал постепенно прилагаться к ним (по его словам, «туземный приморский этнос Рос слыл воинственным и приверженным морским разбоям… Его влияние на различные другие народы региона очевидно…»). Вместе с тем он — норманист — констатировал, что сегодня в науке имеются, по его характеристике, «запретители» этой Руси, устраивающие «типичный завал на пути к истине…» (и все названные им при этом лица — норманисты, которым, отмечал академик, явно мешает комплекс сведений об Азовско-Черноморской Руси и часть из которых для придания ее проблеме норманского акцента «уточняют в желаемом смысле» переводы источников), а также заключил что «нет достаточных оснований связывать… „информационный взрыв“» византийских, восточных, западноевропейских «известий о племени Рус, Рос IX века с активностью северных германцев в том же и последующих веках»[51].

Существование Салтовской и Причерноморской Русий (а также Аланской Руси в Прибалтике, созданной в IX в. русами-аланами после их переселения с Дона из пределов разгромленного хазарами и венграми Росского каганата) детально обосновал в 1969 и 1998–2003 гг. А. Г. Кузьмин. В 1998–1999 и 2002–2003 гг. археолог В. В. Седов, связывая Русский каганат с носителями славянской волынцевской культуры конца VII–VIII вв. на левобережье Днепра (а также «следующих за ней ромейской и борщевской» и «идентичных им древностей Окского бассейна») и считая причиной его гибели либо Хазарский каганат, либо овладение Олегом Киева в 882 г., этноним «русь» возводил или, по Абаеву, к древнеиранской основе *rauxšna-/*ruk- «свет, светить», или, по Трубачеву, как и обширная однокорневая географическая номенклатура Севернопричерноморских земель, к местной индоарийской основе *ruksa/ *ru(s)sa — «светлый, белый» (и в достоверности известия Захария Ритора о народе «рос» он нисколько не сомневался)[52].

В 2002 г. Е. С. Галкина показала существование военно-торгового Русского каганата, отождествив его с салтово-маяцкой археологической культурой (верховья Северского Донца, Оскола, среднее и частично верхнее течение Дона), погибшего под натиском кочевников во второй четверти IX в. и передавшего свое имя «Русь» Киевской Руси. В 2004–2006 гг. Я. Л. Радомский продемонстрировал реальное бытие во второй половине V — конце X в. в Северо-Восточном Причерноморье и в восточной части Крыма Черноморской Руси и отметил ее смешанную руго-роксоланскую этническую основу (в которую позже влились асы). В 2004 и 2013 гг. украинский ученый П. П. Толочко, поддерживая концепцию Седова, подчеркнул, что «название „Русь“, ставшее впоследствии политонимом и этнонимом для всех восточных славян, имеет южное происхождение. Его бытование засвидетельствовано со времен проживания здесь ираноязычных сарматских племен». О Причерноморской Руси времени VI–VII вв. говорил в 2006 г. лингвист К. А. Максимович. О Руси Прикаспийской и Руси Причерноморской (Приазовской), как о реальных политических образованиях, ведет речь и автор настоящих строк