– Миднари-Рок?
– Да. – Кэти слабо улыбнулась. – Джек говорил, что нигде ему не мечтается так хорошо, как там, когда он видит сверху весь Эксберри. Он придумывал, что у нас будет пятеро детей. Что я не буду работать больше ни дня, заведу двух горничных и собачку на подушке. Рассказывал про дом, в котором мы будем жить, – такой большой, что в него сможет въехать карета. Описывал мне каждого из наших сыновей и дочек. Я закрывала глаза и видела это все так явно, будто оно уже случилось. За это я и любила Миднари-Рок. Мы с Джеком проживали там другую жизнь. Нет-нет, не подумайте, миссис Норидж, мне нравилась и эта! Но я все равно слушала сказки Джека, которые он придумывал для меня. Мы постояли на площадке совсем недолго, потому что ветер был холодный, точно как зимой. На обратном пути нам встретился капитан Шакпи, и мы перекинулись с ним парой слов. Правда, мне показалось…
Кэти замолчала, нахмурившись.
– Что вам показалось, моя дорогая?
– Он был чем-то сильно озабочен и, кажется, совсем не рад меня видеть. Это странно! Капитан – такой добрый, отзывчивый человек…
Миссис Норидж не удержалась от короткого восклицания, но Кэти, погруженная в воспоминания, этого не заметила.
– И Джек потом сказал кое-что… Какую-то бессмыслицу…
– Постарайтесь вспомнить.
Кэти прерывисто вздохнула, как наплакавшийся ребенок.
– Нет, не помню, простите. Голова тяжелая и все гудит. Когда я у себя дома, мне постоянно кажется, что Джек в соседней комнате. И так легко, светло… Но стоит выйти за дверь, меня будто кто-то толкает обратно. Сегодня я все-таки пошла к вам, но если бы вы знали, чего мне стоил каждый шаг!
– Вам нужно вернуться к себе, Кэти, – сказала гувернантка. – Я провожу вас.
– Да благословит вас Господь за вашу доброту.
Отойдя недалеко от дома Эвансов, миссис Норидж услышала, что ее кто-то догоняет. Это был Брендан Коу. Бледный, с покрасневшими глазами, он напоминал лишь тень того веселого юноши, что щедро угощал друзей в трактире. Он сдернул шляпу, заговорил сумбурно, путаясь в словах и смущаясь, и гувернантка не сразу поняла, что Коу просит ее проявить заботу о Кэти Эванс.
– Она совсем не показывается в городе. Словно заживо себя замуровала. И тает с каждым днем, чисто льдинка на солнце. Помогите ей, прошу.
– Прошло слишком мало времени со смерти ее супруга, мистер Коу. Дайте Кэти время.
Юноша упрямо встряхнул головой.
– Джек хотел бы, чтобы я позаботился о ней. Поймите же – я больше ничего не могу для него сделать! Полицейские твердят, что его прикончил бродяга… Ни один бродяга не справился бы с Джеком! Зачем он пошел к запруде?
Брендан смотрел на миссис Норидж умоляюще, и гувернантка отрицательно покачала головой:
– Вряд ли я могу дать вам ответ, мистер Коу. Я не имела чести близко знать вашего друга.
– Джек был лучшим из всех, кого я встречал. Тот, по чьей вине он умер… Я убью его, если смогу до него добраться.
Глядя вслед быстро удаляющемуся юноше, миссис Норидж озабоченно подумала, что его угроза прозвучала серьезно.
Дома она положила на стол яблоко и перочинный нож. Затем села и начертила на листе бумаги круг. Возле него миссис Норидж подписала:
Кристофер Хэддок
Артур Оттис
Джошуа Шакпи
Брендан Коу
Малыш Сондерс
Вот те, кто мог слышать их разговор в «Хромой лисе».
О докторе Хэддоке гувернантке было известно больше, чем об остальных. Она знала, что ему пятьдесят два года, из которых он проживает в Эксберри по меньшей мере десять лет, переехав из Хэмпшира; что он закончил Эдинбургский медицинский колледж; вдовец, двое детей умерли в младенчестве. Миссис Норидж могла с полным правом назвать Кристофера Хэддока своим другом. «Но знаем ли мы, на что способны наши друзья?» Ей вспомнились следы на земле, которые оставляла его тяжелая трость.
Артуру Оттису чуть за шестьдесят. Благонравный джентльмен, крайне набожный; много жертвует на нужды церкви; холост, не так давно похоронил мать, дожившую без малого до ста лет. Исправно платит экономке, кухарке и садовнику, которые расточают ему похвалы на весь город. В их дифирамбах миссис Норидж чудилась фальшь.
Брендан Коу… Близкий друг Джека Эванса – быть может, единственный. Любитель приударить за хорошенькой мордашкой, вертопрах и шалопай, – из тех людей, в которых собственный характер выковывается годам к сорока, а то и к пятидесяти. С точки зрения миссис Норидж, сейчас Брендан Коу был лишь заготовкой мужчины. Не исключено, что гибель Эванса заставит его повзрослеть.
Джошуа Шакпи, он же капитан Шакпи – о, крайне занятная личность! Утверждает, что он бывший капитан корабля, который сожгли конкуренты. Миссис Норидж подозревала, что миллион морских баек, которые имелись у него на каждый случай, был почерпнут в кабаках Саутгемптона. Не женат; по слухам, частый посетитель заведения мамаши Бломфилд в соседнем Остер-Чемптоне.
Наконец, Пит Сондерс, которого все называют Малышом Сондерсом. Сын трактирщика, разносивший выпивку. Он подходил лишь изредка, но мог слышать, о чем говорит Эванс.
Охотник сказал, что увидел девочку на поле, когда ему было девять. Через неделю он должен был встретить свой двадцать девятый день рождения. Следовательно, убийца расправился с ребенком двадцать лет назад.
– Двадцать лет, – задумчиво повторила вслух миссис Норидж, постукивая карандашом по столу, а затем вычеркнула Брендана Коу и Малыша Сондерса: оба были слишком малы, когда убили девочку.
Кто остается?
Капитан Шакпи, Артур Оттис и, как ни печально, доктор Хэддок.
Миссис Норидж отложила карандаш и взялась за яблоко.
Допустим, один из этой троицы побывал в Морпете на ярмарке и именно его встретил, возвращаясь с долгой прогулки, девятилетний Джек Эванс.
Что это означает?
«Что я имею дело с человеком крайне опасным, – сказала себе миссис Норидж. – Он подслушал наш разговор и сообразил, что Эванс может представлять для него угрозу. Другой бы бежал; он выбрал убить свидетеля. Что еще? Это человек, одержимый гнусной манией. Вряд ли с годами он научился обуздывать ее…»
Она нахмурилась, пытаясь вспомнить, не слышала ли о громких случаях убийств или исчезновений детей в округе. «Нет, об этом шумели бы на всех углах. Возможно, он совершает свои дела вдали от Эксберри».
Доктор Хэддок раз в год навещает родню в Шотландии, мистер Оттис каждые три месяца уезжает в Лондон по делам; что касается капитана, тот не любит сидеть на месте, хоть и возвращается рано или поздно в тихую гавань Эксберри.
«Если бы меня спросили, кто из них вызывает больше подозрений, я бы назвала нашего богобоязненного джентльмена. Определенно, есть что-то нездоровое в мужчинах, не имеющих ни страстей, ни увлечений, кроме молитвы и покаяния. Никто ни разу не слышал, чтобы мистер Оттис чертыхнулся, и ни одну горничную не ущипнул он за зад. О, это дурно характеризует вас, мистер Оттис!»
И еще букет ромашек. Что за дерзкий поступок! Убийца словно похвалялся своей неуязвимостью. Неужели он и впрямь сводил счеты с мертвецом?
«Будь на моем месте миссис Олсопп, она непременно заявила бы, что цветы – это подтверждение виновности Эванса в смерти ребенка. Мол, отец или брат жертвы добрались спустя много лет до убийцы. К счастью, я – не она».
Когда часы на башне пробили полночь, миссис Норидж бросила в камин листок бумаги с именами и проследила, чтобы он сгорел дотла.
Следующие несколько дней она с крайней осторожностью наводила справки о докторе Хэддоке, капитане Шакпи и Артуре Оттисе. Ни один из них в день гибели Эванса не оставался на виду. Шакпи, по своему обыкновению, уезжал, однако место его пребывания было неизвестно. Оттис, по уверениям садовника, трудился не покладая рук в своей маленькой оранжерее, однако ничто не мешало ему покинуть ее на несколько часов и вернуться незамеченным. Что касается Хэддока, тот не принимал пациентов. Где находился доктор? По его словам, целый день провел дома, читая.
Кроме того, миссис Норидж узнала, что в последнее время Джошуа Шакпи покидал Эксберри чаще обычного, а Артур Оттис более чем вдвое уменьшил размер ежемесячного пожертвования церкви. Но самым удивительным было то, что она услышала от Эффи Прист. Эффи, которой городские модницы приносили все сплетни города, под большим секретом сообщила, что с недавнего времени двери заведения мамаши Бломфилд закрылись перед капитаном.
– Это точно? – спросила миссис Норидж.
– Точнее некуда.
– Должно быть, неплатежеспособность мистера Шакпи… – начала гувернантка.
Но Эффи перебила ее:
– Ах нет, дело не в деньгах! Уж на это у распутного старикашки нашлись бы средства.
– Но в чем тогда причина?..
– Бог его знает! Старуха Бломфилд поклялась, что нога его не переступит порог «Лунного цветка».
– «Лунный цветок»!
– Я слышала, именно так называется это гнездо порока, – подтвердила Эффи, опустив глаза, и щеки ее, хоть и несколько запоздало, залила краска смущения.
До какого бесстыдства и распутства должен дойти мужчина, чтобы его выставили из заведения, где бесстыдство и распутство празднуют победу? Миссис Норидж во многом могла заподозрить Джошуа Шакпи, но опыт подсказывал ей, что записные врали редко способны на физическую жестокость. «Что же вы натворили, капитан?» Ах, если бы можно было рассчитывать на откровенность миссис Бломфилд! Но гувернантка не сомневалась, что та не выдает тайн своих гостей, пусть даже бывших.
Артур Оттис тщательно оберегал свою жизнь от посторонних взглядов, и слуги были ему подстать. Даже Эффи, великая сплетница, смогла припомнить только, что экономку, мисс Шеферд, Оттис взял к себе после того, как ее выгнали Каннингемы.
– Рейчел вроде как оказалась в интересном положении, а отцом-то был сынок Каннингема. Но, может, и врут. Давнее это дело. Почти четырнадцать лет прошло.
Миссис Норидж резонно поинтересовалась, где же тогда ребенок.