– Нет, – буркнул Ансгар в ответ.
– Сколько ж тебе зим, семнадцать? – Барг присвистнул. – Да в твои годы я только тем и занимался, что бабам под юбки лез. Не насильничал, нет, ничего такого. Как-то у меня всегда с ними ладить получается, сами отдаются. А ты? Как же ты так?
– У меня была невеста, но она была слишком юна, я ждал, пока она подрастет.
– А, ну тогда совсем другое дело! – воскликнул Барг, и Ансгар не понял, серьезно он или насмехается над ним. – И твоя невеста все еще ждет?
– Нет, ее семью перебили свеи, а сама она пропала.
Барг снова присвистнул и сочувственно хлопнул Ансгара по плечу.
– Нет ничего хуже, чем потерять любимую женщину, – грустно произнес он, видно, вспомнив что-то свое.
После этого разговора Ансгар кое-что для себя понял. У него перед глазами были два настоящих викинга – Бальдр и Барг. У обоих за плечами десятки походов, множество мелких стычек, боев и больших сражений, оба – настоящие воины и опытные мореплаватели. И в то же время они были настолько не похожи друг на друга, насколько день отличается от ночи, насколько Хелль отличается от Асгарда, а Локи – от Тора. Бальдр вечно казался чем-то недовольным, все ему было не так, по любому поводу начинал орать и браниться, при этом считал себя выше других, только с Баргом он говорил на равных, хирдманам благоволил, но так, будто это его псы, а дренгов просто презирал. Иноплеменников вообще за людей не считал. Почему, не мог понять Ансгар, почему люди идут за ним? Почему признают в нем своего вожака? Только потому, что и его отец когда-то был морским конунгом? Едва ли только поэтому. Да, он грозный боец, но как он сражается? Ослепнув от ярости, с трудом отличая своих от чужих. Может, именно эта одержимость и выделяет его из числа других викингов, которые верят, что их вожак – избран самим Одином, а значит, непобедим, значит, будут успешны его походы, значит, с ним можно награбить такое богатство, которое и не снилось простым бондам.
Барг совсем другой. Все время смеется, и всегда у него наготове шутка. Ругаться он тоже может, но редко когда бывает по-настоящему зол. Не гнушается общаться с дренгами, готов поддержать их словом и делом. А женщины? Женщины сами, это Ансгар очень хорошо запомнил, отдаются ему. И при этом именно он руководит походом. Да, Бальдр принимает основные решения, но распоряжается всем Барг. И там, в том селении, пока Бальдр приходил в себя, насилуя беззащитную деву, именно Барг раздавал указания, кому и что делать. А ведь он только что сражался не хуже самого Бальдра! Но при этом сохранил ясную голову и способность соображать. Странно, что не он их предводитель. Впрочем, как понял Ансгар, Бальдр и стал-то тем, кем он стал, только с помощью Барга, который сам себе отвел место второго и никогда не претендовал на роль первого. А теперь Барг как будто даже оправдывается, что из его подопечного получилось не совсем то, на что он рассчитывал.
И раз уж Ансгар пошел путем викинга, то, если выбирать, он хотел бы стать таким, как Барг. Прежде он хотел быть похожим на отца, но теперь отца не было. Каким бы викингом был Ансвар? Наверно, не хуже Барга, но кто ж теперь скажет? Как бы там ни было, Ансгар окончательно решил, что ему стоит держаться поближе к Баргу и подальше от Бальдра.
Ансгар поступает на службу к конунгу Рёрику
Наутро обнаружилось, что один из тяжелораненых, тот самый, которому стрела угодила в бок, умер. Дренги из его десятка наскоро соорудили погребальный костер. Едва дым огня обозначил путь в Вальхаллу, хирд Бальдра снова погрузился на драккар и продолжил путь. Вскоре береговая линия повернула на восток. Как Ансгар понял из разговоров, они вошли в Хольмский залив, воды которого уже взломали лед, но кругом все еще было множество больших и малых льдин, и теперь драккар осторожно пробирался вдоль берега Эйстланда, а значит, недалеко уже была загадочная Альдейгья. И чем ближе они подбирались к Остерланду, тем больше Ансгара начинал волновать вопрос, что же это за страна такая и кто там правит. В конце концов любопытство взяло верх и во время одной из стоянок он, сидя у костра и завидев проходящего мимо Барга, позвал его.
– Чего тебе? – проворчал Барг, но чувствовалось, что настроен он благодушно.
– Послушай, Барг, ты ведь уже бывал на востоке и, наверное, знаешь, кто владетель тех земель?
– Это и я знаю, – влез Ормар, – там правит конунг Рёрик.
– Ну вот видишь, тут и без меня есть кому порассказать, – махнул рукой Барг.
– Постой, но ведь Рёрик – это вроде как наше имя. Как нордман стал конунгом в стране вендов?
– Ну что, Ормар, можешь ты ответить и на этот вопрос? Нет? Тогда подвинься. – С этими словами Барг, не особо церемонясь, влез между Ормаром и Ульваром, сел напротив Ансгара и протянул руки к костру. Он немного помолчал, изображая, как приятно ему погреть руки, и наконец, когда все уже начали нетерпеливо ерзать и переглядываться, заговорил.
– Начнем с того, что в той стороне живут не только венды. Там еще есть народы, говорящие на языках, похожих на язык финнов. Когда мы лет двадцать тому назад сидели в Альдейгье и собирали с них дань, они объединились против нас, и нам пришлось уйти оттуда.
– А в то время, когда ты там был, не встречал ли ты человека по имени Эгиль? – перебил Бильд.
– Что еще за Эгиль?
– Так звали моего деда. Он тоже был в тех краях.
– Не знаю, – пожал плечами Барг, – я знавал нескольких людей с этим именем, но в то время в нашем хирде Эгилей не было. И вообще, не отвлекай меня, не видишь, я рассказываю?!
Бильд виновато осекся, а Барг продолжил:
– Так вот, вскоре после того, как мы оттуда ушли, что-то у них там стряслось, не знаю, что именно, вроде бы передрались они между собой, а может быть, и нет. Как бы то ни было, они послали гонцов к Рёрику и предложили стать их конунгом. Он взял весь свой хирд, пригласил еще многих данов и вендов из числа ободритов и направился на восток. Он стал конунгом сразу трех народов! Поначалу он сидел в Альдейгье, готовясь, в случае чего, как и мы, вернуться назад. Но потом дела у него пошли в гору, и сейчас конунг Рёрик, по слухам, перенес свой двор вглубь Остерланда, там он начал строить новый город.
– Но почему? – непонимающе развел руками Ансгар. – Почему восточные венды и другие народы, о которых ты говорил, призвали не кого-нибудь, а именно этого Рёрика? Кто он такой?
– Хороший вопрос, Младший, – одобрительно кивнул Барг, – в годы моей молодости это был один из самых известных морских конунгов наравне с Рагнаром Лодброком. Со своим хирдом во многие сотни воинов, на десятках драккаров он ходил в походы как в Восточном, так и в Западном морях. Франки боялись его как огня и пытались переманить на свою службу, иногда он соглашался, но приручить его им так и не удалось.
– Странно, – удивился Ульвар, – о Рагнаре я слышал, и очень многое, а вот о Рёрике в наших краях ничего не говорили.
Барг лениво почесал бороду:
– Так бывает. Рагнар погиб, и о его гибели слагают песни. Его смерть послужила поводом для большой войны в Бретланде. А Рёрик ушел на восток, и с тех пор о нем мало что слышно. Никто толком не знает, чем он там занимается, с кем воюет. Последний раз он выбирался из Остерланда лет шесть назад, плавал за какой-то нуждой к саксам. Потом до меня доходили только разные противоречивые слухи, которыми я, по правде сказать, не очень интересовался. Может быть, поэтому разговоры о нем и не доходят до ваших глухих лесов. Но среди морских нордманов все о нем слышали.
– Так все дело в славе? – решил уточнить Ивар. – Именно поэтому его призвали венды? Или было что-то еще?
Барг хитро прищурился:
– Да, было кое-что еще.
– Что? Что? – раздалось со всех сторон.
– Это долгая история, а мне охота поспать, – сказал Барг и поднялся было уходить.
– Подожди, Барг! Расскажи!
Он с довольным видом обвел окружающих глазами и увидел, что к костру Ормара в надежде услышать интересный рассказ присоединились дренги и даже хирдманы из других десятков.
– Так и быть, – словно нехотя кивнул Барг и уселся на прежнее место, снова потеснив развалившегося было Ормара, – как я уже сказал, это долгая история и началась она еще до моего рождения. Мне о ней рассказал сам Торвальд, отец нашего хёвдинга. – При этих словах все невольно повернули головы в ту сторону, где храпел Бальдр, – это было в те времена, когда сильнейшим конунгом среди данов был Гудфред, сын Сигфреда. Этот Гудфред вел войну против ободритов, потому что те помогали франкам. Когда умер старый конунг ободритов, кнес по-ихнему, – не помню, как его звали, – конунгом, то есть кнесом, стал его сын, которого звали Траскон. Этот Траскон попытался примириться с Гудфредом, и они вправду заключили мир, а залогом их дружбы стал брак между дочерью Гудфреда и братом Траскона по имени Годелайб. Но мир продержался недолго, вскоре между данами и ободритами снова началась война. Гудфред собрал большое войско и напал на главный город ободритов, который назывался, – тут Барг сделал паузу, – Рерик.
Сгрудившиеся вокруг Барга викинги заволновались, послышались возгласы:
– Да ну? Значит, конунг Рёрик оттуда? Он что, венд? Не может быть!
– Тише, тише! – поднял руки Барг и обернулся. – А то еще разбудите.
Все понятливо примолкли.
– На самом деле тот город назывался Велигард или как-то так. Рериком его называли сами даны. Но слушайте, что случилось потом. Гудфреду удалось захватить город. Траскон сумел спастись бегством, но Годелайб остался со своим народом и сражался до тех пор, пока, раненого, его не пленили. Из уважения к своему зятю Гудфред велел приколоть его копьем к дереву[47]. К этому времени дочь Гудфреда родила сына. Ему дали вендское имя Лютбран. Гудфред решил забрать внука с собой в свой город Хедебю. Туда же он увел всех торговцев из Рерика, а сам Рерик велел разрушить. С тех пор Лютбран воспитывался при дворе Гудфреда. Ему дали новое, северное имя – Бьёрн. Скоро Гудфред был предательски убит, в Дании началась война между Хориком, сыном Гудфреда, и Харальдом Клаком, который тоже считал себя вправе стать конунгом данов. Хорик не любил своего племянника и хотел от него избавиться, поэтому назло ему