– И что же ты надумал? – нетерпеливо спросил Рёрик.
– А думал я над тем, что Эринг уже пять лет тебе верно служит и ни разу не подводил. За это время все мы его неплохо узнали. Есть у него недостатки, это верно, но предать он не смог бы.
– Почему?
– А потому, что он, конечно, славный воин и хёвдинг тоже неплохой. Да только умом его боги не одарили.
Наттфари фыркнул, Крук и Бергтор заржали во весь голос, за ними загоготали и прочие ярлы. Даже старый Фроди, все время клевавший носом, тут оживился, и из его рта послышались каркающие звуки, лишь отдаленно напоминающие смех.
– Верно! Верно! Умом-то наш Эринг не одарен! – кричал Асмунд, хватаясь обеими руками за живот.
Только Йоар, как всегда, хранил молчание, разве что слегка улыбнулся, но при свете факелов вряд ли кто-нибудь это заметил.
– Сами-то не больно умны, – прорычал Вепрь.
– Ну, хватит! – рявкнул конунг, и смех тут же умолк. – Что с того, что он туп?
– А то, – вкрадчиво заговорил Хельги, – что мы имеем дело с коварным замыслом! А для замысла нужна мысль. Посмотри, конунг, на него. Ты видишь в нем мысль? А коварство? Где ему! Он сам верно сказал, что если б и убил кого, то в открытом бою. Таков он, наш Эринг, таким мы его знаем уже пять лет.
Конунг задумчиво теребил мочку уха и не перебивал.
– А что мы знаем об этом славном малом? – Хельги ткнул пальцем в сторону Ансгара, – я не сомневаюсь в его хёвдинге, славном Бальдре, но он сам признавал, что набирал в свой хирд кого попало, мало ли кто к нему мог затесаться?
– Дренг совсем еще сосунок, – вставил Бальдр, – только от мамкиного подола оторвался, когда я его подобрал.
– Это ты так думаешь. Но я с ним дрался и могу сказать, что он добрый воин, в нем есть сила, которую он не показывает.
Ансгару было приятно это слышать, но гордиться было не время, ведь Хельги явно клонил не в его пользу.
– Кто знает, кем и откуда он пришел к Бальдру?
– Он спас меня от смерти, убив тех троих, – промолвил конунг.
– Да, он убил их, но что еще мы знаем? Вправду ли они замышляли на тебя? Я застал его уже над тремя трупами.
«Двумя, – подумал Ансгар, – третьего ты сам добил».
– Почему он их убил, мне неведомо. Может, и вправду спасал своего конунга, а может, пришел вместе с ними и потом поссорился или, даже наоборот, сам пришел по твою душу, да эти трое его отвлекли. Кто знает?
– Я не лгу! – выкрикнул, не сдержавшись, Ансгар. – Я услышал свист, и Ормар меня отпустил посмотреть, что там…
Конунг рукой показал ему замолчать.
– Эту историю я уже слышал и, может быть, напрасно так легко поверил в нее, – сказал Рёрик. Лицо его было исполнено сомнения. – Будет жаль, если я впустую славил тебя перед моими ярлами.
Хельги меж тем, видя, что конунг еще колеблется, добавил:
– Эринг служит пять лет тебе, и ничего такого за это время не приключалось, а как объявился здесь Ансгар Спаситель, тут же в твоем доме пролилась кровь.
Судорога гнева исказила лицо Рёрика. Он бросил недобрый взгляд на Ансгара, и тот решил, что теперь его тут же и прибьют. Но конунг сказал только:
– Кто-то один из них врет, и я хочу знать кто.
– Судное поле! – изрек Хельги.
Рёрик покосился на него, потом окинул взором всех собравшихся.
– Что скажете, ярлы мои?
– Судное поле! – сказал Адальмунд.
– Судное поле! – поддержали его Оцо-Бьёрн и Ратмир.
– Судное поле! – повторили все ярлы и даже Бальдр.
– Да! Судное поле! – довольно оскалился Эринг. – Я вобью мальцу его ложь в самую глотку.
Конунг поднялся со своего места:
– Разведите этих двоих по порубам. С восходом солнца на судном поле я объявлю свою волю. Да, – вспомнил Рёрик, – пусть он вернет мне мой перстень.
Остаток короткой летней ночи Ансгар провел в глубоко утопленном в землю порубе, где было холодно, несмотря на теплынь снаружи, и темно, словно в чреве Ёрмунганда. Окна узникам не полагались, а дверь плотно закрылась, едва Ансгара спихнули вниз. В темноте не нашлось ни лавки, ни даже просто соломы, так что прилечь оказалось негде, разве только прямо на земле. Впрочем, Ансгар и не собирался спать. Его положение так неожиданно переменилось, что об этом стоило как следует подумать. Он сел на сырой земляной пол, прислонился к такой же сырой стене – и тут же уснул.
Едва занялась заря и восточный край неба принял в себя первые лучи восходящего солнца, как двое дюжих стражей вытащили чумного со сна Ансгара из поруба и повели за городские стены. После затхлого воздуха темницы утренняя свежесть быстро вернула ему ясность мысли. Он посмотрел вверх – ни облачка. День обещал быть жарким, но Ансгар не знал, доживет ли до его конца. Хоть бы ему разрешили драться Домарбрандом! Отцовский меч казался Ансгару единственной надеждой на победу против такого опытного, сильного и свирепого воина, каким, без сомнения, был Вепрь Эринг. И еще хотелось увидеть перед боем брата, ведь, как знать, может это будет их последняя встреча. Но ведь так не должно быть! Брюнгерда напророчествовала ему совсем иное: он должен найти черные врата и стать равным богам! Ансгар невольно потянулся рукой к груди, где висел полученный от колдуньи амулет.
– Что, малец, молишь богов о спасении? – Рядом, также в сопровождении двух стражей, шел Эринг. – Зря стараешься, они тебя не спасут! Лучше моли мой топор, чтобы он принес тебе легкую смерть!
Ансгар не стал ничего отвечать, только порадовался про себя, полагая, что раз Эрингу дадут его топор, то и ему разрешат драться Домарбрандом. Интересно, позволят ли ему облачиться в его новые доспехи или их тоже заберет конунг, как забрал свой перстень?
На судном поле, несмотря на раннее утро, уже толпились жители Хольмгарда, прежде всего воины из дружин ярлов и самого конунга. При их появлении гул, стоявший над полем, еще усилился, но даже сквозь него Ансгар услышал:
– Брат! – Агнар махал ему рукой, желая привлечь к себе внимание. Рядом с ним стояли верные друзья – Ульвар, Ивар и Бильд, братья Раудкар и Лодинн, Брунольв и Оддвар. Был тут и Ормар. Все они уже, конечно, знали, что сейчас должно произойти.
– Давай, покажи этому ублюдку, на что ты способен! – кричали они. – Боги на твоей стороне!
– Смотри не подкачай. – Это уже Барг. Он, как всегда, вместе с хирдом, в отличие от хёвдинга. Бальдра Ансгар увидел среди ярлов, стоявших по обе стороны трона. Он был мрачен, как туча, и словно извергал молнии, зыркая по сторонам своим единственным глазом. Кажется, Бальдр не особо верил в победу своего воина. На Ансгара ему, само собой, наплевать, но он боялся потерять доверие конунга, если окажется, что привел тому изменника и заговорщика. Ничего, Ансгару не привыкать. Он вспомнил Рюген, вспомнил поверженного великана-венда и приободрился.
Эринга никто не приветствовал, его даны остались в Альдейгье. Хельги привез Вепря в Хольмгард миром, но что сделают его воины, если вдруг Ансгару удастся одержать верх на судном поле? Интересно, предусмотрел ли конунг меры на этот случай? Ему, Ансгару, об этом никто, конечно, не сказал, но какое ему, в общем-то, до этого дело? Сейчас стоит беспокоиться совсем о другом.
Тем временем его и Эринга подвели к самому трону. Рев толпы достиг предела, но едва конунг поднялся и простер руки, призывая к вниманию, как гул голосов оборвался и над полем повисла напряженная тишина. В этой тишине стало отчетливо слышно утреннее пение птиц. Высоко в небе уже задорно кричали стрижи. Как здорово! Раньше Ансгар никогда не обращал особого внимания на эти звуки, слышал их, но не слушал, а теперь уже, быть может, поздно.
– Ярлы мои! – прогремел над полем голос конунга, так что его хорошо слышали даже те, кто, оттесненный толпой, остался стоять в задних рядах. – Воинство мое! Народ мой! Вот передо мной и перед вами двое, и кто-то из них изменник и предатель. Один утверждает, что спас меня от людей, подосланных ко мне другим со злым умыслом. А тот отвергает его слова и уверяет, что никогда не знал троих воинов, пробравшихся ночью в мой дом и убитых. Этот человек, – Рёрик указал на Эринга, – служил мне пять лет, и прежде я ему верил, но знал, что он ненавидит другого моего ярла, славного Торвара, звавшегося Однопалым. Теперь Однопалый мертв, и я думаю, что если этот молодой воин говорит правду, – теперь конунг показал на Ансгара, – то за его смертью и за попыткой убить меня стоит Эринг, зовущийся Вепрем. Я не хочу терять верного мне человека, предавая его смерти по ложному обвинению, но изменника казню без жалости. Что если молодой воин наговаривает на Эринга и сам затеял причинить мне зло? Оба они не могут говорить правду, кто-то непременно лжет, и, значит, один из них должен лишиться жизни еще до того, как зайдет солнце этого дня. Но кто из них должен умереть? Мои ярлы говорят мне, что, кто победит в поединке, тот и прав. Знаю, и все вы хотите нынче увидеть бой до смерти.
Над полем пронесся одобрительный гул, но конунг не дал ему разрастись:
– Но я решил иначе! – Ансгар и Эринг невольно переглянулись. – Принято считать, что в судном поединке боги помогают тому, на чьей стороне правда. Это, конечно, так. Но и я, и вы – все мы воины и прекрасно понимаем, что есть бойцы слабее, есть сильнее, а есть лучшие, которых никому не победить, даже если боги от них отвернулись. Я знаю Вепря – он выдающийся воин. Что касается молодого Ансгара, в деле я видел его всего раз, он тоже неплох, но ему далеко до Эринга. Я же хочу точно знать правду и выяснить, кто из них умышлял против меня, а потому собираюсь подвергнуть их более надежному испытанию – испытанию огнем!
Смесь разочарования и удивления послышалась в голосах воинов. Среди ярлов тоже наблюдалось смятение. Ансгар видел, как округлил глаза Хельги, недоуменно уставившись на своего конунга, но это длилось только мгновение, в следующий миг его лицо стало непроницаемым. Другие ярлы оживленно переговаривались между собой. Большинство из них, лишившись зрелища, были явно недовольны, но старый Фроди, услышав слова Рёрика, важно кивнул головой, а темный лик Наттфари осветился хитрой улыбкой. Бальдр тоже как будто вздохнул свободнее, видно, полагая, что в испытании огнем у Ансгара больше шансов одолеть Эринга, чем в поединке. Но сам Ансгар так не думал. В поединке все бы зависело от него, а в испытании огнем ему приходилось доверить свою судьбу силам, о которых он имел самое смутное представление. И хотя Ансгар был совершенно убежден в своей правоте, но не был уверен, что боги примут это в расчет. Да и то сказать, если уж умирать, Ансгар предпочел бы сделать это с мечом в руке, чем оказаться в руках палачей.