Она поняла, что скоро любознательная соседка может проникнуться подозрительностью, и повернула к выходу, по пути еще раз осматривая дом. Дом был двухэтажный, с просторной застекленной верандой, входная дверь заперта на огромный висячий замок. И только одно окошко на втором этаже было полуоткрыто.
– Непорядок! – показала Надежда на окно.
– Ах, это. – Мария Семеновна понизила голос: – Это то самое окно и есть… ну в той комнате девушка ночевала, которая умерла…
Внезапно раздался сердитый мужской голос:
– Мария!
Через забор заглядывал строгий дедок в аккуратном, застегнутом на все пуговицы ватничке.
– Мария! – повторил он. – Ты опять лясы точишь? Немедленно прекрати! – и отвернулся, не ответив на Надеждино приветствие.
Мария Семеновна усмехнулась:
– Мой благоверный соскучился. Иду, Васильич, иду уже!
Она подошла к калитке и что-то зашептала мужу. Надежда в это время внимательно рассматривала землю под тем самым окном. Ей показалось, что в траве что-то блестит. Оглянувшись на калитку, она наклонилась и выковыряла из влажной земли камешек в виде капельки. Камень был молочно-розового цвета, оправлен в золото. То есть это Надежда подумала, что в золото, поскольку металл был желтый. Однако камень был так запачкан, что не было возможности разглядеть на металле пробу. Возможно, это просто ничего не стоящая безделушка, дети бросили. Хотя… какие же тут дети? И еще: Надежда была уверена, что недавно видела что-то похожее. Совершенно неожиданно для себя она вспомнила давешнего алкаша, который пытался всучить ей цепочку. Цепочка-то и вправду была золотая и, судя по оригинальному плетению колечек, старинная. А эта штучка в виде капельки вполне могла к той цепочке привешиваться, вон и петелька есть. Надежда еле успела спрятать находку в карман, как подошла Мария Семеновна.
– Ну, мой совсем разбушевался! – сообщила она. – Обедать, вишь, ему подавай срочно! Так что уж извините, но нужно идти!
– Что вы! – усовестилась Надежда. – Вы и так на меня сколько времени потратили! И спасибо вам за беседу и за то, что глаза раскрыли. Только я уж вас попрошу: не говорите вы Анне Константиновне, что я тут была.
– Конечно! – Соседка замахала руками. – Мне ни к чему!
Они пошли к выходу, и тут Надежда сообразила наконец, какая мысль преследовала ее всю дорогу. Прозрению способствовал тот факт, что она увидела за домом небольшой очень нарядный домик размером с собачью будку. Собственно, он и оказался будкой, был аккуратно покрашен той же краской, что и дом, перед круглой дыркой, служащей входом, лежала рогожка, на ней – большая пластмассовая миска.
– Собака! – сообразила Надежда. – У него же была собака, куда она делась?
Действительно, по логике вещей, у одинокого хозяина такого дома и такого сада не могло не быть собаки. Вон и все причиндалы имеются – будка, миска…
– Дик был, – помрачнела соседка, – я еще кормить его ходила. Да только он убежал куда-то после смерти хозяина.
– Разве он не на привязи был?
– Да вон, – Мария Семеновна вытащила из будки кожаный поводок, – был он привязан, так, видно, сорвался…
Надежда внимательно осмотрела поводок, он был срезан как бритвой. Или ножом. Собака не может так действовать зубами.
– Давно это было? – спросила она.
– Так на следующую ночь после похорон! Ночью сначала он лаял сильно, спать нам не давал, а потом как заткнулся. И все, больше мы его не видели. Но, может, хулиганы какие хотели залезть, узнали, что дом без хозяина. Потому что замок на двери вскрыли. Я Анне позвонила, она примчалась – ничего, говорит, вроде не пропало, видно, спугнули их. Она замок амбарный повесила и уехала. Муж мой говорит – хорошо, что Дик удрал, а то выл он ночами сильно, спать невозможно. А так, может, его кто подберет – собака-то породистая, немецкая овчарка.
С этими словами соседка подобрала валявшиеся в траве грабли и понесла их к сараю. Дверь в сарай была закрыта на простую щеколду. Мария Семеновна распахнула дверь, и в ту же минуту из сарая раздалось грозное рычание.
– Ой! – отпрянула женщина. – Да кто же здесь?
Они с Надеждой снова боязливо распахнули дверь и увидели в самом дальнем и самом темном углу крупную собаку – немецкую овчарку. Пес лежал на боку, но, увидев чужих, сделал слабую попытку подняться. Шерсть на нем свалялась, глаза подернуты гнойной пленкой, и, даже не щупая, можно было увидеть, что нос у него сухой и горячий.
– Дик! – взвизгнула Мария Семеновна. – Вернулся!
– Что ж он в сарае-то, а не в будке своей?
– А видно, совсем плох, – спокойно сказала соседка, – вот и заполз умирать. Все одно конец у него один – без хозяина не проживет.
– Может, кто его возьмет? – Надежде ужасно жалко было собаку.
– Да кто его больного возьмет? – Соседка пожала плечами. – Он вон шлялся где-то, может, заразный какой… нет, тут уж ничего не сделаешь.
Тут соседка заметила, что говорит с пустотой, потому что Надежда в это время смоталась к будке за миской. Она набрала воды из бочки, что стояла у сарая, прихватила еще рогожку и зашла в сарай. Пес при ее приближении зарычал и показал огромные клыки.
– Ладно-ладно, – сказала Надежда, – ничего тебе не сделаю. Попей вон водички, может, полегчает.
– Зря вы это! – Соседка поджала губы. – Вы уедете, а нам тут разбираться.
– Анне Константиновне позвоню, – сказала упрямо Надежда, – может быть, Игорь собаку заберет.
Она прекрасно знала, что неизвестный Игорь отдыхает сейчас в Крыму, а его мамаша, если бы хотела, давно бы собаку забрала. Значит, вот как, думала обозленная Надежда, значит, личные вещи хозяина сразу продали, якобы деньги очень нужны, дом и сад надеются отсудить, а собаку – на живодерню. Не дай бог таких наследничков, это ж спокойно не помрешь!
С соседкой распрощались довольно сухо, и Надежда отправилась восвояси. Сунув руку в карман, она нашла там розовый камешек, отмыла его у первой встреченной колонки и еще больше уверилась, что камень этот – подвеска от кулона. Где-то есть цепочка или шнурок. Хотя камень явно хороший, не стекляшка какая-нибудь, стало быть, и цепочка должна быть дорогая. И тут же Надежда вспомнила алкаша, который предлагал ей у магазина купить цепочку. Не та ли это цепочка? И еще перед ней вдруг встал снимок с экрана компьютера, где та женщина с усталыми глазами подслушивает чужой разговор. Она наклонилась как можно ближе, прямо свесилась из окна, и ясно видно у нее на шее украшение. Кулончик на цепочке.
Обратный путь до привокзальной площади Надежда Николаевна преодолела чуть не бегом.
Ее одолевали противоречивые чувства: с одной стороны, ужасно не хотелось вступать в контакт с отвратительным алкашом, с другой – хотелось расспросить его, узнать, где он взял золотую цепочку. В крайнем случае еще раз взглянуть на эту цепочку и убедиться, что это именно та самая, с фотографии…… Ей казалось, что это может пролить свет на таинственное убийство в доме Ильи Константиновича.
Около магазина колоритного аборигена не было видно.
«Ну вот, – раздраженно подумала Надежда, – когда он не был нужен – еле от него отделалась, а когда понадобился – тот как сквозь землю провалился».
Она толкнула скрипучую дверь и вошла в магазин.
Внутри Чугуева тоже не было.
Не было и других покупателей, рослая грудастая тетка с мелко завитыми белыми волосами и ярко-красным нарисованным ртом в гордом одиночестве возвышалась за прилавком. Ее руки, с толстыми, как любительские сосиски, пальцами, унизанными немыслимым количеством колец и перстней, были величественно сложены под мощной грудью.
Надежда поняла, что это и есть та самая Клава, которую Вова Чугуев так немилосердно поносил за нежелание купить у него цепочку. Она поздоровалась с продавщицей и подошла к прилавку, мимоходом ознакомившись с ассортиментом продовольственных и прочих продуктов.
Продавщица окинула Надежду пренебрежительным взглядом, разлепила ярко-красные губы и промолвила:
– Здрасте!
– А что, – начала Надежда, выдержав для приличия паузу, – тут недавно такой…… мужчина находился……
– В этой дыре, – моментально отозвалась продавщица, – отродясь ни одного мужчины не было.
– То есть…… как это? – искренне удивилась Надежда.
– А очень просто. Откуда здесь мужчинам взяться? Здесь либо старые козлы, либо боровы пьяные. Какие уж тут мужчины!
– Ах, ну вы в таком смысле! – протянула Надежда. – Так сказать, в философском!
– В самом житейском, – отрезала продавщица.
– Ну, я не имела в виду, что у вас здесь Ален Делон разгуливал. – Надежда усмехнулась. – По вашей классификации – как раз пьяный боров……
– Вовка Чугуев, что ли? – изумилась продавщица. – Господи!
– Да, кажется, его так зовут……
– Господи! – повторила Клава. – На фига тебе этот козел сдался?
– Так он же, по вашей теории, не козел, а боров?
– И козел, и боров – все в одном флаконе! – Продавщица сплюнула под прилавок. – Ну на фига он тебе?
Надежда Николаевна покраснела при мысли, что кто-то мог заподозрить ее в женском интересе к такому экземпляру, и торопливо пояснила:
– Да он цепочку продавал…… золотую, вот я и подумала……
Продавщица отвернулась, взяла с полки огромную головку сыра, тяжело шлепнула ее на прилавок и только тогда снова подняла на Надежду глаза.
– Не советую, – проговорила она весьма мрачно.
Затем длинным ножом очень ловко располовинила сыр, одну половину убрала в холодильник и повторила:
– Не советую!
Надежда решила сыграть совершенную наивность. Она придвинулась к прилавку, облокотилась на него и, понизив голос, осведомилась:
– А что – ворованная?
Продавщица громко расхохоталась:
– Ну ты даешь! Ворованная! А какая же еще? Откуда у Вовки найдется неворованная? Ничего своего у него отродясь не было! Это бы наплевать, это бы черт с ним! – Она взглянула на свою унизанную крупными перстнями руку и убрала ее за спину. – Меня другое щекотит……
Произнеся эту глубокомысленную фразу, Клава надолго замолчала.