Если принять изложенную теорию, то из нее следует вывод, что могут существовать человеческие коллективы, весьма уязвимые к эпидемиям, и коллективы, слабо подверженные им. Каким же образом возникают вторые? Для этого требуется несколько условий.
Коллектив должен быть изолирован (относительно) от других коллективов в течение нескольких веков. Желательно наличие у такого коллектива скудного и простого образа жизни. Иными словами, члены коллектива должны жить достаточно близко от грани голодной смерти, тоже в течение нескольких веков. Такое общество всегда отличается очень высокой рождаемостью и очень высокой смертностью. В основном детской смертностью, но и взрослой тоже. Выживают и оставляют потомство только биологически сильные особи, а слабые генотипы элиминируются. В рамках разброса генов у людей усиливается роль чисто биологического отбора. Через некоторое время это сказывается и на «социальном генотипе». В обществе усиливается жесткость и безжалостность, формируется мировоззрение и идеология, не приемлющие в коллективе глупцов, лентяев, слабаков, трусов, больных, имеющих психические проблемы. Их удел: умереть, не оставив потомства, или уйти в другие человеческие популяции. В таких условиях за несколько веков формируется человеческий материал более высокого качества, нежели у цивилизованных или более комфортно живущих соседей. Этот процесс имеет и оборотную сторону. Жизнь в рамках такого общества, где все «расписано», — очень монотонна и скучна, а все возрастающее количество активных человеческих особей будет искать возможности самореализации. С одной стороны, это приведет к оттоку активных личностей (которых Л.H. Гумилев называет «пассионариями») за пределы популяции, с другой стороны, оставшиеся будут инициировать внутренние междоусобицы. Со временем межклановые столкновения станут бичом такого общества. Пока не появится возможность направить энергию людей на внешние объекты. Часто это связано с появлением харизматического лидера: религиозного, военного, политического. Или соседи на свою беду вовлекут этот народ в свои внутренние свары, или по соседству появляются земли, годные для заселения. [8 — Существуют ученые-медики отрицающие существование СПИДа. Не берусь судить, кто прав в этом споре. Но если в конце концов окажется, что правы те, кто наличие СПИДа отрицает, изложенная теория все равно будет «рабочей», но в таком случае в нее надо будет внести коррективы.]
Таков был набор условий, сопровождающих формирование праславянского общества: довольно изолированное существование между Дунаем и Богемским массивом, гористый рельеф ограничивал возможности землепользования, нельзя было использовать земли на берегу Дуная, население увеличивалось, а ресурсов не хватало. И такая ситуация продолжалась почти пять столетий.
Последствия заселения свободных земель таковы: резкий подъем уровня жизни; рождаемость еще много поколений будет высокой; прекращается отток активных особей за пределы популяции; резко сокращается детская смертность и смертность от межклановых распрей. Результат — демографический взрыв огромной силы. Еще через несколько поколений в Европу пришла пандемия чумы, но в среде славян она собрала скудный урожай, зато очень сильно выкосила их соседей. Размножившееся славянство получило возможность заселить новые огромные опустевшие площади на Балканах (Византия), в Центральной и Восточной Европе. При этом исчезли условия, сделавшие протославян славянами. Началось их стремительное движение к цивилизации и вместе с тем ухудшение качества человеческого материала. Процесс медленный, вековой.
Восточноевропейцы о страшной чуме VI в. быстро забыли. В Западной Европе о ней помнили по крайней мере до середины XX в.
Смотрит луна на поляны лесные
И на руины собора сквозные.
В мертвом аббатстве два желтых скелета
Бродят в недвижности лунного света:
Дама и рыцарь, склонившийся к даме
(Череп безносый и череп безглазый):
«Это сближает нас — то, что мы с вами
Оба скончались от Черной Заразы.
Я из десятого века — решаюсь
Полюбопытствовать: вы из какого?»
И отвечает она, оскаляясь:
«Ах, как вы молоды! Я из шестого».
О славянской этнонимии
Ранее были предложены версии происхождения названия славянских народов чехов и хорватов. Большинство других названий славянских народов этимологизируются без особых проблем, и я не буду на них останавливаться. Но два названия, на мой взгляд, заслуживают специального рассмотрения. Первое из них — сербы, происхождение которого остается загадкой по сей день. Второе — поляки, происхождение которого кажется простым и понятным, но мне представляется, что здесь не все так просто.
Начну со слова «поляки». Со времен начала летописания этимология его дается единственная и бесспорная: «поляки» — значит «поляне», аналогично полянам на Среднем Днепре. Что касается другого окончания, — есть параллель — славянский народ словаки, образовано название от «славяне», как поляки — от «поле».
Правда, этноним словаки впервые зафиксирован только в XV в., а значит, мог возникнуть под влиянием этнонима поляки, когда славянское население Северных Карпат сложилось в этнос и возникла потребность этническое самосознание обозначить специальным термином.
Начнем с того, что вспомним о наличии другого этнонима у крупнейшего западнославянского народа — ляхи. Вариант — лехи, так как сами поляки, по легенде, ведут происхождение от старшего сына Пана по имени Лex. Такое имя и сейчас присутствует в польском ономастиконе. Мне неизвестна какая-либо попытка объяснить его происхождение, даже версии ни одной я не обнаружил. Предлагаю свою.
В первой части данной работы, специальная глава была посвящена анализу древнего индоевропейского корня лат/ лот/лет/лит/лят и других его форм. Напомню, что значение корня — «белый»/«светлый» и в этом значении он широко представлен в балтской этнонимии. Очевидно, у древних балтов, занимавших неизмеримо большие территории, он был распространен по всей площади обитания.
Далее, как установлено выше, Польша вовсе не прародина славян, они там появились только в VI в., а ранее большая часть ее территории была заселена балтами. Напрашивается предположение, что если у балтов Юго-Востока балтийского побережья в этнонимии так активно использовался вышеназванный корень, то и на территории будущей Польши он мог широко использоваться балтами для тех же целей. Видимо, балтским влиянием объясняется такая особенность польского языка, как переход «е» в «я». У привисленских балтов вышеуказанный корень вполне мог звучать «лят»/«ляд»/«ляк». Отсюда очень близко до «лях»/«лех», в особенности, если у древних балтов в языке сохранялось остаточное придыхание (как в русском «бог»).
Подобный же корень в форме ляк легко обнаруживается в термине «поляки». Что касается начального форманта по, — параллель легко обнаруживается, например, в названии Полесье (Белоруссия), Подолия (Украина), Поволжье (Россия). В самой Польше, кстати, есть историческая область Подлясе. Смысл названия с формантом «по» («под») — «земля (территория) под ногами». Следовательно, название Польша в вольном переводе будет означать «страна ляхов», «страна ляшья», а этнонимы «поляки» и «ляхи» оказываются тесно связанными друг с другом, что и обусловило их многовековое совместное бытование. Видимо, в начальные времена польской государственности этимологию названия помнили, поскольку в латинской форме написания страну называли Полония, в то время как поле по-латыни — ager. В бытии польского этноса и государства белый цвет всегда играл особую роль, в одежде, военной форме, цвете знамени… Даже гитлеровский план нападения на Польшу назывался план «Вайс» («Белый» план).
На севере Польши живут кашубы, которых в качестве отдельного народа не выделяют, а считают особой частью польского этноса. Происхождение этого названия неизвестно, если не считать попытки М. Фасмера связать его с общеславянским «шуба». При этом ученый не дал объяснения, ни — откуда впереди формант ка, ни — чем замечательны шубы, носимые в тех краях, если от них даже произошел этноним. Исходя из такой этимологической логики, можно предположить, что шведы — все швецы (портные), бритты — ходили поголовно бритыми, а колумбийцы — все вышли прямиком из колумбария.
Лично я склоняюсь к мысли, что название «кашубы» очень древнее, восходит ко временам культур боевых топоров. Корень «каш» («кас») можно обнаружить и в таких этнонимах, как каспии, костобоки. Сославшись на главу о змеиных культах, я перевожу его — «змеи». Второй корень — «уб», допускает разные толкования, я предлагаю сопоставить его с общеиндоевропейским «аб» — «вода» (Мургаб, Обь — реки; Або (нынешний Турку) — город). Кашубы — «водные змеи» — подходящее название для народа, живущего на берегу Балтийского моря. [9 — От носителей абашевской культуры, говоривших на языке группы кентум, у современных татар Поволжья осталось много имен. Татарское имя Кашап (и фамилия Кашапов), видимо, тоже означает «Водяной Змей», от которого в русском фольклоре произошли и подводный царь, и золотая рыбка, и щука, исполняющая желания.]
Теперь следует разобраться с другим славянским этнонимом: сербы. Здесь совсем иная картина. Название считается неясным, существует несколько версий его происхождения, Но все они сомнительны. Перечислять я их не буду, это хорошо сделал до меня В.П. Кобычев [90, с. 127–128].
Обозначу свою позицию по тем наработкам, какие уже сделаны предшественниками.
Нет сомнения, что лужицкие сорбы и балканские сербы — разные формы одного и того же этнонима. Иными словами, исходный термин-эпимон был известен еще праславянам. Также приемлема мысль о связи слова «серб» с «сябер», «себер», а также с названием восточнославянского племенного союза северяне. Обоснованным мне кажется перебрасывание мостика от северян к кельтскому племенному союзу северов и к Северам — династии римских императоров. Все.