«Камин давно остыл, – повторила про себя Эмма Норидж, – и ветер разнес золу по комнате».
Ох, какую страшную историю рассказали вы, мистер Рэндалл!
– Миссис Норидж, все в порядке? – Девочки смотрели на гувернантку с испугом.
– Все хорошо, мои милые. – Их наставница провела рукой по лбу, стряхивая наваждение. – Если вы насладились садом, нам пора возвращаться.
Солнце садилось. Аллан Рэндалл неторопливо прошелся по своему саду, проверяя, не забыл ли кто-нибудь из подручных инструменты. В этом году ему отрядили в помощь всего двоих, да к тому же редких оболтусов; как, скажите на милость, можно утопить в пруду лестницу? А ведь у Симмонса это получилось. Прежде такого работника выгнали бы взашей, но теперь не то что прежде. Эх, что за времена…
– Доброго вам вечера, мистер Рэндалл.
Садовник уставился на высокую сухую фигуру, выступившую из-за кустов. Гувернантка! Этой-то что здесь надо в такое время?
– И вам не хворать, – отозвался он, не скрывая неодобрения. Черт знает кого наняли Стоуксы… А ведь приличная семья! Все портится, все. – Не ожидал вас здесь увидеть. В такой поздний час к нам редко заходят посторонние.
Гувернантка предпочла не заметить его намека.
– Я пришла, чтобы рассказать вам историю, мистер Рэндалл.
– Нету у меня времени на болтовню. – Старик повернулся, собираясь уходить. – Всего хорошего.
– Юная девушка из обедневшего рода, прекрасная, как роза, вышла замуж за богача много старше себя, – вслед ему проговорила миссис Норидж, не повышая голоса. – Она была добра и красива. Удивительно ли, что садовник, много лет служивший семье ее супруга, влюбился в нее!
Старик застыл.
– Он был того же возраста, что и граф, – продолжала миссис Норидж. – Леди Элизабет любила мужа, и вот разрушительная мысль завладела умом слуги: «Отчего бы ей не полюбить и меня». Ведь вы и впрямь были красавцем, мистер Рэндалл! На тридцать миль вокруг не было человека сильнее вас! Его милость был склонен к вспышкам гнева, и это помогло вам потом, когда вы кинулись спасать свою шкуру.
Старик медленно повернулся к гувернантке. Лицо его в заходящих лучах солнца казалось багрово-красным.
– Что за чушь вы несете…
– Ее мать не отличалась строгостью нравов. Она поселилась в отдельном доме, поскольку это предоставляло ей большую свободу, и мужчине вроде вас не составило труда добиться ее благосклонности. Или это она добивалась вас, мистер Рэндалл? Вы с таким презрением отозвались о ней… Должно быть, вы решили, что близость к матери поможет вам рано или поздно добиться близости дочери; тогда вы бы отшвырнули миссис Саттон как использованную вещь. Но судьба распорядилась иначе.
Аллан Рэндалл овладел собой.
– Слушайте, не знаю, что вы придумали, но только я рассказал вчера чистую правду, всю как есть. Моя вина лишь в том, что я кое-что скрыл, когда все это случилось. Я бы и сейчас поступил так же.
Миссис Норидж покачала головой.
– Кулон в виде волчьей головы свидетельствует, что ваши слова – это ложь. Кулон, а еще пилюли, которые принимала леди Кроули, потухший камин и кладбище.
– Кладбище? – изумленно повторил садовник.
– Вы человек, совершенно лишенный мистического чувства, мистер Рэндалл. Через кладбище ночью пойдет не храбрец, а тот, кто не верит в призраков. Однако из вашего рассказа следовало, что вы не исключаете звериной природы графа.
– Такого я не говорил, – резко возразил старик.
– Вы дали это понять. Шкура, светящиеся глаза, нечеловеческая сила… Вы действительно полагаете, будто граф был оборотнем?
– Чушь! Оборотней не существует!
– Вот именно! Но вы рассказали свою историю так, чтобы все поверили, что граф Кроули превратился в чудовище и пытался убить свою жену. Однако все было иначе. В ту октябрьскую ночь двадцать лет назад вы пришли в домик викария, зная, что леди Элизабет ночует у матери. Граф был в отъезде – подходящий момент, чтобы воспользоваться ситуацией. Что произошло, мистер Рэндалл? Вы утратили самообладание рядом с той, кого желали? Мать бросилась на ее защиту, и вы в бешенстве отшвырнули ее. Она разбила голову о стол? Об угол камина?
Садовник молчал.
– Граф Кроули вернулся раньше времени и, проезжая мимо дома викария, услышал голос собственной жены. Она кричала над телом матери, а затем потеряла сознание. Он выломал дверь, ворвался внутрь и бросился на вас. Не миссис Саттон защищала леди Элизабет от озверевшего чудовища, а граф! Вы дрались с ним – отчаянно, насмерть – и убили его. Не так ли, мистер Рэндалл?
– Ложь, – с ненавистью выговорил старик.
– Мать мертва, граф мертв, его жена в глубоком обмороке. Что вам было делать? Как объяснить случившееся? И тут вы замечаете кулон с волчьей головой. Быть может, пара-другая сплетен о внебрачных детях старого графа Кроули пришла вам на ум, и вы припомнили, что нынешний хозяин замка славится вспыльчивостью… Вы вышли и изрубили дверь топором. От ворот до замка далеко – ни криков, ни шума никто не услышал, а священник был в отъезде. У вас было время разместить тела, чтобы все выглядело так, будто миссис Саттон убила мужа дочери и погибла сама. Затем вы стали ждать.
– И чего же я ждал, по-вашему? – голос Аллана Рэндалла напоминал хриплый рык.
– Когда очнется леди Элизабет. Она единственная могла разоблачить вас. Вы, должно быть, надеялись убедить ее солгать… Но час шел за часом, а девушка не приходила в себя, и вы всерьез испугались за ее жизнь. Сильно же вы любили ее, мистер Рэндалл, если отнесли в замок, зная, что она назовет настоящего убийцу, как только очнется. Вернувшись к себе, вы стали готовиться к побегу.
Миссис Норидж наклонила голову, разглядывая человека напротив.
– И вдруг вы узнаете, что она очнулась, – но не помнит о случившемся. Нежданная милость небес! Каждое утро вы пробуждались в страхе, что при взгляде на вас леди Кроули упадет без чувств, – и каждый вечер засыпали, вознося хвалу Господу. Хотя другие, несомненно, увидели бы в случившемся происки Сатаны.
– Не богохульствуйте, – бросил Рэндалл, побагровев.
– Меня многое насторожило в вашей вчерашней истории. Вы упомянули мертвых животных, которых прятали от жены графа. Но она не могла вставать раньше вас, если ей давали снотворное! Несомненно, в шестом часу утра леди Кроули крепко спала. Когда вы рассказали о кулоне, я окончательно утвердилась в мысли, что вы лжете.
– Почему? – вырвалось у старика.
– Та осень выдалась чрезвычайно холодной. Вы убедительно описали выстуженную комнату и пар, срывавшийся с ваших губ. Но если граф Кроули, как вы утверждали, около полуночи убил миссис Саттон, то несколько часов спустя вы никак не смогли бы вынуть из ее кулака серебряную подвеску. Трупы быстро коченеют на холоде. Вам пришлось бы силой разгибать ей пальцы, и вы не преминули бы рассказать об этом. Значит, либо вы солгали о времени ее смерти, либо об обстоятельствах, при которых нашли тела… Или же никакой подвески в ее кулаке не было вовсе, мистер Рэндалл. Вы придумали эту подробность, как и все остальное, чтобы создать из графа Кроули страшное, зловещее существо, в котором звериное начало в конце концов победило человеческое. Окровавленная рубаха, тушки кроликов без голов, чудаковатость, граничащая с помешательством, – все это плод вашего воображения. Но некому заступиться за честь покойного графа. Даже его семья уверена, что он – виновник случившегося. Либо оборотень, либо опасный безумец. Вот в чем вы убедили всех, вы один!
Миссис Норидж прокашлялась.
– Но это лишь половина вашего злодейства. По правде говоря, не знаю, что хуже…
– О чем вы, черт вас раздери?!
– Вы не желали смерти миссис Саттон. А графа вы убили, защищая свою жизнь. Но что вы сделали с леди Кроули…
– Я? – старик, не выдержав, шагнул вперед. – Я оберегал ее! Я… – Он обвел рукой сад, словно утратив дар речи. – Оглянитесь, сумасшедшая женщина! Где еще вы увидите такую красоту!
Миссис Норидж покачала головой.
– Но она пленница в вашем дивном саду, мистер Рэндалл. Вы окружили ее ложью, вы разрушили ее жизнь. Она считает себя вдовой убийцы; она возлагает на себя часть вины за гибель матери – ведь не прими она предложение графа, та осталась бы жива. А вы двадцать лет сидите здесь, точно паук, поймавший прекрасную бабочку в свои сети. Двадцать лет вы следите за ней! Неужели вам ни на миг не стало жаль ее? Хоть раз милосердие постучалось в ваше сердце? Хоть раз сказало вам: взгляни, Рэндалл, на ее страдания; пощади же ее, отпусти на свободу.
Старик, хрипя, хотел что-то возразить, но миссис Норидж не позволила ему.
– Если такова ваша любовь, грош ей цена. Леди Кроули не живет, а спит, будто оказалась в одном из давних своих кошмаров; вот только в этот раз не нашлось целителя, который дал бы ей спасительные пилюли. Что вы сотворили, мистер Рэндалл! Вы – здешний оборотень, а не покойный граф!
– Убирайтесь! – каркнул садовник. Огромная его фигура, казалось, еще больше выросла и нависла над миссис Норидж. – Я спас ее… без меня она погибла бы…
– Вы убийца и лжец, – бросила ему в лицо гувернантка. – Не в моих силах изобличить вас, но я рискну.
Старик побледнел и шагнул к ней.
– Вы этого не сделаете!
Вместо того чтобы отступить, гувернантка выпрямилась. Глаза ее сверкнули.
– Попробуйте помешать мне – и отправитесь на виселицу! – отчеканила она. – Ну же, давайте, мистер Рэндалл! Хотите задушить меня? Вы ведь к этому готовитесь?
Садовник сжал кулаки. Нет-нет, нельзя. Она что-то задумала… Хитрая бестия! Должно быть, в кустах сторожат ее помощники, только и ждущие момента, чтобы скрутить его. Они в сговоре, все в сговоре…
Он подозрительно осмотрелся. Казалось, сад кишит тенями; тени следили за ним из ветвей, перешептывались, насмехались.
– У вас нет ничего… ничего в подтверждение ваших слов… Даже дом – и тот снесен! – Он торжествующе ткнул пальцем туда, где светилось желтым стрельчатое окно. – Ни камня не осталось!