къ родомъ своимъ». Если они были норманны, еще менее. Предание гласило о убиении киевских династов посредством хитрости и обмана; оно признавало между Киевом и варяжскими князьями отношения враждебные, недоверчивость; в самом деле известно, что вскоре после призвания Киев стал притоном недовольных Рюриком новгородцев и варягов. Олег таится от своих врагов Аскольда и Дира; но предупредит ли он их подозрения насчет выходцев с севера, если скажет: «Я норманнский купец; иду от враждебных вам Олега и Игоря в Грецию; приходите ко мне, вашему (но и Олегову) единоплеменнику, норманну»? Недоверчивость Аскольда и Дира исчезала только перед вымыслом Олега, выдающего себя за венгерского гостя, единоплеменника венграм Аскольду и Диру, изменяющего варяжским князьям (норманнам или вендам, все равно) в пользу своих соотечественников. Весь рассказ летописи о походе Олега на Киев, о его хитрости, о убиении Аскольда и Дира и их погребении, без сомнения, взят из народных песен; а народный смысл редко обманывается в затейливости своих вымыслов и соображений.
Другое, из саги взятое доказательство венгерского происхождения Аскольда и Дира находим в названии «угорским» места их погребения: «И убиша Аскольда и Дира, не соша на гору, и погребоша и на горъ, еже ся ныне зоветь Угорское, кде ныне Олминъ дворъ». О происхождении этого названия «Угорское» было довольно прений; Погодин и Круг думают, что угорским прозвано то место, на котором угры при Олеге (или еще до него), шед мимо Киева, останавливались вежами: «Въ лето 898 идоша оугри мимо Киевъ горою, еже ся зоветь ныне Оугорское, пришедше къ Днепру и сташа вежами». Будь это место гора или берег, ясно, что угры становились вежами не на нем, а прошед мимо него. Откуда же для этой горы или части берега название угорского? Погодин говорит: «Место об Аскольде и Дире в Архангельском списке, испорченное переписчиками, удовлетворительно поправляется Лаврентьевским списком: придоста Олегь… и приплу подъ Оугорьское, похоронивъ вой своя, и приела ко Асколду и Дирови, глаголя: яко гость есмь, идемъ въ греки отъ Олга и отъ Игоря княжича; да придета къ намъ къ родомъ своимъ». Но как Погодин само продолжение, так Круг забывает объяснение продолжения этого места: «И убиша Аскольда и Дира, несоша на гору, и погребоша и на горе, еже ся ныть зоветь угорьское, кде ныне Олминъ дворъ». Эти слова, очевидно, содержат этимологическое объяснение слова Угорское, от погребения на месте, носившем это название, венгра Аскольда. На это объяснение указывает и само размещение слов «еже ся ныне зоветь угорьское», поставленных не после первого предложения «несоша на гору», но после следующего за ним «и погребоша и на горе»; и чтение Полетиковского списка «еже и ныне нарицается Угорское», как относящееся прямо и исключительно к местоположению могилы Аскольда. Относить эту этимологию не к первому, а ко второму помину об этом месте и его названии, натяжка тем менее дозволительная, что повторения вроде приводимого Погодиным нередки в летописи; напр., под 915 г.: «Придоша печенези первое на Рускую землю»; а под 968: «Придоша печенези на Русску землю первое». Так и под 898 годом летописец буквально списывает уже сказанное им под 881: «Еже ся ныне зоветь Угорьское».
Взятая с этой точки зрения сага или песня об Аскольде и Дире является вполне и логически довершенной. Основные пункты ее: инородность венгров Аскольда и Дира и варягов Олега и Игоря; хитрость Олега, основанная на присвоении себе угорской народности; название Угорским места погребения угорских династов. В понятиях норманнской школы слова «не племени его» грамматическая невозможность; «придета къ намъ къ родомъ своимъ» бессмыслица; «гость подугорской» вставка; «еже ся ныне зоветь Угорьское» (о месте погребения Аскольда) случайность необъяснимая.
К доказательствам, взятым из летописи, я присовокупляю сказанное в другом месте (см. гл. XVIII) о существовании русского хаганата в 839–871 годах; о названии Киева венгерским именем Sambath; о вассальских отношениях русских династов к хазарским хаганам до водворения в Киеве варяга-славянина Олега и т. д. Азиатское происхождение Аскольда падет не иначе, как с опровержением приведенных по этому поводу исторических документов и фактов.
Я перехожу к ономастическому вопросу.
Под 556 годом Феофан упоминает о посольстве, отправленном к греческому императору, Аскелом или Аскелтом, князем гермехионов, народа, живущего на берегах океана. Круг относит без дальних исследований это известие к германской народности, а имя Аскела считает тождественным с русским Аскольд. Но кому известны германские гермехионы? Думал ли он о Тацитовых гермионах: «Proximi Oceano Ingaevones, medii Hermiones, ceteri Istaevones»? Но в VI веке имя гермионов уже давно исчезло, уступив место названию свевов. Гермихионы или Кермихионы были тюркским племенем, обитавшим на восток от Дона, без сомнения, на берегах Каспийского моря, слывшего у греков под именем Океана от Страбона до Приска, Прокопия и позднейших времен. Сходства тюркского Аскел или Аскелт с русским Аскольд норманнская школа, вероятно, отрицать не будет; Круг почитал оба имени тождественными, а Байер производил русское Аскольд от скандинавского Askel. Прибавка конечного д, кажется, особенность южных русских племен; так Дир и Дирд, Свенгел и Свенгелд, Тур и Турд и т. п. То же имя Аскольд сокрыто, может быть, и под именем венгерского короля Malescoldus (Malaskold?), к которому бежал сын английского Эдмунда. Основное old, olt встречается в венгерских именах Zoltan, Solt, Caroldu, Sarolt, Mykolth, Hadolth и пр.
Я не знаю о Дире, имеет ли он соименников у мадъяров; если бы не слишком произвольная смелость предположения, я счел бы его за словено-русского князя, вассала и данника хазарских хаганов. Дир чисто славянское имя; у Масуди является славянский князь именем Addir или Aldir; д'Оссон читает Dir.
Алма и Алмин двор (Архангельск); Олъма прибавлено между строк в Ипат.; Полет. Воскрес, и Никон, читают Ольма, Олъма и Олме. Как Осколд из древнейшего Асколд, так Олма образовалось из первобытного Алма; срвн. Ондрей и Андрей, Олексей и Алексей и т. д. У г. Куника Holma.
Татищев заключает справедливо о крещении Аскольда как из свидетельства Фотия, так и из того обстоятельства, что христианская церковь св. Николы была построена над его могилой. Шлецер, вследствие своего изобретения понтийских 'Ρώςсов, отличных по происхождению от настоящей руси, не допускает этого факта; после Эверса его опровергать не стоит. Удивительно сомнение Карамзина о построении Альмою или Ольмою церкви св. Николая: «Шлецер, — говорит он, — называет его строителем церкви св. Николая; почему? летописец не говорит этого». Имя Альмы (Олъмы) стоит, кроме Ипатьевского, и в тех именно четырех списках, которые сохранили нам чтение «гость подугорской». Пропуск того и другого в Лаврентьевском и иных списках одинаково бессмыслен; ибо что значат без имени Альма слова «на той могилъ поставилъ церковь святаго Николу»? Кто поставил? Над могилой крестившегося угрина Аскольда поставил церковь св. Николая христианин угрин Альма, Ольма; это имя есть не что иное, как венгерское (латинизированное) Almus. Туроц читает Alm и Alom. Окончания на а обычны в венгерских именах; напр., Tulma, Oluptulma, Boyta. Венгерское происхождение имени Альма служит новым доказательством венгерского происхождения самого Аскольда.
Свенгелд, Мстиш и Лют. Списки Пол., Воскр., Арх. и Никон, знают Свенгелда воеводой Игоря уже в 915 году; о нем упоминается в последний раз под 975. На основании этих хронологических данных Шлецер полагает, что Свенгелд, отец Мстишин, отличен от Свенгелда, отца Лютова в 975 г.; но, кажется, без достаточной причины. Из свидетельства летописи видно, что Свенгелд, воевода Игоря и отец Мстишин, Свенгелд, воевода Святослава и, наконец, Свенгелд, воевода Ярополка и отец Лютов, одно и то же лицо. Под 971 г.: «Створивъ же миръ Святославъ съ греки, поиде въ лодьяхъ къ порогомъ, и рече ему воевода отень Свенделъ: пойди княже, на конихъ около, стоять бо печенъги въ порозъхъ». Слова «воевода отень» определяют тождество Свенгелда, воеводы Святослава в 971 году, с Свенгелдом (отцом Мстишиным), воеводой Игоря в 945. Далее под 972 г.: «Поиде Святославъ въ пороги, и нападе на нь Куря, князь Печенежский, и убиша Святослава… Свеналдъ же приде Кіеву, къ Ярополку». Очевидно, этот Свенгелд, пришедший к Ярополку в 972 году, не отличен от Свенгелда, воеводы Ярополка (отца Лютова) в 975. Сомнение могло бы пасть только на Свенгелда, воеводу Игорева в 915; в 975 ему было бы около 80 лет. Но здесь должно заметить: 1) что «саны или достоинства, высшие должности принадлежали у нас в древности известным родам и передавались как бы по наследству от отца к сыну, подобно сану княжескому». Вышата был воеводой Ярослава в 1043 году; Ян, сын Вышатин, ходил воеводой на половцев еще в 1106. Между воеводством отца и сына его, по крайней мере, 63 года. Свенгелд мог быть сыном воеводы Олегова и наследовать двадцати лет должности отца своего; 2) что русские князья всегда чтили и держали отних мужей; так Лавр, под 1096 г.: «Святополкъ и Володимеръ послаша къ Олгови, глаголюще сице: поиде Кыеву, да порядъ положимъ о Рускей земли, предъ епископы и предъ игумены, и предъ мужи отець нашихъ». Ипат. под 1182: «Оставиже (Володимер) у нихъ воеводу Фому Назаковича, а другаго Дорожая, то бо бяшетъ ему отнь слуга» и пр. Свенгелд переходит от Игоря к Святославу, от Святослава к Ярополку.
При множестве вариантов Свенгелдова имени, проявляющихся в трех главных формах: Свенгелд, Свеналд и Свентелд, этимологические исследования теряют необходимую для них прочность лингвистического основания. «Имя Свенделда или Свинделда, — говорит Байер, — находившегося между варяжскими воеводами князей Игоря и Святослава, есть настоящее скандинавское, и так, что мне совестно приводить пример из такого множества». Г. Куник избирает форму Свеналд (у скандинавов Svenald), относя все остальные к неведению переписчиков. Но как в Лаврентьевском списке форма Свеналд, так в Ипатьевском преобладает форма Свенгелд. Я читаю Свенгелд потому: