τὰτῶνσυμμάχωντρίατάγματα (Cedren. II, 625). Тут же были два полка местного греческого ополчения из Халдии и Колонии. Опять Кекавмен склонил в свою пользу сначала «греческие полки» (τὰδύο῾Ρωμαïκάτάγματα) и потом уже стал действовать на иноплеменников (ἔπειτακαὶτοῖςἐξἐθνῶνπροσήγαγετὰςπροσβολάς). Они /107/ оказались совершенно доступными обещаниям и соблазнам мятежника. Далее с такою же отчетливостью излагается Кедриным история отпадения других родов войска и перехода их на сторону Исаака Комнина. Только один род войска не упомянуть в этом рассказе, именно тот, который несомненно там должен был находиться, потому что находился там и в 1047 году, и в 1050, и в 1053: не упомянуты Варанги. Для нас это совершенно понятно: Варанги не упомянуты потому, что упомянуты Русские.
В конце августа (1057 года) Исаак Комнин со всеми восточными силами приближался к столице с другой стороны пролива. Что в это время делалось и предпринималось во дворце, мы с полною подробностью узнаем от Пселла. Занимая высокое положение при дворе и пользуясь полным доверием старого императора, Пселл советовал своему государю решиться на одну из трех мер: искренно сойтись с Исааком и разделить с ним власть, завязать дипломатические, то есть, лживые переговоры, дабы выиграть время, или же, наконец, собрать полки, стоящие на западе, обратиться к соседним варварам с просьбой о союзной помощи, (таким образом) подкрепить оставшиеся на стороне его наемные (иностранные) силы, и поставить во главе храброго вождя. Вообще интересный, совет Пселла важен для нас в том отношении, что из него обнаруживается вполне синонимическое употребление слов συμμαχία (в конкретном значении, то есть, — συμμαχικόν) и ξενική (союзники и наемники): συμμαχίαςτεπαρὰτῶνγειτονούντωνβαρβάρωνέπικαλέσασθαικαὶτὰςπαρ' ἡμῖνξενικὰςδυνάμειςκρατῦναι (p. 214). А так [326] как мы под тем и другим термином находили прежде Русских, то и теперь должны думать, что помимо того русского полка, который стоял в Азии, были другие русские отряды, оставшиеся на западе и сохранившие верность Михаилу VI (но нуждавшиеся в подкреплении).
Они и в самом деле являются в дальнейшем ходе истории. Стратиотик избрал последнее из предложений Пселла, и вскоре произошло сражение — неподалеку от Никеи. В схватке, решившей вопрос о престоле в пользу претендента и узурпатора, сам он едва не потерял жизни. Несколько человек из западного лагеря заметили в средине врагов самого Исаака, не более как в числе четырех человек бросились на него со своими копьями и, хотя не успели нанести ему вреда, но своими /108/ копьями, устремленными с разных сторон, сжали его так, что он с трудом мог освободиться: τοῦτονγοῦνἔνιοιτοῦκαθ' ἡμᾶςστρατοπέδουἑωρακότες, ήσανδὲτῶνπερὶτὸνΤαῦρονΣκυθῶντῶντεττάρωνοὐπλείους, τὰδόρατακατευθύναντεςἐπ' αὐτὸνἐξἑκατέραςπλευρᾶςὤσαντο… (р. 216).
Победа осталась на стороне Исаака. Стратиотик, совершенно упав духом, теперь, когда уже было поздно, решился исполнить второй совет Пселла и просил его принять на себя посольство к Комнину. Философ Пселл, очень хорошо понимая неудобство и опасность предлагаемой ему роли, старался отклонить от себя высокую честь и уступил только настоятельным требованиям своего государя, который называл его своим другом. История этого посольства в настоящее время может быть читаема в весьма подробном и занимательном рассказе самого Пселла (р. 217–227). Прибыв в лагерь, расположенный в окрестностях Никомидии, он был отведен к царской палатке узурпатора. «Палатка была окружена большою массою вооруженного народа: одни из них были опоясаны мечами, другие потрясали на плечах тяжелыми железными секирами, третьи держали в руках копья» (р. 220: οἱμὲνξίϕηπεριεζώννυντο, οἱδ' ἀπὸτῶνὤμωνῥομϕαίαςβαρυσιδήρουςἐπέσειον, καὶἄλλοιδὲδόραταἠγκαλίζοντο). Когда поднялся занавес громадной палатки, способной вместить в себе целый лагерь и все наемные силы, пред изумленными глазами Пселла открылось величавое зрелище. [327]
Исаак Комнин сидел на императорском троне, который был приподнят на воздухе и блистал золотом. Вблизи трона стояли приближенные и составляли несколько кругов, постепенно удаляющихся, опоясывающих друг друга. «Тесный и более короткий круг состоял из ближних людей; это были первейшие лица из самых лучших фамилий, изображавшие собою полный образ героического величия и представлявшие образец наилучшего порядка для других следующих за ними. Их опоясывал второй круг, щитоносцы первых и ближайшие их помощники. — За ними следовали беспоясые и свободные (οἱἄζωνοικαὶἐλεύθεροι), и наконец, после этих — союзнические силы, которые пришли к ним от иноплеменников, то есть, Итальянцы и Тавроскифы. Они были страшны и видом своим и наружностью; те и другие имеют светло-голубые глаза, но одни подделывают цвет (краску) и обнажают поверхность своих щек (то есть брились), другие сохраняют это в природном виде; одни ужасны в натиске, легкоподвижны и стремительны, другие яростны, но медлительны; одни неудержимы в /109/ первом порыве их нападения, но скоро насыщают свою страстность, другие же не так стремительны, но зато не щадят своей крови и презирают свои раны (буквально: не обращают внимания на куски мяса, то есть, теряемые в сражении). Они (то есть, Итальянцы и Русские) заключали собою цикл кругов, нося продолговатые копья и с одной стороны заостренные топоры; но последние они опирали на своих плечах, а древки копий протягивали с той и другой стороны вперед и (таким образом) как бы осеняли кровом промежуточное пространство».
Большой интерес и важность этого описания требуют, чтобы мы привели его в подлиннике, несмотря на некоторую длинноту, тем более, что сочинение Пселла еще не успело достаточно распространиться.
κύκλοιδὲπερὶαυτὸνπλείστοιπεριειστήκεσαν, ἀλλ' ὁμὲνἀγχοῦκαὶβραχύτεροςτοῖςπρώτοιςπεριειλίττετο' ἄνδρεςούτοιτῶντεκαλλίστωνγενῶντὰπρῶτακαὶτῆςἡρωικῆςοὐδὲνἀπεοικότεςμεγαλειότητος, είστήκεσανδὲὑποδείγματατοῖςμετ' ἐκείνους, τῆςκρείττονοςγενόμενοιτάξεωςτούτοὺςδὲχορόςπεριεκύκλουἓτερος, ὑπασπισταὶτούτωνκαὶπρωταγωνισταί, ἔνιοιδὲκαὶτοὺςἐϕεξῆςἀνεπλήρουν[328]λόχους, οἱδὲκαὶἡμιλοχῖταίτίνεςἦσαντῶνπρώτων, καὶπροςτῷεὐωνύμωκέρατιέστασαντούτοὺςδὲπεριεστεϕάνουνοἱἀζωνοικαὶἐλεύθεροι, μεθ' οὕςαἱσυμμαχικαὶδυνάμειςὁπόσαιπαρὰτῶνἐθνῶναὐτοῖςπαρεγένοντο, ἸταλοἱτεκαὶΤαυροσκύθαι, ϕοβεροἱκαὶτοῖςεἴδεσικαὶτοῖςσχήμασιν, ἄμϕωμὲνγλαυκιώντες, ἀλλ' οἱμὲντὸχρῶμαύπονοθεύοντες, καὶκατακενοῦντεςτοὺςτῶνβλεϕάρωνταρσοὺς, οἱδὲϕυλάττοντεςγνήσιον, οἱμένἔμπληκτοιταῖςὁρμαῖς, εὐκίνητοιτεκαὶὁρμητίαι, οἱδὲμανικοἱκαὶἐπίσχολοι, κἀκεῖνοιμὲνἀνυπόστατοιτὴνπρώτηνπρὸςἔϕοδονὁρμὴν, ταχὺδὲτοῦὀξέοςπιμπλάμενοι, οἱδὲἦττονμὲνἐϕορμῶντες, ἀϕειδεῖςδὲτῶναιμάτων, καὶτῶνκρεϋλλίωνκαταϕρονοῦντες. Ούτοιγὰροὖντὸνκύκλοντῆςἀσπίδοςἐπλήρουν, ἐπιμήκητεδόραταϕέροντεςκαὶἀξίναςἑτεροστόμους' ἀλλ' ἐκείναςμὲντοῖςὤμοιςὑπήρειδον, τοὺςδὲτῶνδοράτωνἑκατέρωθενἐπεκτείνοντεςστύρακας, τὸμεταίχμιον, ἵν' οὕτωςεἴπω, περιωρόϕουν (ρ. 221 sq.).
Итак, союзные силы состоят теперь из Итальянцев (то есть, южно-итальянских Норманнов) и Русских. Но — что еще важнее — Итальянцы и Русские здесь прямо являются в том виде, в каком мы привыкли представлять себе Варангов по описаниям византийских авторов XII и следующих веков (Никита Хониат, Кодин): они окружают трон императора, составляют некоторого рода гвардию и вооружены топорами. /110/ Так как Франки не встречаются в настоящее время [97] (в XI и XII веках) в виде специальных секироносцев, то можно даже думать, что им принадлежат копья, а секиры — Русским, то есть, что собственно Варангами были только Русские. В высшей степени любопытна характеристика двух национальностей, сообщаемая таким наблюдательным философом и государственным человеком, каким был Пселл. В нравственном отношении Французы представляются нам с обычными признаками галльского характера, подвижными, стремительными только [329] при первом натиске, но при неудаче скоро ослабевающими. Русские отличаются более холодным, флегматическим темпераментом, более сдержанною и менее остывающею храбростью. С внешней стороны различие заключается в том, что одни обнажают поверхность (площадь) щек (τοὺςταρσοὺςτῶνβλεϕάρων: употребление βλεϕάρων в этом значении указано в Thesaurus Этьеня) и, по-видимому, подкрашивают их, а другие этого не делают. Опять исконный галльский обычай; Цезарь говорит о Бриттах: omni parte corporis abrasa, praeter caput et labrum superius. Известно также изображение Кельта на Риминийской бронзе (aes Ariminium): гладко выбритое лицо с большими усами на верхней губе. В таком же образе явился пред Византийским двором в начале XII века Норманнский князь, герой первого крестового похода — Боэмунд Тарентский. Цесаревна Анна, тщательно описывая его наружность и цвет его волос, сожалеет о том, что не может определить, какой краски была его борода, потому что (по его щекам и подбородку) тщательно прошла бритва: τὸδὲγένειονεἴτεπυρσόνεἴτεἀλλοτιχρῶμαεἶχεν, οὐκἔχωλέγεινὁξυρόςγὰρἐπεξῆλθεναὐτὸκαὶτιτάνουπαντὸςἀκριβέστερον (Alexiad. XIII, 10 ρ. 404 Β ed. Paris). Мы не совсем понимаем, что значит у Анны упоминание об извести или гипсе (τιτάνου). Быть может, здесь заключается намек на тот блестящий голубой (caeruleus) состав (vitrum), которым, по описанию Цезаря, намазывали себя кельтские Бритты для внушения страха неприятелям во время сражения: [98] тогда и слова Пселла о поддельной краске будут для нас ясны. Если мы сравним описание норманнского героя, Боэмунда, с изображением наружности русского героя, то есть, Святослава, у Льва Диакона, то характеристика Пселла станет для нас еще более ясною: Святослав имел густые брови, голубые глаза, редкую бороду и т. д. (IX, 11, р. 156 sq.). Πεζομαχία, πυρσὴκόμη, γλαυκιῶντεςὀϕθαλμοί — общие признаки Тавроскифов (ibid, p. 150, 10).
Не следует думать, что церемониал, которым окружил себя [330] Исаак Комнин, имел какой-либо необычайный характер, соответствующий революционному положению узурпатора, и что Тавроскифы и Норманны занимали здесь чужое место только потому, что они были сообщниками Исаака с самого начала его похода. У Пселла (р. 105) есть