ва Гаральда; имя Валдемара (по славяно-скандинавскому обычаю того времени) дано ему в честь Владимира Мономаха, его прадеда по матери, обстоятельство, засвидетельствованное с возможной точностью Саксоном Грамматиком. Сум верил сомнительному известию Книтлинга-саги о рождении и воспитании на Руси датского Валдемара, единственно потому, что русское имя он мог получить только в Руси; вероятно, и сам составитель саги не имел иного повода к обнародованию своего известия. Мы увидим в следующей главе, что сын Кнута Лаварда назван русским именем совершенно правильно и сообразно с обычаями эпохи; сказанного до сих пор, кажется, довольно для укрепления за славянским миром исключительной (в X веке) принадлежности спорного имени.
В древнерусской письменности преобладает почти исключительно форма Володимер вместо Володимир; между тем, остальные имена с окончанием на мир пишутся всегда: Творимир, Станимир, Судомир и т. д. Это явление имеет свою причину. «У славян, — говорит г. Буслаев, — мир сближается своей формой с мера, напр., у лужичан: mer — pax, mera — modus, соединяющиеся или смешивающиеся в прилаг. merny». В вендо-немецком словаре Бозе: mjer — der Friede; mjera — das Maas. Варяжские (вендские) князья сохраняли на Руси вендскую форму панславянского имени Владимир.
Г. Куник замечает справедливо, что имена Рюрика, Олега и Игоря составляют у нас исключительную принадлежность князей варяжской династии; но, приводя это явление в доказательство их скандинавского происхождения, он забывает, что то же самое должно сказать и о прочих княжеских именах, каковы Святослав, Святополк, Ярослав, Ярополк, Всеволод и т. д. Эти имена, не исключая и святых Владимира, Бориса, Глеба и Ольги, малоизвестны в древней истории Руси вне княжеского рода; из простых людей я знаю только Глеба Тириевича и Вячеслава Малышева внука; Святополк Одович, о котором Ипатьевская летопись упоминает под 1229 г., был родом поморянин. Как у древних римлян известные роды имели каждый свои особые прозвища, так и княжеские роды у славян отличались особыми княжескими именами. У поляков господствуют: Leško, Boleslaw, Mecislaw или Meško, Casimir, Wladislaw; у хорватов: Branimir, Krjesimir, Trpimir; у чехов: Wratislaw, Wenceslaw, Spitihnew, Pribislaw. На Руси, с одной стороны, древнерусские княжеские имена: Святослав, Ярослав, Ярополк, Святополк, Всеволод и т. д.; с другой, перешедшие к нам от варягов: Рюрик, Олег, Ольга, Игорь. Эти последние имена были, вероятно, принадлежностью какой-нибудь особой отрасли одного из княжеских поморских родов, как имена Рогволода, Брячислава и Рогнеди в отрасли князей полоцких. У вендов они должны были исчезнуть с выселением в Русь того княжеского рода, которому принадлежали.
VII. Вопрос об именахB) Имена прочих князей, княгинь, воевод, мужей и т. д
Автор «Исследований» говорит: «Варяжскими воями на войне и по городам, разумеется, начальствовали варяги. Этого мало, князья были окружены ими; наместники, посланники, кормильцы их, даже ближайшие слуги были норманны, домашние и наезжие. Все важные места предоставлялись им. Так было и во всех странах, где поселялись норманны… Туземцы совершенно не употреблялись, обреченные на свое любезное земледелие». Г. Куник относит к норманнам по имени и происхождению (кроме князей, бояр, послов и гостей, о которых упоминается в договорах Олега и Игоря): Аскольда, Дира, Рогволода, Тура, Рогнедь, Малфредь, Глеба, Сфенга, Хрисохира, Голтия, Якуна, Шварна, Ольму, Асмуда, Свенальда, Претича, Икмора, Сфенкела, Люта, Блуда, Варяжка, Ждьберна, Волчий хвост, Рогдая, Улеба. Из непричисленных здесь к норманнам русских исторических личностей до Ярослава, кажется, остаются только Малуша, Малк и Добрыня и пять убийц Глебовых: Путьша, Талец, Еловит, Ляшко, Горясер, «коих имена, — говорит он, — звучат, кажется, более по-славянски».
С первого взгляда на это норманизирование Древней Руси рождается вопрос: каким образом норманны-варяги, родственники или слуги норманно-варяжских князей, сохраняют до XI столетия свои норманнские имена, когда сами князья, уже со второго поколения династии принимают славянские: Святослав, Передслава, Володислав, Ярополк, Владимир, Святополк и т. д.? Или потомство норманнов, пришедших на Русь вместе с Рюриком и Олегом, воспитанное на Руси вместе с князьями, отличалось от них особым норманством обычаев и образа мыслей? Или в лицах, окружавших варяжских князей, в их наместниках, кормильцах, воеводах, служителях должно видеть не домашних, а только наезжих норманнов? На каком основании предполагать норманнское Gliph или Glibr в имени Глеба, сына Владимира и болгаро-византийской царевны, когда сыновья того же Владимира и норманнки Рогнеди именуются Изяслав, Мстислав, Ярослав и Всеволод? Г. Куник думает, что Святослав носил норманнское имя при славянском. Но почему в договоре Игоря, акте официальном и государственном, Святослав, Передслава и Володислав не являются под своими норманскими именами? Я уже не говорю о невозможности исключить из русской истории не только словено-русский, но и прочие, в ее развитии участвовавшие элементы. Вообще воззрение норманнской школы на русскую историю имеет нечто отвлеченное, мертвое; до призвания норманнских князей какие-нибудь двадцать или тридцать славянских народцев, не соединенных между собой живой, внутренней связью, живут, разбросанные по огромному пространству России, дикарями вроде ирокойцев и альгонкинцев, без имени, без князей, без торговли; являются триста-четыреста шведов, и вдруг все преобразовалось; есть народ, есть имя, города, торговля, государство; финны, преобладающая в деле призвания народность, исчезли; хазары пропадают в волжских степях; печенеги и венгры, ближайшие соседи Руси на юго-востоке, литва на западе, едва известны по имени; везде норманны и одни норманны. Полно, так ли?
Аскольд и Дир. У Байера: Оскель, Ашкель, Аскель; у г. Куника: Höskuldr и Dýri.
Hölgi превращается у нас в Ольг, Олег; почему же Höskuldr не в Оскольд, а в Аскольд? (Что форма Осколд позднейшее искажение, сознают и Бередников, и Карамзин и, наконец, сам г. Куник. С другой стороны, скандинавскому Asmodhr отвечает славянское Асмуд; славянскому Аскольд должно бы отвечать скандинавское (несуществующее) Askold, Askuldr. От системы, основывающей свои доказательства на одних лингвистических соображениях, мы вправе требовать лингвистической точности.
Аскольд и Дир, если допустить норманнство варяжских князей, были не скандинавского происхождения; это явствует из слов летописца: «не племени его но боярина». Г. Соловьев говорит: «Если у Рюрика было 2 мужа, не племени его, то могли быть мужи племени его — родичи». Но, во-первых, слово племя имеет в древнерусской терминологии определенный смысл; им обозначается или потомство, как напр., в выражениях летописи: племя Хамово, Афетово, Хананейское, Авраама, Давыда. «Иаковъ же сниде въ Египеть, сый летъ 100 и 30, съ родомъ своимъ (т. е. семьей) числомъ 60 и 5 душь; поживе же въ Египте летъ 17 и успе, и поработиша племя его (т. е. потомство) за 400 летъ». «Князи же милостиви племя (т. е. потомство) Ростиславле». «А ты, брате, въ Володимери племени старей еси насъ», или народ, то есть совокупность однокровных родов (natio, gens, tribus); напр., болгарское, эллинское племя. Отсюда выражение иноплеменники для иноземцев: «И разъгневася Богъ, предаяшеть я иноплеменникомъ на расхищенье». «Се бо ангелъ вложи въ сердце Володимеру Манамаху поустити братью свою на иноплеменники, русския князи». «Придоша иноплеменьници на Рускую землю, безбожнии измалтяне, оканьнии агаряне». О племени Рюрика, в смысле потомства, не могло быть речи в 864 году; значит, летописец имел в виду народность. Другим выражением, кроме «не племени его», он и не мог передать понятия об инородстве Аскольда и Рюрика; во-вторых, имея означить однокровность Рюрика и Олега, он тут же, через несколько строк пишет совершенно правильно и уместно: «Умершю Рюрикови, предасть княженье свое Олгови, отъ рода ему суща»; выражение «не племени его» указывает на исключение, на особенность. Но, взятое с точки зрения норманнской системы, это выражение являет тот смысл, что многим большая часть дружинников Рюрика были от рода ему, то есть его родичи. Это очевидная невозможность. Трехсот родичей на примерно четыреста человек дружинников не мог взять с собой ни Рюрик, ни какой-либо другой князь на свете. Да и не странно ли, при подобном толковании слов летописи, что из этой поистине громадной родни Рюрика она знает только одного его родича, Олега?
Что Аскольд и Дир были в убеждениях народа и летописца иноплеменники Рюрику и Олегу, что вся их история есть не что иное, как развитие первых слов летописи «не племени его», в смысле инородцев, истина ясная, но, конечно, несовместная с системой норманнского происхождения Руси; ибо, если Аскольд и Дир норманны, то Рюрик, Олег и призванные варяги не скандинавского происхождения; если Аскольд и Дир иного, не скандинавского, рода, откуда имя руси ('Ρώς) для пиратов 865 года у Нестора и у византийских писателей?
Эверс первый вывел научным образом мнение о венгерской народности Аскольда и Дира, основываясь на чтении Воскресенского списка летописи: «Яко гость есмь подугорской… да придъте къ намъ къ родомъ своимъ». Шлецер находит смешными слова «подугорские гости»; Круг укоряет Воскресенский список вставкой переписчика. Всего более повредил своему предположению сам Эверс, утверждая, что «гость подугорской» бессмыслица, ибо никто не знает подугорской земли; почему и предлагает чтение «родоу оугорьска». Название «Подугорие» могло и должно было существовать у славянских народов, как равносильные ему Подрусие, Подляшие, Подлитовие. Подчехами, Подугорием, Подлитовием назывались ближайшие к тому или другому славянскому племени части этих земель, как пограничные латыши (украинские) летгаллами (летгола) от латышского gall, граница. Основательнее ли другие возражения Круга? Он думает, что Олегу было естественнее назвать себя русским, т. е. скандинавским купцом, чем венгерским. Если Аскольд и Дир были венгры, [то] конечно нет; ибо норманн не скажет угрину: «Да придете къ намъ