– Боги приняли наши жертвы! Слава богам!
– Слава! Слава! Слава!
Рёрик и его ярлы прошли к центральному столу и сели – конунг посередине, остальные по правую руку, причем Хельги сел ближе всех к Рёрику. По левую руку сел Бальдр, за ним Барг, а на самом краю примостился Твердислав. Остальные устроились за столами, стоявшими вдоль длинных стен, хирдманы – поближе к большому столу, дальше – дренги.
Пир начался. Голодные люди с жадностью набросились на еду. Раз за разом они поднимали наполненные до краев чаши и пили, славя конунга и его ярлов, славя Бальдра и его хирд, славя Одина, Тора и всех богов-асов. Ансгар не отставал от других, одной рукой хватая редьку, луковицы, яблоки, смотря что подвернется, а в другой у него постоянно было мясо. Мяса было много – пока пирующие поедали то, что уже было наготовлено, слуги жарили на вертеле жертвенных животных. Вместе со всеми Ансгар пил брагу, пил, даже когда славили Бальдра, и хотя он обильно закусывал, но скоро в голове его приятно затуманилось, а с тяжестью в животе появилась и легкость на душе. Утолив первый голод, викинги принялись без умолку галдеть, нахваливая щедрость конунга и смеясь над Твердиславом, которому толком некогда было поесть, потому что все время приходилось давать распоряжения слугам. Стройность пира стала распадаться, кто-то уже вставал из-за стола, чтобы сходить проветриться, кто-то пересаживался с места на место, пили небольшими группками, славя друг друга.
Немного переведя дух, Ансгар ухватил жирный кусок мяса и впился в него зубами, когда кто-то подошел к нему сзади и положил руку на плечо. Ансгар обернулся и увидел Хельги. Он, казалось, совсем не был пьян, хотя в руке держал полную меда чарку. Дружелюбно улыбаясь, Хельги проговорил:
– Ты хорошо бился в тот раз и будешь славным воином. Хотя по воле богов и конунга мы с тобой дрались, я не чувствую к тебе вражды и не хочу, чтобы ты видел во мне врага. Давай же выпьем и забудем обиды.
Слова Хельги пришлись Ансгару по душе. Слегка пошатываясь, он встал, плеснул себе браги.
– То, что ты сказал, твои слова теперь здесь! – Ансгар приложил руку к сердцу. – Я не забуду их! Если вдруг приключится беда, уж не знаю, какая, позови, я приду на помощь!
Хельги усмехнулся – пьяный Ансгар, видать, не очень-то походил на человека, от которого стоило ждать помощи. Чарки стукнулись, едва не разлетевшись на части, Ансгар одним махом опрокинул в себя брагу, Хельги же, наслаждаясь каждым глотком, медленно выпил свой мед. Ансгар думал, что теперь тот вернется на свое место, поближе к конунгу, но Хельги вместо этого пошел вдоль столов, выпивая то с тем, то с другим, для каждого находя доброе слово. «Зря Богша на него напраслину возводил, – подумал Ансгар, – славный муж и, наверное, славный хёвдинг. Лучше бы ходить под его рукой, чем служить Бальдру».
Тут к столу вернулись Агнар и Ульвар, выходившие подышать свежим воздухом.
– Ну что, брат, выпьем за золото Ёрмунрекка!
– Выпьем за нашу удачу! – добавил Ульвар.
– Выпьем за нашу месть! – выдавил из себя пьяный Ансгар.
И они выпили, а потом снова наливали и снова пили. Забыв о всех невзгодах, Ансгар веселился от души, орал вместе со всеми песни, добрые и светлые, вынесенные ими из родного леса, подпевал новым, злым и похабным, которым учили старые викинги. Разнимал кинувшихся друг на друга Дагстюра и Оддгейра, которые тут же примирились, выпили по чарке и принялись отплясывать. И все было хорошо, забылись невзгоды, горести и неудачи, и будущее уже не казалось таким беспросветным. Даже Бальдра в эту минуту Ансгар готов был простить. А потом он заснул, навалившись на стол.
Проснулся посреди ночи. От неудобной позы, в которой он провел несколько часов, ныла спина, в голове бродил хмель, и хотелось устроиться поудобнее. Ансгар оглянулся, конунга и его ярлов не было видно, Барг тоже куда-то запропастился, зато слышен был знакомый грозный храп Бальдра. Викинги спали кто как – на столе, под столом, на полу у очага. А кое-кто еще, к удивлению Ансгара, продолжал бражничать. С одной стороны столов сидел старый Херинг, подливал себе меду – видать, стащил с большого стола – и понемногу его цедил. С другой стороны сидели в обнимку Геслинг и Бьёрнхард, тихо о чем-то беседовали и попивали пиво.
Кое-как Ансгар вылез из-за стола и почувствовал, что, прежде чем лечь, надо бы сходить проветриться. Далеко идти не хотелось, и, оказавшись на улице, он завернул за угол хирдхейма – все равно рядом выгребная яма, подумал он, хуже не станет. В голове стоял звон, и ему ничего не хотелось, кроме как вернуться в дом и завалиться на лавку. Так он и сделал.
Но толком выспаться Ансгару не удалось. Ранним утром, когда так сладок сон и хочется полежать еще хоть чуть-чуть, поднялся какой-то шум. Раздавалось сразу несколько голосов, и каждое слово отзывалось звоном в голове Ансгара, будто оно не влетало в ухо, а его туда вбивали молотом. Он крепился, пытался снова уснуть, но напрасно. Тогда он с превеликим трудом разлепил веки, потом, кряхтя, сел. Спорили где-то в закутке у хёвдинга, Ансгар различил голоса самого Бальдра, а с ним Барга и Игуля. Сделав над собой усилие, Ансгар встал с лавки, мозги словно забултыхались под черепом, и он стиснул себе руками виски.
– На вот, выпей, – услышал он слова старшего брата, повернул голову и увидел его участливое лицо. Агнар подсовывал ему кружку с пивом. Ансгар почувствовал отвращение, но все же взял кружку и сделала несколько глотков. Его затошнило, но он только срыгнул ядреным перегаром. Немного постояв, Ансгар почувствовал, что ему начинает легчать.
– Чего там галдят? – спросил он хрипло.
– Да, брат, пока мы все тут спали, Игуль такое учудил, что теперь и не знаю, чем дело кончится. Как бы не выгнали нас всех взашей из этого Хольмгарда!
– Что стряслось?
– Помнишь, вчера вечером он приставал к прислуге?
– Ну?
– Не знаю уж где, но он нашел ту девку, силой приволочил сюда и с той стороны дома, у стены, попытался овладеть ею. Только ничего у него не вышло.
– Он что, был так пьян?
– Не в этом суть. Просто на шум пришел Барг и, увидев, в чем дело, набросился на него. Ну, девка, само собой, тут же убежала жаловаться своему хозяину. Говорят, Цфертислейф уже обивает порог дворца конунга, ищет управу на нас.
– А Игуль что?
– Да что Игуль, утром проснулся, никак понять не может, почему у него все болит. Говорит, ничего не помнит, что ночью было. Потом Барг поволок его к Бальдру разбираться. Уже битый час там толкуют.
– Интересно, о чем они говорят?
И братья, не сговариваясь, подошли поближе. Теперь можно было разобрать доносившиеся из закутка слова.
– Пойми, если сейчас он останется безнаказанным, другие тоже повадятся, – строго выговаривал Барг.
– Еще чего, из-за какой-то девки наказывать своего воина. Да ты и так намял ему бока, – отвечал Бальдр.
В подтверждение раздался глухой стон Игуля. Но Барг не удовлетворился таким ответом.
– Сам знаешь, – говорил он, – у конунга сейчас нелады со словенами, а если еще и мы учнем тут своевольничать, они точно восстанут.
– И что с того? Мы же искали войны? Вот и будет война. Перережем их, и дело с концом.
– Нет, ты не знаешь, что такое восставшие словене. А я знаю, я видел это своими глазами, и я говорю тебе, не стоит их доводить. И войны мы хотели совсем другой. Забыл про Кёнигард? Вот куда нам надо! А если мы тут кашу заварим, то уже вовек не доберемся туда.
Однако слова Барга его, кажется, не убедили:
– Кёнигард подождет! Ты лучше скажи, когда у тебя в последний раз была женщина?
Барг помедлил с ответом, но все же сказал:
– Давненько. Но что с того?
– А то, что, хочешь не хочешь, а воинам время от времени нужны женщины. Можно, конечно, потерпеть месяц-другой во время похода или войны, но здесь, в мирном городе, где и заняться особо нечем, а баб кругом полным-полно, так и тянет прижать хоть одну. И я понимаю беднягу Игуля, сам не прочь завалить какую-нибудь бабенку, а потому не собираюсь его наказывать.
Выйдя из закутка, Барг тут же, не глядя ни на кого, направился вон из хирдхейма. Вслед за ним показался Игуль. Один глаз у него заплыл, и нос был расквашен, но, несмотря на это, он улыбался и даже попробовал подмигнуть уставившемуся на него Ансгару.
Вскоре явился гонец от конунга, вызывая Бальдра к себе, и тот нехотя послушался. Весь хирд уже знал о случившемся и теперь с нетерпением ожидал, чем кончится дело. Игуль сидел вместе со всеми, потирая намятые бока, и выслушивал одну за другой шуточки, которыми развлекались его товарищи. Он был уверен, что опасаться нечего, Бальдр защитит его перед лицом конунга. Так и получилось. Бальдр скоро вернулся и с довольным видом сказал Игулю, так чтобы и все остальные слышали:
– Конунг стал на мою сторону. Девку ты не попортил, не изувечил, а значит, никакого ущерба Цфертислейфу не нанес, так что тебе ничего не грозит.
Викинги одобрительно загудели. Тогда Бальдр залез на стол и обратился к своим воинам с речью:
– Слушайте меня и не говорите потом, что не слышали. Как видите, конунг на моей стороне, а я всегда на вашей стороне, что бы вы ни натворили.
– Ура Бальдру!
– Между ним и словенскими ярлами есть нелюбие, а потому он тем более всегда будет слушать, что говорю я, и не будет слышать Цфертислейфа и ему подобных. Так что не опасайтесь гнева конунга, а уж словен и вовсе бояться нечего.
– Вот это дело! Славно!
– Но это не значит, что вы можете зажимать в углу каждую встречную бабу, потому что, если конунгу будут приносить жалобы на нас каждый день, его благосклонность может и улетучиться. Тогда придется платить вергельд[65]. А я не собираюсь раскошеливаться из-за каждой вашей дурости, так что платить будете сами. Вот и думайте, стоит оно того или нет.
«Интересно, что бы сказал на это Барг», – подумал Ансгар. Барга все еще не было, и некому оказалось образумить викингов, которые, как и следовало ожидать, поняли слова своего хёвдинга так, что распускать руки на местных девушек можно почти безнаказанно, только бы не переусердствовать.