Варяги и Русь. Сборник статей и монографий — страница 63 из 66

Об имени Владимир

«Искусственного, кажется, ничего нет в этимологии Владимир…»

Норманистская традиция, восходящая к Байеру, норовит представлять все древнерусские имена как «никакого иного языка, как шведского, норвежского и датского суть». Эти слова Байера пустили в российской науке цепкие корни, что видно и на примере имени Владимир. Оброненные Байером слова относительно того, что «…ибо и имя Владимир, как теперь руссы выговаривают, хотя славенское Владимир есть, по-видимому, и прилично владетель мира толкуется, однако ж подобным сомнительством безвестного произвождения запутано… Как Владимир славенское имя есть, так Валдемар нормандское и немецкое…». В общем, два Владимира получилось у Байера: один — «славенское Владимир есть», а другое — «Валдемар нормандское и немецкое…». Эта мысль закрепилась и у Шлецера, который тоже был уверен в том, что имя Владимир — это славянское, а имя Валдемар — скандинавское. Ума в этих словах — палата! С позиций такой «высокой» учености можно из любого имени наплодить сколько угодно имен. Например, начать уверять, что Наталья — это русское имя, а Натали — французское. Или как выше было показано в связи с именем Герман: немецкий Герман — от древненем. воитель, а русский Герман — от лат. единоутробный, единокровный, т. е. два Германа, как два Владимира.

Цепкость байеровских корней при толковании имени Владимир скрепляется вариативностью в написании этого имени, на которую обратил внимание еще С. А. Гедеонов, указавший, что «…в древнерусской письменности преобладает форма Володимер вместо Володимир; между тем, остальные имена с окончанием на — мир (за исключением имени Ратмер, Лавр.) пишутся всегда: Творимир, Станимир, Судомир и т. д.»[546]

Для примера С. А. Гедеонов приводил отрывок из духовной Владимира Мономаха: «Азъ худый дѣдом своим Ярославомъ благовольнымъ славным нареченемъ въ крещении Василий, русьскимъ именемъ Володимиръ, отцемъ возлюбленнымъ и матерью своею Мономахы»[547]. Известно, что Г. Куник пытался доказывать, исходя из этого разночтения, что окончание на — мир/-мер заимствовано славянами из готских языков, ссылаясь, например, на merjan — verkundigen, и таким образом, хотя бы частично «германизировать» имя Владимир.

«Искусственного, кажется, ничего нет в этимологии Владимир, — недоумевает Гедеонов, — от владети и мир; окончание на мир (Friede), соответствует германским Siegfried, Meinfried и т. п. Форма Владимир, кроме болгар и сербов, известна у чехов: „Wladimir dux de Holomucz cumfratre suo Brecizlao“ (Boczek, I. 309 ad ann. 1183); о городе или местечке Wladimierz Моравии упоминается под 1204 г. (ibid, IL 23). Один из девяти аманатов, врученных польским Премыслом поморскому Святополку в 1256 г., именовался Владимиром: „Wladimirus, filius Prandothe“ (Archid. Gnezn. ap. Sommersb. II. 88). Владимиром (Woldemarus) назывался также один из сыновей оботритского герцога Прибыслава — Генриха (Helmold. I. Cap. XXIX)»[548].

До нас дошло замечание Титмара Мерзебургского относительно значения имени киевского князя Владимира — деда Мономаха, которое, казалось бы, совершенно не оставляет возможности для произвольных толкований. Известный хронист, неприязненно относившийся к князю Владимиру, так отозвался о нем в своем труде: «Продолжу рассказ и коснусь несправедливости, содеянной королем Руси Владимиром… Имя названного короля не по праву толкуют как власть мира, ибо не тот вечно непостоянный мир зовется истинным, который царит меж нечестивыми…»[549].

Итак, Титмар Мерзебургский даёт нам точную этимологию имени Владимир, вполне понятную ему и его современникам. Но современный норманизм, используя разночтение в написании второй основы имени — мир/-мер, пытается, ступая след в след за Байером, подвергать сомнению или просто отрицать сведения такого серьезного информатора, как Титмар Мерзебургский, если эти сведения мешают норманистской догме.

Вот, например, рассуждение из приводимой выше монографии Литвиной и Успенского: «Разницу между исторической этимологией и той „народной этимологией“ имени, которая актуальна для родичей ребенка в момент имянаречения, можно продемонстрировать на примере имени Володимъръ. Епископ Титмар Мерзебургский (ум. 1018) приводит этимологию нескольких славянских имен и, в частности, в качестве общераспространенной — трактовку имени Wlodimirus как „власть мира“ (Назаренко 1999. С. 319). При этом Титмар говорит о разделении власти сиюминутной и вечной, о мире (покое) истинном и ложном. Между тем, как уже неоднократно отмечалось исследователями, основа — тег, присутствующая в имени Володимъръ, вероятнее всего, восходит не к славянскому «мир, покой», а к древнегерманскому mer «слава» (см. Schmidt 1957. S. 77; Milewski 1969. S. 210; Hertel 1980. S. 114–115; Назаренко 1999. С. 319 и примеч. 22). Однако высказывание Титмара отнюдь не лишено для нас актуальности, так как демонстрирует, что современниками Владимира Святого конечная основа его имени воспринималась как семантически прозрачная и наделялась семантикой, связанной с собственно русской лексемой «мир, покой». Не исключено при этом, что mer в таких именах, как Володимер или Казимир, могло ассоциироваться и с русской лексемой „мера“, причем одна связь вовсе не исключала другую. Истинное же происхождение этой реликтовой основы, с большой вероятностью, было попросту неизвестно жителям Руси на рубеже Х-ХІ вв. Показательно, что в столь аутентичном источнике, как надписи на монетах Владимира Святого, мы обнаруживаем исключительно написание „Владимир“ (см. Сотникова, Спасский 1983. С. 115–180)»[550].

Хороший аргумент — «Владимир» на монетах Владимира Святого. Но и в ПВЛ, помимо «Поучения» Владимира Мономаха, имеется много примеров написания имени в обоих вариантах, как на это обращает внимание В. В. Фомин в книге «Голый конунг. Норманизм как диагноз»: «Приде Володимир с варяги Ноутороду…», и тут же несколько раз «Володимер» (980); «заратишася вятичи, и иде на нь Володимир…» (982); «Володимир заложи град Белъгород…» (991); «иде Володимир на хорваты» (затем только «Володимер», 992); «…придоша печенези к Василеву, и Володимир с малою дружиною изыде противу…» (дальше «Володимер», 996)[551].

Однако стремление норманистов доказать неславянское происхождение имени Владимир источниками не вразумить. Вот какие рассуждения встречаем у Клейна: «Известно, что личные имена, издавна живущие в русском народе, в большинстве заимствованы, как и имена остальных европейцев, из нескольких источников… Владимир тоже звучит по-русски, но, очевидно, это „народная этимология“, т. е. подлаживание к русским корням чуждого имени, видимо, германского (а по более глубокому происхождению — кельтского) Вольдемар. Ведь древнерусское звучание — „Володимер“, а не „Володимир“. Лишь очень немного имен исконно восточнославянского происхождения живут у нас по сей день»[552].

И на какие только ухищрения не пускается норманистская утопия для сохранения исходно рудбекианистской фантазии о скандинавском происхождении всех древнерусских летописных имен: пусть хоть вторая часть в имени Владимир будет «германской». На мой взгляд, совершенно очевидно, что Титмар говорит о мире земном — человеческой обители, и властью над этим миром отмечено имя Владимир. При этом хронист подчеркивает, что этот мир принадлежит нечестивым, т. е. язычникам. Таким образом, оба компонента имени Владимир легко истолковываются из русского языка.

Но норманистские исследования древнерусского именослова исходят из примата всего германского относительно всего славянского. Отсюда и непонимание того, как функционировал древнерусский княжеский именослов. Если германцы обменивались именами только с германцами, как можно понять из рассуждений Литвиной и Успенского, то логично и недоумение этих авторов: «Как же в древнерусский княжеский именослов могли попасть имена Святослава или Владимира?». Но логичен ли схоластический подход этих авторов к именословам и их разделение на гомогенно чистые германские и гомогенно чистые славянские? Впрочем, вопрос о славянских именословах совершенно праздный в системе норманистских рассуждений. Таковые вряд ли имеются, если вспомнить приведенное ранее высказывание Клейна: большинство древнерусских имен — германские, а если уж совсем глубоко копнуть, то кельтские.

Выше я приводила слова А. А. Клёсова, основанные на результатах его исследований в области ДНК-генеалогии, которые показывают, что «кельтское» и «германское» шло на запад с Русской равнины, освоенной древними русами (Z280) и ариями (ветвь R1a — Z93) в III–II тыс. до н. э. После ухода ариев на восток примерно 4500 лет назад древние русы продолжали осваивать Русскую равнину по всему ее ареалу. Одновременно шел процесс образования новых славянских ветвей от носителей гаплогруппы R1a. Так 4200 лет назад образовалась славянская ветвь R1a — М458, которая образует западно-славянскую и центрально-европейскую ветви. Она выделилась после ухода ариев, поэтому в миграциях на восток ее носители не участвовали, но распространились как в Восточной Европе, так и в западной Европе. Многие русские, украинцы и белорусы являются ее носителями. Большинство поляков входят в М458. Этот субклад доминирует у западных славян, а также является принципиальной минорной ветвью у этнических немцев, т. е. по всему южнобалтийскому побережью[553].

Эти данные ДНК-генеалогии хорошо согласуются и с динамикой распространения теонимов и антропонимов, которые рассматриваются в данной работе. Анализ имен с основой на свят-/свет-, предпринятый в предыдущей главе, показывает глубину корней древнерусского именослова. Имя былинного богатыря Святогора, наделенное особо глубокой архаикой, связано точными параллелями с древнеиранской мифологией. От этого древнерусского мифологического персонажа протягивается ниточка и к древнерусскому имени Святослав, и к южнобалтийским Святовиту/Свентовиту и Святополку/Свантеполку. О том же свидетельствует и имя Данслав, в котором сохранилась реликтовая основа дана/дан, распространившаяся по всему северу Западной Европы. Аналогичной динамикой распространения — с востока Европы в Азию и на запад Европы отмечена история теонима/антропонима Герман/Armin, родственного Яриле/Яровиту/Руевиту.

В этой главе будет показано, что такой же древностью отличается и имя Владимир, где и влад-, и мир- родились на несколько тысячелетий раньше готского именослова, поэтому если и говорить о заимствованиях, то они шли из древнерусского языка в готский, а не наоборот. На древних путях, которыми пришел к нам русский язык, возникали различные варианты чередований гласных, например, е/и, что видно из Ирина/Ерина или Иордань/Ердань.

Однако норманистам подобные рассуждения чужды, они живут догмой. Если Байер написал около 300 лет тому назад, что толкование «владетель мира… сомнительством безвестного происхождения запутано», то и до сегодняшнего дня норманисты со спокойной душой пытаются подмарать сведения Титмара Мерзебургского (между прочим, весьма ученого человека и носителя «германских» языков), понизив их до «народной этимологии», а самих носителей русского языка, к которому принадлежало имя Владимир, наделить забывчивостью относительно подлинного происхождения реликтовой (яснопонятно, древнегерманской) основы данного имени.

Из приведенного видно, что норманизм в целые триста лет ничего нового не выработал, а занимается неустанным перепевом на разные лады статьи Байера «О варягах», в свою очередь вобравшей в себя то, что за сто лет до Байера было придумано в Швеции в рамках мифологизированной историографии XVІ-XVІІ вв. Поэтому с одной стороны, норманисты констатируют, что такие имена, как Святослав, Ярополк, Владимир, зафиксированные в династийном именослове Рюриковичей с X в., впоследствии будут «полностью или частично воспроизводиться из поколение в поколение (это вместо Олофа, Эрика или Сверкера! — Л.Г.)», но не могут «сказать ничего определенного о том, каким образом эти имена впервые попали в княжеский обиход. Очевидно одно — это имена славянские, двусоставные, сходные как с теми, что носила славянская знать из окружения Рюриковичей во второй половине Х-ХІ вв., так и с теми именами, что использовались в правящих династиях других славянских стран»[554].

Оставим норманизм стоять в недоумении перед феноменом славянских имен в именослове Рюриковичей и обратимся сами к источникам, которые могут рассказать о распространении имени Владимир, а также — об именах известных лиц, состоящих из компонентов влад- и — мир/-мер. Рассмотрим прежде имена на влад-.

Имена правителей с компонентом влад-

Можно начать с именослова болгарских правителей в период Первого Болгарского царства. Старшего сына болгарского хана и князя Бориса (852–889) звали Владимир (889–893). Владимир, как известно, занял болгарский престол после ухода Бориса в монастырь в 889 г. Борис зарекомендовал себя как активный приверженец христианства. Он принял крещение в 864 г.

Сам византийский император Михаил III был его крёстным отцом, поэтому христианским именем Бориса стало имя Михаил. Владимир же стремился отстаивать языческие сакральные традиции, поэтому когда он получил ханскую власть, то стал активно выступать против христианства. По этой причине Борис на короткое время оставил монастырь, вернул себе трон с тем, чтобы передать его другому сыну Симеону, который и был провозглашён правителем Болгарии (893–927). Симеон прославил себя многими крупными деяниями и в частности, учреждением титула болгарского царя (919 г.). С этого времени болгарские правители стали называться царями, а прежде они титуловались ханами и князьями.

Обращает на себя внимание то, что имя Владимир в болгарском именослове не выступает в качестве этнической характеристики. Это имя существует в смешанной этнической среде — симбиозе тюркских протоболгар — потомков волжских булгар и балкано-славянских племён. В данном симбиозе политоним — Болгария — взят от пришельцев, а язык и другие феномены культуры — от местных славянских племён, что укладывается в рамки аналогичных процессов при образовании новых этнополитических организаций в истории других европейских стран.

Во многих работах я приводила мои наблюдения о том, как происходит рождение новой этнической общности: оно происходит от союза двух «родительских» организмов по определённой схеме, когда новая общность получает язык от одного «родителя» и имя — от другого, при этом один из «родителей» может быть «пришлым», тогда другой должен быть автохтоном, связанным с местной землёй. Это как бы формула этногенетического процесса, в рамках которого вопрос языка и вопрос имени — два наиважнейших вопроса, решаемые людьми при объединении в новую общность.

В качестве примеров по этому поводу я обычно привожу следующие общеизвестные факты. Италия согласно легенде, получила своё имя от царя пришлых сикулов (сицилийцев) Итала, а её латинский язык сохранил имя аборигенов — латинов; современная Франция получила имя от пришлых франков, но язык остался от автохтонной кельто-галльской традиции; в английской истории общий политоним объединённого королевства был унаследован от кельтской Британии, а язык — от пришлых германоязычных англосаксов и т. д. Кстати, помимо волжских булгар, на Балканы из Восточной Европы переселялись и индоевропейские народы. О. Н. Трубачев выделил на юге Восточной Европы прототип этнонима сербы, носители которого перенесли его на Балканы из Восточной Европы[555].

Таким образом, слияние двух разноплеменных систем в одну общность означает и слияние культурно-языковых ценностей, включая и ономастику, где все разряды имён, начиная от топонимов, связаны с прошлым каждой из общностей, именами древних божеств — оберегов, многими поколениями предков и прочими святынями, отражающими уровень общественного сознания и мировоззрение людей своего времени. В процессе рождения нового суперсоюза логично и создание объединённого династийного именослова. В древнем именослове болгарских ханов мы встречаем индоевропейские имена, такие, как Гостун (630–632), Телец (761/762–765), Маламир (831–836), и наконец, уже названное имя Владимир.

Материнские линии в болгарских династиях, особенно в ранние периоды, как правило, не указывались, но не будет большой смелостью предположить, что эти линии связывали правителей Болгарии с самыми разными этнополитическими образованиями. В бытность волжских болгар в Восточной Европе это были связи с носителями индоевропейских языков: древними русами и теми потомками ариев, которые не мигрировали в Азию. С переселением на Балканы — с балканскими славянскими политиями. В силу этого, новые «пришлые» династийные имена могли иметь самое различное происхождение, в связи с чем должно лишний раз напомнить, что имя правителя в первую очередь служит указателем на династийную принадлежность, сложившуюся под влиянием конкретной политической ситуации, или на конфессиональную традицию, к которой данная династия принадлежала. Менялась политическая или конфессиональная ситуация, Изменения в рамксоотвествующим изменениям подвергались и династийные именословы. Одним из решающих факторов для развития Болгарского царства являлись его отношения с Византией и утверждение христианства.

Известно, что в 893 г. при Симеоне Великом славянский язык был признан официальным языком болгарской церкви. Были образованы славянские школы для подготовки болгарских священников, осуществлён перевод на славянский язык наиболее важных церковных книг, что вызвало быстрый подъём и бурное развитие славянской письменности в Болгарии. Как отразился этот процесс на болгарском именослове? Естественно, он проявился в том, что болгарский именослов пополнился христианскими именами (тоже, кстати, вошедшими в христианский именослов из разных этнических систем), но сохранил и часть старых имён, как протоболгарских, так и балкано-славянских.

Какой вывод напрашивается уже на этой стадии рассуждений? Исследуя происхождение того или иного имени, следует рассматривать его не как абстрактную грамматическую конструкцию, а как часть сакральной или родовой систем, и анализировать присутствие того или иного имени в именослове как результат взаимодействия этих систем.

Не будет большой смелостью предположить, что имя Владимир вошло в болгарский именослов из балкано-славянских именословов, поскольку как первый компонент влад-, так и второй компонент мир- в составе этого двучленного имени проявили замечательную способность именно в славянских именословах образовывать близкие по смыслу имена либо при помощи соединения с другими именными компонентами, либо посредством варьирования первой основы — влад. Это видно, в частности, при взгляде на именословы других славянских династий.

Для примера можно назвать хорватского князя Владислава (ок. 821), великого жупана Сербии Властимира (825–860), князя лучан Властислава/ Влатислава (ок. 840–870), польского князя Владивоя (?.. 1003), сына Мешко I и многих других.

А какими сведениями мы располагаем об использовании имени Владимир в русской традиции? Оказывается, сохранились сведения о намного более раннем использовании имени Владимир в древнерусской истории, чем это было в западнославянских и болгарских династиях. Здесь я имею в виду упоминание княжеского имени Владимир в Новгородской Иоакимовской летописи (НИЛ). В ней рассказывается о князе Владимире как одном из сыновей князя славян Вандала, который правил в великом граде Славенске «полуночном», основанном его далёким предком князем Славеном, который «имея многие войны на востоце, идоша к западу, многи земли о Черном мори и Дунае себе покориша… иде к полуносчи и град великий созда, во свое имя Славенск нарече». Названный князь Владимир принял власть после смерти отца и братьев, но нигде не говорится, что его имя пришло со стороны. Летописный князь Гостомысл называется прямым потомком этого князя Владимира по прямой мужской линии. Согласно подсчётам В. Н. Татищева, от времени правления Вандала до правления Гостомысла прошло, примерно, 350 лет, т. е. князь Владимир из Иакимовской летописи мог жить где-то в конце V в.[556]

Рассказ о приходе князя Славена из низовьев Дуная на север перекликается со сведениями ПВЛ о расселении славян на севере Восточной Европы: «…славяне, которые сели около озера Ильменя, назвались своим именем — славянами, и построили город, и назвали его Новгородом». В. Н. Татищев также писал, что великий град Славенск назывался и Новгород: «Славенск град в Степенной новгородской разумеет Новград»[557]. Таким образом, НИЛ подтверждала связь имени Владимир со славянской языковой традицией, что позволяет предположить, что в этой традиции имя уже существовало примерно лет за триста до того, как оно было освоено пришлым на Балканы болгарским именословом.

Известный российский эпосовед С. Н. Азбелев, исследуя эпическую предысторию Новгородской земли и образ эпического князя Владимира, также ссылался на подсчеты Татищева и отмечал, что согласно Татищеву, от Владимирова отца до Гостомысла прошло «14 колен», т. е. было 14 сменявших друг друга представителей славянской династии, считая 25 лет на одного владетеля. Азбелев напоминает, что сходные данные приводил Иордан, по которым средняя продолжительность одного царствования у готских королей династии Амалов составляла около 24 лет. Следовательно, Владимир, о котором ведет речь НИЛ, мог править приблизительно в первой половине V в., что соответствовало времени владычества гуннского правителя Аттилы (ум. 453).

Азбелев исследовал вопрос о том, существовал ли князь Владимир в реальной древнерусской истории в данный период, напомнив, что этот вопрос уже поднимался учеными в середине прошлого века. Важными для исследования данной проблемы, по мнению Азбелева, были труды выдающегося исследователя древнерусского эпоса А. Н. Веселовского, в частности, его исследования произведений раннесредневекового германского эпоса — верхненемецкой поэмы «Ортнит» и Саги о Тидреке Бернском (Тидрексага), записанной в Норвегии около 1250 г., но составленной, как в ней сказано, по древним немецким прозаическим сказаниям и песням. Тидрексага передает эпическое наследие, восходящее к событиям V в. — войнам гуннов во главе с Аттилой и готов во главе с Теодорихом. Эта сага вызывала интерес российских исследователей тем, что в ней фигурировали русский витязь Илья и русский король Владимир[558].

Понять сведения Тидрексаги, пишет Азбелев, помогает именно материал НИЛ, поскольку в летописи и в саге совпадают и имя русского князя Владимира, и время его правления — исторический этап чрезвычайной значимости: князь Владимир был правителем Руси в период, когда она подверглась нашествиям гуннов: «Эта была, очевидно, эпоха максимального напряжения сил народа, „эпическое время“, которое должно было оставить глубокий след в народной памяти. Сага называет Владимира королем. Употребление этого термина здесь оправданно: территория, подвластная, если верить саге, эпическому Владимиру, включала земли от моря до моря, простираясь далеко на восток (в чем, кстати, согласуются данные саги и НИЛ) и превосходила, как видно, размеры позднейшего Киевского государства X в. Этим объясняется интерес к Владимиру и Руси в Тидрексаге, главная тема которой, казалось бы, позволяла о них не упоминать»[559].

Убедительной представляется критика Азбелева, направленная на утвердившееся в науке мнение о том, что историческим прототипом былинного князя Владимира и русского короля Владимира из Тидрексаги, также использовавшей былинные сведения, послужил киевский князь Владимир Святославич (980–1014). При этом Азбелев обращает внимание на то обстоятельство, что повествования Тидрексаги о деяниях Владимира не имеют соответствий в летописной биографии Владимира Святого. Кроме того, современные исследования основных собраний былин установили, что в качестве отчества былинного князя Владимира доминировало отчество «Всеславич». Веселовский проанализировал генеалогию русских персонажей саги и установил, что имени Владимирова отца в саге соответствовало также имя Всеслав. Таким образом, делает вывод Азбелев, былинному князю Руси Владимиру Всеславичу соответствует в Тидрексаге король Владимир Всеславич[560].

Азбелев напоминает, что Веселовский, определяя условия, наиболее благоприятные для возникновения народного эпоса, охарактеризовал их как «выход в историю» и называл среди них такие события, как Троянскую войну, переселение народов, борьбу с сарацинами, отобразившуюся в старофранцузском эпосе, борьбу с татаро-монгольским игом в русской истории. По убеждению Веселовского, борьба с татарами заслонила собой другую, более древнюю борьбу, лежавшую в основе древнейшего эпоса.

«Эта более древняя борьба, — по убеждению Азбелева, — по масштабам и напряжению своему сопоставимая с борьбой против Золотой Орды… „выход в историю“ древнерусского этноса следует, очевидно, соотносить не с призванием Рюрика, а с великим переселением народов. Это проявилось не только в том, что по своей типологии и ряду конкретных признаков некоторые сюжеты и персонажи былин тяготеют ещё к ІП-ІV столетиям. В русском эпосе видны отзвуки характерного для тех времен общественного устройства… и происходивших тогда действительно грандиозных межэтнических катаклизмов, судьбоносных для народов, которые выдержали эти исторические испытания. Существенно, что не одна Тидрексага отобразила крупные военные столкновения, в которых участвовали гунны и русские. Почти на полвека ранее этой саги о таких событиях писал Саксон Грамматик в своем труде „Деяния данов“, соответствующая часть которых основана передаче эпических сказаний древних датчан»[561].

Однако, по мнению Азбелева, историкам не стоит пренебрегать и поздними отображениями в русской устной традиции древнейших сведений. В этой связи он приводит произведенную в 1525 г. Павлом Иовием Новокомским (Паоло Джовио) запись ответа русского гонца в Риме Дмитрия Герасимова на вопрос, не осталось ли у русских «какого-нибудь передаваемого из уст в уста от предков известия о готах или не сохранилось ли какого-нибудь записанного воспоминания об этом народе, который за тысячу лет до нас низвергнул державу цезарей и город Рим, подвергнув его предварительно всевозможным оскорблениям». Согласно передаче Иовия, продолжает Азбелев, Герасимов «ответил, что имя готского народа и царя Тотилы славно у них и знаменито и что для этого похода собралось вместе множество народов и преимущественно перед другими московиты. Затем, по его словам, их войско возросло от притока ливонцев и приволжских татар, но готами названы были все потому, что готы, населявшие остров Исландии или Скандинавию (Scandauiam), явились зачинщиками этого похода»[562].

Интерес Павла Иовия к воспоминаниям о готах в русской исторической традиции был вполне объясним: ведь в это время в Италии и в странах Северной Европы расцвел пышным цветом готицизм, и препирательства между итальянскими гуманистами и немецкоязычными мыслителями и историками Священной Римской империи о роли готов в западноевропейской истории набрали силу. Упоминания в рассказе Герасимова московитов, татар и ливонцев применительно к V в. тоже не нарушают его правдоподобия, поскольку нередко в сообщениях о древних временах использовались названия народов и мест в том виде, как они были известны во время, в которому принадлежал рассказчик. Классическим примером такого переосмысления названий в духе современности является рассказ о боге Одине из Саги об Инглингах, открывающей свод исландских королевских саг «Круг земной» крупнейшего исландского историка и знатока скальдических стихов Снорри Стурлусона (1179–1241).

Согласно легенде, божественный «праотец» Один, по своему «этническому» происхождению был выходцем из Азии: «…K югу от этих гор недалеко от Тюркланда (Tyrklands). Там у Одина были большие владения. В те времена римские хёвдинги ходили [походами] по всей земле и подчиняли себе все народы, и многие хёвдинги бежали из-за этих войн из своих владений». Т. Н. Джаксон поясняет, что под топонимом «Тюркланд» следует понимать Малую Азию и близлежащие земли[563]. Сам же топоним «Турция» был употреблён впервые автором одной хроники крестоносцев в 1190 г. в применении к землям, захваченным тюркскими племенами в Малой Азии, где ими был создан целый ряд княжеств-эмиратов[564]. То есть сам топоним «Тюркланд» применительно к Малой Азии был достаточно новым во времена С. Стурлусона, но уже распространенным и понятным его современникам. Точно также под названиями «московиты, татары, ливонцы» в рассказе Дмитрия Герасимова, переданного в XVI в., скрывались исторические соответствия периода готских войн, судя по всему, русы, представители тюркоязычных народов в Восточной Европе, выходцы из Балтии.

Итак, ряд вышеназванных источников, проанализированных Азбелевым, дает основание предполагать, что имя Владимир было известно в древнерусской истории, по крайней мере, в V в. и принадлежало князю Владимиру Всеславичу, названному в НИЛ и в Тидрексаге. Именно этот Владимир, «как теперь выясняется, послужил, очевидно, первым прототипом былинного князя Владимира»[565]. Совершенно согласна с мнением С. Н. Азбелева. Былинный князь Владимир прозывался Владимиром Красное Солнышко, что означало не проявление ласкового отношения к нему народа (дескать, солнышко ты наше, рыбка золотая!), а маркировало его конфессиональную характеристику — солнцепоклонство, т. е. систему дохристианских верований. Князь Владимир Святославович вошел в историю как Святой, т. е. как Креститель Руси, как проводник христианства. Совершенно очевидно, это были две разные исторические личности, принадлежавшие к разным эпохам, и народная память их различала, а вот историческая наука, начиная с эпохи Просвещения, стала смешивать в одно. И причина тому понятна: по мнению западноевропейских утопий, впитанных российской исторической мыслью с XVIII в., не могло быть у русской истории периода древнее, чем с IX в.

Поэтому ставя вопрос о двух древнерусских Владимирах, первый из которых, предположительно, действовал в V в., мы наталкиваемся опять на проблему периодизации русской истории, начало которой связывается с расселением восточноевропейского славянства в VIII-ІХ вв., что не позволяет древнерусскому Владимиру находится в Приильменье в V в., а древним русам воевать с гуннами, как об этом рассказывает Тидрексага.

Имя Владимир и волоты/велеты

Исследуя глубину традиции имени Владимир в древнерусском именослове, нельзя пройти мимо такого источника как «Голубиная книга» — священного древнерусского сказания о происхождении мира, о Вселенной и человеке. В этом источнике собраны, говоря поэтическим языком самой «Голубиной книги», «все мудрости повселенные». Внимание российских исследователей фольклора к «Голубиной книге» было привлечено после появления её записи в одном из первых собраний русского фольклора (былин, исторических и лирических песен, духовных стихов), связанного с именем предполагаемого составителя сборника Кирши Данилова. Первое издание этого сборника было осуществлено в 1804 г.[566]

Сказание построено в виде символического диалога, который ведут Спрашивающий и Отвечающий. Имя Спрашивающего — царь Володимир, который в некоторых вариантах книги зовётся также царь Волот Волотович. Основы обоих имён одинаковые: Волот/Волод, что позволяет предположить, что это варианты одного имени. Как и космогоническме тексты других индоевропейских народов, «Голубиная книга» содержит архаичные пласты от глубокой первобытности. Поэтому простая логика подсказывает, что Волот может быть одним из антропонимических первокирпичиков, который лежит в основе имени Владимир.

Согласно «Словарю древнерусского языка», волот — это великан. В украинском и белорусском языках встречается в формах и ведет, и волот.

В словаре В. Даля волот, велетень в южных говорах — это гигант, великан; богатырь, человек необычайного роста, а иногда и силы; в волотах сказочных, в богатырях сила соединяется с ростом и дородством; в Сибири сохранились предания о том, что целый народ волотов заживо ушел в землю.

М. Л. Серяков приводит мнение А. Брюкнера, который связывает происхождение слова со ст. — слав. велий — «большой, великан», а также А. Преображенского, который относит к этому же кругу понятий веле — «очень, сильно» веле-мудр, велеть, повелевать[567]. Глубокая древность имени Волот/Велет подтверждается тем, что оно широко представлено в топонимике. Реку Воло-тию, впадающую в Ильмень-озеро, выделил в одном из летописных вариантов Ф. Гиляров[568]. А. Н. Веселовский отмечал скопление таких названий и для гидронимов, и для населенных пунктов: «…деревня Волотовка Струнской волости, там же деревня Волотовное, Волотовнев и река Волотовка, приток Оболи, по которой шел путь „из варяг в греки“…»[569].

М. Л. Серяковым собрано большое количество топонимики, связанной с волотами — велетами на территориях Белоруссии и России. В Белоруссии, в окрестностях Витебска упоминаются слобода Волотовка за Двиною и урочище Волотовка. России такие топонимы чаще всего встречаются в северной и центральной частях. Например, есть две реки Велетми, впадающие в Оку. В Верхнем Поднепровье есть река Велетовка и река Волотынь (Волотыня). Помимо гидронимов названия от слов волот/велет давались населенным пунктам и историческим местам. В Новгородской области есть село Волотово, где в 1352 г. была воздвигнута церковь Успения Богородицы. Помимо этого, отмечает Серяков, имеется ряд менее значительных населенных пунктов с названиями Волотово, Велетов, Волотя, Велетя[570].

Известно Волотово поле близ Волхова, где, по преданию, захоронены новгородские богатыри и правители, в том числе и легендарный Гостомысл, дед Рюрика. К этому можно добавить и Волотово городище, которое упоминается в «Росписи рекам поморским, морским берегам от усть реки Тенуя» по книге Большого Чертежа: «…от Таз реки морским берегом 20 верст, пала в море речка Денга да речка Воема… а промеж тех речек Волотово городище»[571]. Существуют топонимические названия, связанные с Болотом на Верхней Волге — озеро Волотовское под Костромой, поселок Волотово в Ивановской области, деревня Волотово Буйского района в Костромской области и др. В этом же Буйском уезде Костромской области в 1919 г. был записан рассказ о волотах: «Близ именья Г. Н. Глаголева „Ивановское“ есть Болотовы горы… они, по преданию, накопаны были жившими здесь великанами по имени Волоты. Они были так велики, что, занимаясь кузнечным делом, передавали друг другу топоры на другой берег реки».

Но мало этого. Бросается в глаза такое специфическое проявление топонима с волотами/велетами, как могилы.

Есть Болотова гора на севере Ивановской области, которая имеет правильную курганную форму и признана как памятник истории и культуры IX–XII веков. Сохранилось предание, что под курганом зарыт великан или богатырь Болот. Но эта Болотова гора далеко не единственный объект, связанный с именем легендарного Болота. Известны несколько случаев наречения Болотовыми могилами скоплений новгородских сопок. Во Владимирской области есть Болотовы горы близ Мурома и Болотовы могилы за Клязьминским городком. Известны Болотова могила у Переславля — Залесского и Болотова могила в устье реки Красивая Меча при впадении в Дон. Считается, что по названию этого кургана названо и село Волотово близ города Либедянь в Липецкой области. Это село — одно из древнейших селений в регионе. В писцовых и межевых книгах первое упоминание о нём встречается в 1627–28 гг. как слобода Болотова Могила.

Серяков отметил, что в Белоруссии «волотовками» называют погребальные курганы. Всего выявлено тридцать пунктов, где имеются могильники, называемые «волотовками». Наибольшая их концентрация отмечена в районе Витебска, многократно встречается в Полоцком Подвинье, к югу от Западной Двины, включая северные районы Минской области, иногда встречается в восточных районах Латвии, к северу от Западной Двины. Термин «волотовка» встречается в Смоленской области[572].

Сохранились сведения в русских источниках о том, что в старину на Русском Севере имя Болота использовалось и как племенное название, и как имя мифических первопредков, в честь которых отправлялись культы и жертвоприношения: «Волоты. Некоторые летописцы объявляют, что в древние времена около Вологды и Кубенского озера… прежде просвещения крещением обитали народы, сим именем называвшиеся по тому, что почитали за богов Болотов, великанов… коим и жертвы приносили»[573]. Известно и другое сказание, которое связывает волотов и основание Вологды: «…От баснословных каких-то Волотов, подобно греческим гигантам, якобы они перед… крещением тут жили и построили сей город, назвали оный так, как и реку по имени своему Волотой или Володовой».

Серяков привел еще одну легенду о том, что волоты выступали родоначальниками местного населения: «…до XIX века в часовне деревни Сидорок, находящейся на границе русской и белорусской территории, как священная реликвия хранилось гигантское топорище от топора волота Сидора, считавшегося предком крестьян этой деревни»[574].

Имя Волот/Велет в форме Валит/Валет известно и как личное имя исторических (или полулегендарных) лиц. В «Преданиях русской начальной летописи» Ф. Гилярова находим такую запись: «И посла (Рюрик) воеводу своего именем Валета и повоева Корелу и дань на них возложи. Умре Рюрик в войне в Кореле». Гиляров приводит и второй вариант этого известия: «Ходил князь великий с племянником своим Олгом воевати лопи и корелу. Воевода же у Рюрика Валит. И повоеваста и дань на них возложиша… лета 6387-го умре Рюрик в Кореле в войне; тамо и положен бысть в городе Кореле…»[575].

Есть предание о новгородском посаднике Валите/Варенте: «Был в Кореле и во всей Корельской земле большой владетель, именем Валит, Варент тож, и послушна была Корела Великому Новгороду с Двинскою землею, и посажен был тот Валит на Корельское владение от новгородских посадников»[576]. Об этом Валите сохранились предания в связи с его победой над «немцами» (т. е. норвежцами) у поселения Варенга в Мурманской земле. В честь победы Валит воздвиг огромный камень и около него «оклад в 12 стен», названный Вавилоном. Аналогичный оклад был сделан в Коле. К концу XVI в. эти сооружения в Коле были разрушены, а в Варенге еще оставались. Легендарный камень здесь продолжал называться Валитовым[577]. Место, где был воздвигнут Валитов камень, имело название Волитово городище, как следует из советского издания Книги большому чертежу[578]. Выше я приводила топоним Волотово городище на островке, образуемом речками Денгой и Ворьемой. Так оно приводится в издании Книги Большого чертежа второй половины XIX в. Эти два названия Волитово городище и Волотово городище обычно отождествляют друг с другом, для чего, наверняка, имеются основания. Для данного же исследования соединение Волита/Валита с Болотом интересно в двух отношениях. Во-первых, Валит/Волит и Волот/Велет вполне могут представлять различные формы одного и того же древнерусского имени с основой на вал-/вол-/вел-/вл-, которая является первым компонентом и в княжеском имени Владимир. Во-вторых, многочисленные Болотовы курганы или могилы, окаймлявшие центр и север и запад Руси, явно воздавали дань памяти объекту священного поклонения, что наделяет имя Волот сакральностью, а Волотово городище (равно как и другие Болотовы городища и могилы) у речки Ворьема выступает как древнерусское капище, на котором посадник Валент воздвиг камень в знак благодарения древнерусскому божеству.

Вот, представляется, мы и вышли на тот архаичный пласт древнерусской антропонимики в Восточной Европе, где мы можем проследить истоки зарождения первой основы имени Владимир. Имя Волот/Велет с вариантами содержит отчётливый сакральный смысл, каким всегда наделялась власть в эпоху мифопоэтического сознания. Оно связано с образами мифического обожествлённого первопредка, следы культа которого сохранились на Русском Севере до исторически верифицируемого периода. Устойчивость этого культа, а также широкие границы его распространения, фиксируемые топонимикой (от Русского Севера и Новгородчины до Верхнего Поднепровья на юге, охватывая Полоцкое Подвинье и северные районы Минской области на западе и т. д.) говорят о его значительной роли в жизни наших предков.

Следовательно, это божество известно нам, хотя, возможно, и под другим или изменённым именем, что для сакрально-мифологической традиции феномен известный. Полагаю, что по смысловому и лингвистическому единству таким божеством мог выступить Волос/Велес, одно из самых древних божеств русского пантеона, прочно связанного как раз с ареалом, очерченным вышеприведённой топонимикой.

Мы располагаем сведениями историка и археолога В. С. Передольского (1833–1907), около 60 лет своей жизни отдавшего изучению древностей Новгородского края, о том, что в окрестностях Новгорода в неолитических слоях часто встречались «пальцевые кости медвежьей лапы, зарытые в одну яму с костями человека». Культ медвежьей лапы под названием «скотьего бога» прослеживался у подмосковных крестьян еще в начале XX века. «Скотьим богом», согласно ПВЛ, князь Святослав величал Волоса («…да имъемъ клятву от бога, в его же въруемъ — в Перуна и в Волоса, скотья бога…»).

Следовательно, божество Волос является древнейшим объектом поклонения русов и непосредственным «наследником» медвежьих культов, который связал древних русов с прежними «хозяевами» земли, с духами людей, живших на земле Новгородчины в палеолитической древности.

У нас есть источник, который дает нам в помощь более конкретную хронологическую веху из истории древнерусской духовной жизни. «Сказание о Словене и Русе» (которое носит книжный характер, что однако не означает полной оторванности его создателей от исторических реалий древнерусской истории) донесло до нас сведения о том, что перерожденец Волоса чародей Волх в 3099 г. от сотворения мира (2405 г. до н. э.) переселялся от «Евксинопонта» на север. Есть косвенные данные, которые позволяют предположить, что культ Волоса охватывал в бронзовый век волго-окский регион и возможно был распространен вплоть до Урала. На протяжении всего русского средневековья культ Волоса прослеживался на значительной территории русских земель. Сказания этого периода связывают его с Русским Севером, Новгородчиной, Уралом. Герои древнерусских былин, наделенные чертами Волосова оборотничества, рождаются и в Киеве, и на Севере. Идолы Волоса известны от северорусских земель до Владимиро-Суздальской и Ростовской земель вплоть до Х-ХІ веков.

Само имя княжеского сына Волха/Волхва, по убеждению Иванова и Топорова, перекликается с именем Волоса: волохатый или волосатый. Образ Волхва имеет свои былинные аналоги в былинах о Волхе Всеславьевиче и о Вольге Буслаевиче/Святославьевиче. Таким образом, теоним Волос/Велес, безусловно, совпадает с именем легендарных предков Волота(ов)/Велет(ов) из древнерусских преданий.

Имена божеств, обожествлённых предков — тотемов и других мифологических героев — неотъемлемая часть всех именословов (Ираклий/Геракл, Венера, Диана, Гера и др.). Известно также, что зародившись где-то в глубине определённых родовых традиций, эти имена проникли в лона многочисленных языковых систем, где породили немалое количество новых дочерних вариантов имён, отличающихся произношением и написанием от исходных, материнских (ближайший пример, библейские имена Марии и Иоанна). Поэтому представляется логичным предположение о генезисе имени Владимир, связанном с восточноевропейским божеством Волоса/Велеса, трансформировавшегося в мифологического героя — первопредка Волота/Велета/Валита (есть и такой вариант). Основа этого имени вол-/вел-/вал-/вл- перешла посредством межродовых связей во многие именословы, став Володимерами, Валамирами, Володарями, Властимирами, Владимирами, Вальдемарами и т. д.

Правителям мигрировавших в Восточную Европу финно-угорских и тюркских народов также необходимо было принимать имена местных божеств и родовых предков-оберегов, имевших сакрально-охранительное значение. Так верховными правителями гуннского союза были приняты рассматриваемые имена с компонентами вал-/вел- и — мир/-мер (о чем скажем ниже), составленные из именных первооснов, пронизанных высоким экзистенациональным смыслом и энергетикой власти древнерусских правителей. Например, при вторжении гуннов в Крым ими предводительствовал Валамер[579]. У Д. И. Иловайского есть такой вариант этого имени как Велемир, и так оно, кстати, сохранилось в русской антропонимике — вспомним поэта Велемира Хлебникова. В основе имён Велемир/Валамир видна генетическая связь с понятием «власть» (например: повелевать, велеть и др.), поэтому они вполне могли быть предтечами вышеупомянутых имён Властимир, Владимир, «пришедшие» на Дунай и Балканы из Восточной Европы и перенесшие туда более древнюю именную индоевропейскую традицию.

В рамках межэтнических контактов носителей Y-хромосомной гаплогруппы R1a или потомков древних русов и ариев с финно-угорскими и тюркскими пришельцами у последних происходило формирование полиэтнических социально-политических общностей с именословами смешанного состава.

Но на примерах имен Святослав, Дан, Герман было показано, что имена носителей R1a получали распространение в западноевропейских именословах. Поэтому рассмотрим теперь, как шло продвижение на запад имен с основой вол-/вел-/вал-/вл-. Древнерусские волоты/велеты явно выступают как этническое образование, носители имени которого сохранились в преданиях и отчасти в летописании. Вполне возможно, что древнерусские волоты/велеты известны под другим именем.

А. Н. Веселовский сопоставлял древнерусских волотов/велетов с западнославянскими велетами и с обширной славянской страной вильтинов, правитель которой звался Вильтин, из «Саги о Тидреке Бернском». Упоминание о западнославянском народе велетов находим уже у Птолемея: «И снова побережье Океана вдоль Вендского залива последовательно занимают вельты, выше их осии…»[580]. В VIII в. велеты были известны как крупная этнополитическая общность (с X в. стали называться лютичи), занимавшая большую территорию между ободритскими землями и Польским Поморьем и дольше других политий на южнобалтийском побережье, вплоть до второй половины XI в., сохранявшая свою политическую независимость и сопротивлявшаяся христианизации[581].

Велеты/вильтины, которых немецкие источники называли вендами, в 560–600 гг. поселились во Фризии и возвели там крепость, названную по их имени Вильтабург (Wiltaburg), а местность вокруг крепости — Вильтения (Wiltenia). На галльском языке город назывался Утрехт[582].

Помимо Вильтабурга во Фризии был город Славенбург и другие славянские города. Об этом рассказывает Гильфердинг со ссылкой на латиноязычный голландский источник под названием Утрехтская хроника, составленная в XV в. и сообщающая о поселениях вильтинов между фризами и саксами. Хроника, в частности, рассказывает о том, что голландские славяне обитают там с самых древних времен, и хотя воинственны, но живут в ладу с окружающими фризами и саксами: эти три народа избирают себе общих вождей, и славянский город Вильтенбург является у них как бы столицей; о том, что король франкский Дагоберт (начало VII в.) покорил фризов и славян-вильтов и разрушил Вильтенбург; о том, что Пипин Геристальский, совершенно подчинив своей власти Славонию (т. е. Фризскую) и Голландию, превратил их в область, которая получила название восточной Франции. Гильфердинг, со ссылкой на Шафарика, помимо Вильтенбурга и Славенбурга называет во фризских землях такие славянские города, как Вильта, Видениц (т. е. Воде-нец), Свята (Sueta), Камень. Кроме вильцев/велетов Голландии были и велеты в Англии. Автор Утрехтской хроники рассказывает, что в стародавние времена славяне — вильцы, изгнанные из Англии, прибыли в Голландию и там обосновались. Гильфердинг полагает, что было, вероятно, наоборот, и добавляет, что согласно этому же автору, что вместе с саксами и англами легендарных Хенгиста и Хорсу сопровождали и славяне.

Вильцы имели поселения не только в Голландии, но и в Баварии. Там они построили еще один Вильтенбург (Вильцбург) к югу от истоков реки Раданицы (Rednitz), между Нюрнбергом и Донаувёртом. «Какова была предприимчивость маленького племени, — восклицал Гильфердинг, — которое, обитая вблизи Рюгена, основывало поселения и строило города в Англии, Голландии, Баварии!»[583]. Не знаю, такое ли оно было маленькое, как это представлялось Гильфердингу, но города велеты/вильцы возводили по всей Европе.

Вместе с расселением велетов/вильцев по Европе распространялись не только топонимы, рождаемые от их названия, но и антропонимы. Для лучшего понимания этого процесса интересно рассмотреть расселение велетов/вильцев на более широком историческом фоне, привлекая и английский материал. В этом нам поможет труд английского исследователя Томаса Шора «Происхождение англосаксонского народа». Стремясь выделить всех предков англичан, Шор большое внимание уделял славянским народам. Так, он отмечал, что древние народы Германии, жившие к востоку от Эльбы и упомянутые Тацитом, в период Карла Великого не обнаруживали ни единой «тевтонской черты». Поэтому, считал Шор, видеть в народах Германии Тацита представителей тевтонской расы (в современной науке говорят о германских племенах) ошибочно.

По его убеждению, самыми древними обитателями в Германии к востоку от Эльбы являлись славяне, ибо не дошло каких-либо преданий о более ранних жителях в этой области, а все древнейшие топонимы сплошь славянские. Шор не использовал понятие «индоевропейский субстрат», но напомнил, что эти народы были известны римским авторам под именем венедов или вендов. Венды интересовали Шора как один из народов, участвовавших в создании английской нации.

С миграциями венедов/вендов на Британские острова, по его предположению, были связаны такие поселения, оставшиеся еще от римского периода, как Виндогладия (Vindogladia) и Виндилия (Vindilia) в Дорсете, Виндомис (Vindomis) в Хэмпшире. В Англосаксонской хронике упоминаются Вендлесбири (Wendlesbiri) в Хертфордшире, Вендлесклифф (Wendlescliff) в Вустершире, Ваендлескумб (Waendlescumb) в Беркшире, Вендлесоре (Wendlesore) — нынешний Виндзор. Названия всех этих населенных пунктов, полагал Шор, были даны вендскими поселенцами по имени своего народа. При этом он подчеркивал, что вендские переселения на Британские острова происходили в римское время, т. е. в период, предшествовавший англосаксонскому периоду в английской истории[584].

Удивительного в этом мало, если вспомнить, что венеты/венеды в римское время были прославленными мореходами как на Атлантике, так и на Балтике. Писатель и историк С. В. Цветков напомнил, что еще Юлий Цезарь отмечал, какими прекрасными мореходами были венеты Арморики, и приводил его слова: «Это племя пользуется наибольшим влиянием по всему морскому побережью, так как венеты располагают самым большим числом кораблей, на которых они ходят в Британию, а также превосходят остальных галлов знанием морского дела и опытностью в нем. При сильном и не встречающем себе преград морском прибое и при малом количестве гаваней, которые вдобавок находятся в руках именно венетов, они сделали своими данниками всех плавающих по этому морю»[585]. С VI в. имя венедов слилось с именем славян.

В числе вендов Шор выделял вышеупомянутых вильтинов/вильцев. Они ему были интересны также, как один из народов, участвовавших в формировании английского народа. Вильтины/вильцы (Wilti) дали свое имя области Уилтшир (Wiltshire), а некоторые более ранние поселения, связанные с вильтинами, именовались Уилсэтен/Вилсэтен (Wilsaeten). Вильтины дали эти названия новым местам своего жительства таким же образом, как они назвали Вильтению и Вильтабург во Фризии. Уилтшир был заселен во второй половине VI столетия, и по мнению Шора, вильтины могли переселиться туда как из поселений вильцев во Фризии, так и непосредственно из Приэльбской области или из Балтии, как исконные вильтины/Wilsaetas. Так что автор Утрехтской хроники был, возможно, прав, описывая миграцию вильцев в Голландию из Англии, как одну из миграционных волн вильцев.

О достаточно широком расселении вильтинов/вильцев в Англии говорит распространение таких этнонимов как Wilte/Willa, зафиксированных в англосаксонских хрониках и официальных документах. Известны были как западные Вилла, так и восточные Вилла. Шор называет также такие топонимы как Willanesham и Wilburgeham в Кембриджшире; Wilburgewel в Кенте и др. Кроме топонимов Шор называет и антропонимы, образовавшиеся от этнонима вильтины. Это Уилт или Вилт/Wilte, Уиллеман или Виллеман/Willeman, Вилиа/Wilia[586].

Я полагаю, что могу добавить к названным антропонимам и такие как Св. Виллиброрд (657?-739), выходец из англосаксонской семьи в Нортумбрии, апостол фризов, проповедовал христианство королю фризов Радбоду. У Беды имя миссионера было написано как Wilbrord, и Шор передает его именно так. Кроме того можно назвать и отца апостола Св. Вильгиса. Помимо этого был Св. Вильфрид (639–709), епископ Йоркский, родом также из Нортумбрии. Правда, что касается толкования последнего из названных имен, то тут германисты стали твердою стопой и уже объяснили его происхождение от древнегерманских welja — воля и friduz — защита. Хотя очевидно, что первый компонент вил- в имени Вильфрид обнаруживает такую же связь с этнонимом вильцы, как и вышеприведенные имена Вилт и Виллеман. Двучленные антропонимы могли быть гибридного состава, когда именные компоненты принадлежали к разным языковым семьям (германо-латинские или латино-греческие и т. д.).

Исследования в области ДНК-генеалогии являются сейчас мощным ресурсом для историков, особенно, при изучении миграций тех или иных этнических групп, сопровождаемых «миграциями» элементов их культуры. Как вышеприведенный рассказ о расселении вильцев/велетов увязывается с данными ДНК-генеалогии? Носителями каких субкладов могли быть велеты — вильцы, восточные границы обитания которых начинались в Вологодской области, у Кубенского озера — в местах обитания волотов — велетов, а западные достигали Британских островов?

Выше, в связи с рассмотрением вопроса о том, как расходились с Русской равнины антропонимы и теонимы с корнем свят-/сеет-, я приводила сведения ДНК-генеалогии из работы А. А. Клёсова и И. Л. Рожанского, на основе которых возникает совершенно определенная картина динамики движения культурных импульсов: они шли на запад с Русской равнины, освоенной древними русами (Z280) и ариями (ветвь R1a — L) в III–II тыс. до н. э. Дополнительное подтверждение этой идеи находим в исследованиях А. А. Клёсова о кельтах как носителях гаплогруппы R1a, из чего следует закономерный вывод о том, что Западная и Центральная Европа — культурный продукт праславянской Русской равнины.

Напомню еще раз сказанное ранее. После ухода ариев на восток примерно 4500 лет назад в Восточной Европе осталась ветвь R1a — Z280, т. е. центральноевразийская ветвь R1a, к которой относится большинство современных этнических русских[587], а также — та часть ариев, которая осталась на Русской равнине и влилась в состав русов. Одновременно шел процесс образования новых славянских ветвей гаплогруппы R1a. В частности, 4200 лет назад образовалась славянская ветвь R1a — М458, так называемая европейская, образовавшая западно-славянскую и центрально-европейскую ветви. Ее носители распространились как в Восточной Европе, так и в Западной Европе. Среди них есть много русских, украинцев и белорусов. Этот субклад доминирует у западных славян, его носителями являются большинство поляков, как принципиальная минорная ветвь есть он и у немцев.

С носителями этого субклада можно было бы отождествить лужицкую археологическую культуру бронзового века и раннего железа (XII–VI вв. до н. э.). По мысли А. А. Клёсова, высказанной в частной беседе, лужицкая культура (3200–2400 лет назад, XII–IV вв до н. э.) — это определенно гаплогруппа R1a, основная территория которой простиралась от Восточной Германии до Польши, Белоруссии, Украины, России. Она берет свое начало в тшинецкой культуре (3900–3100 лет назад или ХІХ-ХІ вв до н. э., Польша, Украина, Белоруссия, Россия), та — в культуре шнуровой керамики, и обе эти культуры — определенно R1a, что уже показано и ископаемыми гаплотипами шнуровой керамики, с датировкой 4600 лет назад[588]. Территории тшинецкой и лужицкой культур, в значительной степени совпадают, за исключением того, что лужицкая культура занимает и Восточную Германию, где локализуют, предположительно венетов-венедов и кельтов-иллирийцев, которые определяются А. А. Клёсовым, согласно его последним исследованиям, как носители гаплогруппы R1a.

Лужицкая культура, по существующим оценкам, переходит в померанскую или поморскую (2600–2200 лет назад или VI–II вв. до н. э.). Прямых данных по субкладам для лужицкой культуры нет. Как уже отмечено, ее создателей можно было бы отнести к R1a-M458. Но такую картину, отмечает А. А. Клёсов, ломает то, что ее премник — померанская культура перекликается с названием «померанский субклад гаплогруппы R1a», который по убеждениям польских генетиков означает субклад R1a-L365. Это — так называемый «северо-европейский субклад Z280-L365», с датировкой примерно 2600 лет назад, что совпадает с «померанской». И это — не М458, a Z280, идентифицируемые мной как древние русы.

Возможно, поморская-померанская — не наследник лужицкой культуры, как в свое время предложили археологи, высказывает предположение А. А. Клёсов. Просто и лужицкая культура М458 с субкладами, и померанская культура Z280-L365 — преемники шнуровиков, живших более 4000 лет назад, когда субклад R1a-M458 образовался (примерно 4200 лет назад), и позже дал субклады с датировками 2700–2900 и 2600 лет назад. Так и получилось, что на одной территории жили и продолжают жить в настоящее время носители субкладов R1a-M458 и R1a-Z280, которые не являются преемниками друг друга, они скорее двоюродные братья. Первая, возможно, лужицкая культура и ее современные потомки, вторая — померанская и ее современные потомки. И тех и других сейчас много в Польше, Белоруссии, Украине, Чехии, Словакии. К первой (R1a-M458), кстати, относятся в основном и современные лужицкие сербы, которые живут на территории Германии уже почти тысячу лет.

Как можно соотнести приведенные здесь данные исследований ДНК-генеалогии с миграциями велетов — вильцев, в русле которых распространялись по Европе и их имена с основой вл-/вил- и их аналогами?

В первую очередь, здесь интересны венеды и кельты-иллирийцы лужицкой культуры, поскольку как говорилось выше, распространение культур носителей гаплогруппы R1a с Русской равнины в Центральную и Западную Европу А. А. Клёсов аргументировано связывает с теми народами, которые вошли в науку под общим именем кельтов. Начало продвижения их в Европу он относит к концу II тыс. до н. э. Исходные кельты были носителями индоевропейских языков (ИЕ), который от них восприняли неиндоевропейские популяции Западной Европы (носители R1b или эрбины). Интенсивное продвижение элементов материальной и духовной культуры, включая язык ИЕ кельтов (а под этим именем, как подчеркивает А. А. Клёсов, могли выступать венеты или венды, арии, скифы и прочие носители R1a) во Францию, на Пиренеи, на Британские острова отмечается в период VІ-ІII вв. до н. э.[589]

Во-вторых, не менее интересными представляются и носители североевропейского субклада Z280-L365 померанской/поморской культуры, поскольку волоты/велеты Русского Севера и вельтины/вильцы южнобалтийского побережья имели прямые связи с глубокой древности, что могло найти выражение и в специфике археологических культур и дать ответвления отдельных субкладов.

Продвижение с Русской равнины на запад народов, известных под именем кельтов, сопровождалось, естественно, и распространением их именословов. О раннем появлении у кельтов вариантов имени Владимир много писал в свое время А. Г. Кузьмин. Ссылаясь на А. А. Шахматова, он напоминал, что корень «влад» и по смыслу, и по написанию совпадал у кельтов и славян, подчеркивая при этом, что и здесь, и там производные от этого корня означают и правителя, и правление, и территорию (сл. «влат» — «великан», «владыка», «владарь», «властитель», «владение», «власть», «волость»). Со ссылкой на работу французской исследовательницы М. Морле «Личные имена на территории бывшей Галлии в VI–XII веках», Кузьмин обращал внимание, что имя Waldemarus зафиксировано в Галлии в VII и в VIII вв., тогда как у саксов аналогичное имя в написании Waldmar — Waltmar прослеживается только в ІХ-Х вв.[590]

В книге Морле, действительно, приведено 8 имен, полностью воспроизводящих имя Владимир, т. е. содержащих оба его именных компонента: Waldmarus (648 г.), Waldemarus (762 г.), Vualdemarus (949 г.), Uualtmarus (981 г.), Vualmarus (1050–1051 гг.), Walmarus, Gualdemarus (1030 г.), Galdemarus (1048 г.). Перечисленные имена Морле приводит в разделе имен с корнем wald-, т. е. влад-. Но так как ее работа была опубликована в 1968 г., когда идея первичности германского даже в кельтских именословах сильно довлела в лингвистике, то и компонент wald- Морле пытается производить от гот./древ-негерм. waldan, wealdan — владыка, властитель[591].

В этой «лингвистике» логика поставлена с ног на голову. Напомню известное замечание Иордана (VI в.) об именах: «Все знают и обращали внимание, насколько в обычае у племён перенимать имена: у римлян — македонские, у греков — римские, у сарматов — германские. Готы же преимущественно заимствуют имена гуннские»[592]. Готы заимствовали имена у гуннов, а гуннские правители, как я показывала выше, заимствовали своего Валамера/Велемира из именослова древних русов, от имен, происходивших от древнерусских волотов/велетов. Соответственно, и «древнегерманское» waldan — владыка произошло от древнерусского владетель с корнем влад-, который распространили носители разных ветвей гаплогруппы R1a по Западной Европы.

Это были, безусловно, представители южных ветвей R1a. При этом концепция А. А. Клёсова, показывающая, откуда взялись кельты, хорошо объясняет, почему имя Владимир/Вальдемарус появилось в Галлии раньше, чем в среде саксов: кельты R1a несли это имя с собой, а саксы его у них перенимали. Но носители имен с корнем влад- шли, наверняка, и с Русского Севера, сначала на южнобалтийское побережье, очень возможно, создав по пути субклад Z280-L365. А затем их путь продолжился либо сразу с Балтии на север и до Британских островов, либо далее по Европе до Атлантики. Распространяясь по южнобалтийскому побережью, древнерусский корень влад- оставил свой след в лексике литовского языка, что отмечал еще А. Г. Кузьмин. В литовском языке слово valdymieras означает «обладатель», «государь», что есть простая калька — перевод значения русского имени Владимир. Таким образом, древнерусские понятия с корнем волод-/влад-/вл- влияли не только на развитие ономастиконов у тех народов, которые оказывались в сфере их культурного влияния, но и на развитие языковой лексики этих народов.

Следует отметить также, что эта лексическая основа волод-/влад-/вл- была полна для ее носителей такого глубокого смысла и значения, что оказалась одним из самых продуктивных именных компонентов при образовании антропонимов на территории Галлии и ее преемницы Франции. В книге Морле приводится порядка двух сотен имен только с начальным компонентом влад-/wald-. Это такие имена, как Uualdoradus (696 г.), Waldrata (779 г.), Uualtrada (780 г.), Gualderadus (653 г.), Vualdramnus (693–94 гг.), Waldricus (775–783 гг.), Waltirih (833 г.), Uualdrid (764–792 гг.), Uualtchrogus (742 г.), Vualtrocus (847 г.), Waldaldus (801–814 гг.), Waltarnus (771 г.), Vualdebertus (739 г.), Waldbertus (776 г.), Waldofridus (IX в.) и многие другие. По составу эти имена носят гибридный характер: если первый компонент — кельтское наследие, пришедшее из Восточной Европы, то конечный — мог принадлежать уже к германским языкам.

Именной компонент — влад/-wald мог быть и конечным. Например, в именах Мировлад, Святовлад, Роговлад в славянских именословах. А в Галлии отмечены такие имена, как Radoaldus, Rodwaldus, Herualdus, Leuodovaldus, Meroaldus и др.[593] Для скандинавских имен компонент vald(i)/-valdr/-aldr/-aldi с тем же значением «владетель» отмечается исключительно как конечный именной компонент, например, в именах Geirvaldr, Avaldi и др.[594] Что же касается имени Valdemar, то датский лингвист Р. Хорнби говорит об этом имени как заимствованном в именослове датских королей из древнерусских княжеских именословов. Первый его носитель был Вальдемар I Великий, правнук Владимира Мономаха по линии его матери Ингеборги Мстиславовны, который был назван в его честь[595].

Так, собственно, имя Владимира Мономаха и было унаследовано сначала датским королевским родом, принесённое туда дочерью Мстислава Владимировича княжной Ингеборгой. Будучи выданной замуж за датского герцога и короля ободритов Кнута Лаварда, княжна Ингеборга обогатила датский династийный именослов именем «Владимир», назвав в честь своего деда по отцовской линии Владимира Мономаха первенца от брака с Кнутом. Принц Владимир вошел в историю скандинавских стран как датский король Вальдемар 1 Великий (1131–1182). Дочь Вальдемара I Рикисса стала супругой шведского короля Эрика Кнютссона и назвала дочь именем Ингеборг в честь матери своего отца. А эта принцесса Ингеборг, ставшая женой известного шведского политического деятеля Бирье-ярла, ввела имя Вальдемар в шведский именослов, назвав этим именем своего сына в честь деда по материнской линии. Так и в шведском именослове появилось имя Вальдемар. Как видим, и датском, и в шведском именословах имя Вальдемар произошло от древнерусского Владимира.

Имя Владимир и именной компонент — мир/-мер

Рассмотрим теперь второй компонент в имени Владимир, т. е. — мир/-мер. В начале этого раздела я приводила слова Гедеонова о том, что в летописях, например, преобладает такая форма написания как Володимер/Володимѣр вместо Володимир, что еще Куник пытался использовать для доказательства того, что окончание на — мир/-мер заимствовано славянами из готских языков, невзирая на Титмара Мерзебургского, который оставил нам совершенно однозначные сведения об этимологии этого имени как «власть мира», т. е. давал значение конечного именного компонента как «мир».

И в норманизме закрепилось и всячески удерживается мнение, что основа — мъръ восходит не к славянскому «мир, покой», а к древнегерманскому mer» слава». По уверениям норманистов, истинное происхождение этой реликтовой основы было неизвестно жителям Руси на рубеже Х-ХІ вв., поскольку для норманистов русские как славяне появились в Восточной Европе позднее готов, соответственно, все именные реликты у русских должны были быть древнегерманской природы[596]. Клейн настаивает на неисконно славянском происхождении имени Владимир как раз аргументируя тем, что древнерусское звучание — «Володимер», а не «Володимир»[597].

На самом деле в русских источниках встречаются оба варианта написания имени — примеры приводились в начале раздела, поэтому важно выявить истоки чередования — мир/-мер в древнерусской традиции, для чего следует привлечь возможно полное количество примеров использования имен с данным компонентом в восточноевропейских именословах.

В древнерусской традиции, как уже сообщалось выше, сохранилось имя Владимир от времени войн русов с гуннами. Это был князь Владимир, сын князя Вандала из НИЛ, который соотносится с русским королем Владимиром из Тидрексаги, а также — былинный князь Владимир Всеславич Красное Солнышко. Первый компонент имени Владимир влад- рассматривался достаточно подробно, и его связь с глубинными истоками древнерусского ономастикона не может вызывать сомнений. Исследуем теперь, насколько древнерусским может быть компонент — мир/-мер, поскольку личные имена могли быть и гибридными.

В качестве первого примера стоит привести имя легендарного короля Олимара из Русции/Rusland (Rusciam), действовавшего в «Деяниях данов» Саксона Грамматика[598]. События, в которых участвует Олимар, относятся к легендарной части труда Саксона Грамматика, но имя Олимара, по замечанию А. Г. Кузьмина, находят аналогию в объединенной генеалогии герулов, вандалов и венедов, согласно «Генеалогическим таблицам» Хюбнера. В числе первых королей герулов был назван Алимер[599]. Время жизни короля русов/рутенов Олимара относится к эпохе взаимоотношений королей данов с гуннами, т. е. к той же эпохе, что и русский король Владимир из Тидрексаги.

Известно, что имена с использованием основы — мир/-мер как конечного именного компонента часто встречались у гуннских правителей и военных предводителей. Такое имя носил основоположник гуннской империи на территории Восточной Европы Болемир (правил с 371 г.). Известно и имя уже упоминавшегося гуннского военного предводителя Валамера/Велемира, руководившего нападением гуннов на Крым.

И совершенно в русле сказанного Иорданом об именах, о том, что готы «преимущественно заимствуют имена гуннские», имена с конечным компонентом — мир/-мер в именослове готских правителей появляются немного позднее, чем в гуннском именослове. Под 376 г. известен король остготов Витимир. О правителе дакийских готов Аримире (383/392) сообщает австрийский медиевист X. Вольфрам, уточняя, что готы Аримира относились к тем тервингам, которые в 376 г. не покинули родину, а продолжали жить севернее Дуная[600]. В V в. были король остготов Валамир (440–469) — имя, которое повторяет имя гуннского предводителя Валамира, и его младшие братья Теодемир (469–474) и Видимир (ум. 474). Известен и его сын Видимир Младший, отправившийся после смерти отца в Галлию и обосновавшийся, предположительно, в Лимузене[601]. Вторым именем Теодориха Великого (451–526) было имя Валамир[602]. В именослове вестготских королей есть имя Ретемера/Рецимера (Rekimer), одного из сыновей вестготского короля Теодерида/Теодориха. Это имя, вероятно, идентично имени выходца из варварской знати свевов и вестготов, римского патриция и полководца Рецимера (Rekimer), умершего в 472 (470?) г.[603]

Имена Теодемира и Ариамира встречаются в именослове королей свевов периода Свевского королевства на Пиренейском полуострове, куда свевы переселились из области между Карпатами и Средним Дунаем и где в начале V в. основали свое королевство, просуществовавшее чуть более полутора сотен лет и уничтоженное вестготами. От этого периода известны свевский король Ариамир (559–565), преемником которого стал король Теодемир (565–570)[604]. Поскольку известно, что их предшественник, король свевов Рехиарий (правил 448–456) взял в супруги дочь вестготского короля Теодерида/Теодориха (418–451), то появление в свевском именослове королевских имен с компонентом — мир/-мер объяснимо как их перенос по междинастийным линиям, причем как видно, это были и линии, ведущие к остготскому Теодемиру, так и к правителю Аримиру на Дунае: свевские Теодемир и Ариамир повторяют эти имена. Но как показывает имя вышеупомянутого полководца Рецимера, компонент — мер мог встречаться у свевов и ранее, поскольку неизвестно, получил ли Рецимер свое имя из именослова отца — свева или матери из рода вестготов.

В период правления короля вестготов Вамбы (672–680) «толстобрюхого» можно отметить несколько антропонимов с компонентом — мер/-мир. В мятеже, вспыхнувшем против Вамбы в Нарбоннской Галлии в 672–673 гг. на стороне мятежников принимал участие аббат Ранимир. Командующего мятежными войсками звали Виттимир, а имя одного из полководцев короля Вамбы было Вандемир.

Но личные имена на — мер/-мир фиксируются на европейском континенте в именословах многих династий или благородных семей, не ограничиваясь остготскими и вестготскими королями. В частности, имена с конечным компонентом — мар/-мер/-мир носили и короли вандалов. Известен король вандалов Визимар (ок. 334 г.). Имя Гелимер/Geilamir (530–533) носил последний король вандалов[605].

В 377/378 гг. во главе римского войска, высланного против вестготов году стоял начальник доместиков римлянин по имени Рихимер. Легендарный вождь франков носил имя Маркомир (конец IV в.). Согласно Григорию Турскому, франки под руководством Маркомира и еще двух предводителей перешли в 388 г. границу Римской империи и прошли грабительским походом по территории римской Германии. Через столетие, с образованием династии Меровингов в королевском именослове появляется имя Хлодомира (511–524).

Имена с — мир/-мер/-мар известны в именословах на территории Галлии, где были отмечены такие имена как Рикомер/Ricomerus (573 г.), Рихмар/ Richmarus (783 г.), Ригомар/Rigomar или Ригомир/Rigomir от того же времени, а также многие другие[606].

В этот же период мы отмечаем у правителей как балкано-славянских, так и других славянских династий значительное количество имён с окончаниями на — мир. Например, мы видим его в имени посла антов к аварам Мезамира (VI в.), в именах правителей южной Сербии Звонимира (ок. 650) и Прелимира (ок. 750), в имени правителя фессалийских славян-велетичей Аксамира (уб. в 799), в имени посла Болгарии в Константинополе при хане Круме (803–814) Драгомира, в вышеупомянутом имени великого жупана Сербии Властимира и его сыновей Мутимира (ум. 891) и Строймира, у легендарного чешского предводителя Честимира (IX в.), у хорватских князей Будимира (ок. 750–780) и Бранимира (870-е гг.) и др.

Итак, перед нашим взором прошли гуннские правители, остготские и вестготские короли, предводители и короли франков, короли вандалов и свевов, римские полководцы и патриции, представители кельтской знати. Слишком пестрая картина, никак не умещающаяся в понятие германского именослова. Где искать истоки этого многообразия?

Что касается готских именословов, то у нас есть свидетельство Иордана: готы заимствовали гуннские имена. А «гуннские» имена готов, по замечанию А. Г. Кузьмина, это как раз многочисленные имена на — мар/-мер/-мир. Разумеется, замечает Кузьмин, в этих именах нет ничего тюркского. И далее он напоминает замечание византийского дипломата и историка V в. Приска Паннийского, принимавшего участие в посольстве к правителю гуннов Аттиле, о том, что «гуннский» язык отличался от собственно «варварского» языка гуннов, причем если в последнем языке можно предполагать тюркскую систему, то «гуннский» явно относился к индоевропейской группе. Судя по всему, делает вывод Кузьмин, это был язык общения разноплеменного коренного населения Восточной Европы, на территории которой сложилось гуннское государственное объединение[607].

А кем было разноплеменное коренное население на той территории, где с конца IV в. формировалась держава гуннов? Здесь неоднократно приводились результаты исследований по ДНК-генеалогии о расселении в Восточной Европе, начиная с III тыс. до н. э., носителей Y-хромосомной гаплогруппы R1a, или ариев (ветвь R1a — Z93) и древних русов (ветвь R1a-Z280), а позднее — представителей их дочерних ветвей, разошедшихся позднее как по просторам Азии, так и расселившихся по Западной Европе под именем кельтов. Процитирую еще раз слова А. А. Клёсова: «…носители гаплогруппы R1a, фактически, праславяне или, во всяком случае, их братья преобразовали не только восток во II тыс. до н. э., выступая как арии (Индия, Иран, Средняя Азия, Ближний Восток, Северный Китай), но и не менее (возможно, и более) кардинально преобразовали и запад, выступая как исходные кельты. Западная и Центральная Европа — культурный продукт праславянской Русской равнины»[608]. Продвижение с Русской равнины на запад народов — носителей гаплогруппы R1a сопровождалось, естественно, и распространением их имен или именных компонентов.

Показав ранее на примерах вариантов имен Herman, Arman, Armin, Germain (Жермен), Germanaricus, что они стоят в одном ряду с именем западнославянского божества плодородия Герман и имеют корень ер, где her- является просто вариацией этого корня по примеру Яровит — Геровит (Herovit), я сделала закономерный вывод о том, что вышеупомянутые «германские» имена являются, фактически, Германскими именами или именами, которые происходят от древнерусского корня ер-, лежащего в основе древнерусских и западнославянских теонимов, распространявшихся по Европе. Там же было показано, что аналогичным образом расходились с Русской равнины антропонимы и теонимы с именными компонентами свят-/свет-.

Поэтому для того, чтобы понять редкостную распространенность в европейских именословах имен с мар/-мер/-мир, надо также обратиться к самым истокам языка древних русов и ариев и поискать соответствия в сравнительном анализе древнерусской и санскритской лексики.

В церковно-славянском словаре Григория Дьяченко можно выделить следующие значения для слов міръ и миръ.

Міръ: 1. Весь земной шар, вселенная. 2. Род человеческий. 3. Иногда все то, что духовному царству Христову сопротивляется. 4. Также то, что «отводит нас от закона Божия». 5. Состояние земного жития. 6. Обитающие в мире. 7. Все те вещи, «кои даются нам к употреблению». От слова міръ образованы: мірный — земной, светский, здешний, временный; противополагается премірному, т. е. небесному, вечному; міробытие — то время, в которое міръ восприял своё начало, міротворение, міросоздание; міродержитель — иногда значит діаволъ; міролюбезный — вожделенный міру, роду человеческому;

Миръ: спокойствие, тишина. От этого корня: мировати — жить мирно, «в безмятежии быть». Но с этим словом связано и мереть (церк. — слав. мрѣти, санскр. мри, лат. mоri) — умирать; собственно — приходить в состояние покоя, успокаиваться, отсюда миръ — покой. Спокойствие, тишина[609].

Как видим, слово мир в древнерусском языке выступает понятием глубоко экзистенционального значения с настолько широким спектром значений, что изначально потребовались две формы его написания. Это свидетельствует о том, что слово мир имеет древнейшие корни в русском языке и прошло долгий путь в истории древнерусского мировоззрения и в образно-поэтической системе русского языка. О древности этого понятия говорит его связь с дохристианскими временами, которая в словаре определяется как то, «что духовному царству Христову сопротивляется». Мир в значении покой соотносится с глаголом мереть — успокаиваться, что родственно санскритскому мри. Эти примеры яснее ясного показывают, что в русском языке мир- чередуется с мер- в словах одного семантического ряда, и это явление имеет архаичную природу, учитывая сходство древнерусского мереть и санскритского мри, что и объясняет ту легкость, с которой мир-/мер- варьировались в имени Владимир.

Мара: обморок, исступление. В словаре Даля есть добавления:

Мар м. (см. мара) юго-вост. одинокий бугор, курган, насыпь или природная сопка; сложенная, для приметы из камней сахарная голова, пирамида; мары, как и бабы (из одного камня) ставились на сторожевых высотах.

Дополнительную информацию для размышления можно почерпнуть из того материала, которым поделился А. Е. Федоров, упоминавшийся выше в связи с его работами, посвященными анализу сходства древнерусской и арийской культур. Представляется, что этот материал важен для анализа вариантов имени Владиміръ/Владимеръ.

Санскр. mar (маар, формы: mriyate, marate и др.) — умирать, гибнуть Мага [мара] — убивающий кого-либо, 2) смерть, умирание, 3) Мир смерти, земной мир.

То есть «это именно міръ в дореволюционном правописании, — подчеркивает А. Е. Федоров, — соответственно, значение имени Владиміръ — „владеющий земным миром“». При этом вариант имени Вальдемар получается ближе к санскриту, но гласные легко меняются.

Mira [мира] — 1. море, океан, 2. край или подножье горы. Море, океан окружают гору Меру — они есть бесконечное пространство міра. С этим словом перекликается и maru — пустыня, дикая местность, просторы 2. гора, скала. Meru [меру] — Меру или название Золотой горы, по форме напоминающей цветок лотоса. На её вершине, в центре, расположен город Брахмы, а вокруг него расположены 8 городов Покапал, Хранителей сторон света. Таким образом, заключает Федоров, гора Меру стоит в центре Міра.

Кроме этих значений, дополняет А. Е. Федоров, словенский языковед Фр. Миклошич давал слову миръ значение славы, и в этом последнем смысле он считал слово миръ совершенно тождественным со словом слава, а потому также — однозначащими личные славянские имена в роде следующих: Болемиръ — Болеславъ, Бранимиръ — Браниславъ.

Итак, в санскрите есть основы слов mar-/mīr-/mer со значениями земной мир, бесконечное пространство или вселенная, священный центр вселенной, великая гора и т. д. Значения плавно переходят одно в другое и сопоставимы друг с другом, а гласные в корне чередуются. В русском языке также есть все три основы мир-/мар-/мер-, где значения в чем-то отождествимы с соответствующими санскритскими, но в чем-то проявляют самобытность. Древнерусский мир/мір как земной шар и человеческая обитель сопоставим с санскритским mara как земной мир, а древнерусский мир/мір как вселенная — с санскритским mira — бескрайнее пространство, т. е. тоже вселенная, древнерусский мир как покой с вариантом мѣреть — умереть, т. е. получить вечный покой перекликается с санскритским мага — мир смерти, санскритские meru и mira как гора соотносятся с русским мар как курган, сопка, сторожевая высота. Но сакральное значение образа золотой горы Meru как центра мира ближе соотносится с древнерусским мір как всеобъемлющим понятием для мира земного и духовного, породившего идею мірного как земного и идею премірного, т. е. небесного, вечного.

Поэтому санскритские таr-/тīr-/тer и древнерусские мир-/мар-/мер- были практически взаимозаменяемы как именные компоненты в антропонимах, что видно на примере летописного Владимир/Владимѣр или западноевропейских примеров, например, вышеприведенных из Галлии: Ricomerus, Richmarus, Rigomar или Rigomir. Но можно из этого же каталога Морле взять такие примеры как Arcemirus и Archimarus, Druggemirus и Drogmarus (явно галльские вариации Драгомира и датской Дагмар), Wadamirus/Wadimirus и Wadelmarus, Waimarus и Waimerus. Таким образом, мы видим, что в западноевропейских именословах имелись и варианты именных компонентов теr-/тіr- аналогично с древнерусским именословом, так и компонент таr-, что было ближе к санскритскому «мир земной».

Поэтому попытки германистов, как это следует из работы Н. А. Ганиной «Готские имена: проблемы и интерпретации», представить, готское Vаlamer/ Walamir как двучленное имя собственное германской этимологии (Vаlamer <о/r *wala- «павшие» + *mēriz «славный, знаменитый») или трактовать его как похвальный эпитет короля (также, само собой разумеется, из германской этимологии), известного своими войнами и победами: «Павшими славный»[610], выглядит устаревшим германоцентризмом. Соответственно, и утверждения норманистов о том, что именной компонент — мъръ в имени Владимьр восходит не к древнерусскому «мир, покой», а к древнегерманскому — тĕr «слава», также к науке отношения не имеет, поскольку «древнегерманское» — mĕr — это санскритское mera — священный центр мира, который идентичен древнерусскому мір — мир земной и санскритскому mira — бесконечное пространство мира, а также древнерусскому мир — слава, и это последнее золотит лучами славы три предыдущие понятия — знаменитую Меру и прославленные миры обитания рода человеческого, поэтому все они взаимозаменяемы как в древнерусских, так и в западноевропейских антропонимах. И это от них ведут свое происхождение германские эпитеты или «этимологии», которые на самом деле являются вторичными произведениями от санскрита и современного ему языка древних русов.

Здесь стоит привести слова Л. Рюбекейля, данные в рецензии на его книгу современным лингвистом Д. С. Николаевым: «…автор подвергает жесткой критике структуралистский подход в исследованиях архаичных культур, который разрабатывают последователи Ж. Дюмензиля. Л. Рюбекайль указывает на склонность представителей этой школы рассматривать культуры как замкнутые системы, развивающиеся исключительно в соответствии с внутренними закономерностями и не допускающие внешних влияний. Этот подход не может, с точки зрения, с точки зрения автора, объяснить всех наличных фактов и заставляет исследователей — пуристов (оказывающихся куда большими консерваторами, чем создатели структуралистской методологии — лингвисты) измысливать самые невероятные „структурные“ интерпретации для явлений, которые могут быть объяснены путем заимствований»[611].

Вот именно путем заимствований и из глубинных традиций древних русов и ариев — носителей древнерусского языка и санскрита перешли мир-/мар-/ мер-, также как и другие рассмотренные здесь именные компоненты в кельтские и германские языки. В ходе межэтнических контактов носителей Y-хромосомной гаплогруппы R1a или потомков древних русов и ариев происходило формирование полиэтнических социально-политических общностей с именословами смешанного состава.

Так, имена гуннских пришельцев Болемира и Валамера/Велемира явно транслируют имя русского короля Олимара, как оно передается Саксоном Грамматиком. Но и имя вышеупомянутого короля герулов Алимера явно сопоставимо с именем короля русов/рутенов Олимара у Саксона Грамматика, а в объединенной генеалогии герулов, вандалов и венедов мы видим и такие королевские имена как Визилаус и Витислаус (Всеслав и Вышеслав/Вячеслав), а также Мечеслав и неоднократно повторявшиеся имя Радегаста. Эти примеры говорят о том, что имена потомков древних русов распространялись и по югу, и по северу Европы.

Именословы гуннских правителей оказывали безусловное влияние на именословы остготских королей, возможно, и вестготских королей. Но короли вандалов (Визимар, Гелимар) с большей долей вероятности восприняли свои имена непосредственно из древнерусских именословов, если мы примем во внимание, например, непримиримую вражду вандалов и готов. В. И. Меркулов отмечал, что во время великого переселения народов вандалы вели кровопролитную борьбу с готами[612]. Король вандалов Визимар и пал в битве с готами, стремившимися вытеснить вандалов из Дакии.

Но такую же борьбу с готами вели и русы в вышеупомянутых эпических памятниках. Эпический князь Владимир назван сыном князя Вандала. За этими легендарными образами — символами просматривается сохранившаяся в памяти европейских народов бурная история первых веков нашей эпохи, история полиэтнических союзов и противостоявших им тоже полиэтнических объединений. За тысячелетия связи между правителями таких объединений развивались, усложнялись, что иллюстрируется и вышеприведенной картиной образования новых отводков от гаплогруппы R1a.

Когда разноплеменный мир взрывался вооруженными конфликтами, выплескивая на европейские просторы миграционные потоки и воинские объединения, напоминавшие будущих крестоносцев западноевропейского средневековья. Так, по крайней мере, выглядят готы в описании русского гонца в Риме Дмитрия Герасимова, который сообщил, что имя готского народа у них и знаменито и «что для этого похода собралось вместе множество народов и преимущественно перед другими московиты», а те, кто называли себя готами, выступили зачинщиками этого похода[613]. Вместе с людьми расходились и антропонимы, передаваясь из поколения в поколение. Поэтому и раннее появление у кельтов вариантов имени Владимир, на что обращал внимание А. Г. Кузьмин, имеет связь с древнерусским эпическим Владимиром, имя которого рождено в купели древнерусской лексики, связанной с волотами/велетами Русского Севера и вельтинами/вильцами южнобалтийского побережья.

Глава 3