– А где жил этот торговец? – спросила миссис Норидж.
– На севере, где-то возле реки. Сам я там не был. Инспектор Джервис, знаете ли, занимается делами посерьезнее.
Джервис бросил взгляд на дверь, давая понять, что гувернантке пора и честь знать. Но та предпочла не заметить его молчаливого намека.
– Инспектор, а что на ярмарке делал Киттон Грин? Откуда у него керамика или, тем более, фарфор?
– Вот уж не знаю! Должно быть, распродавал то, что прикупила когда-то его жена.
Определенно, все вертится вокруг ярмарки в Бертишире, думала гувернантка, пересекая площадь. Не слишком ли много происшествий для такого спокойного места? Покупка чашек и тарелок редко способствует бурлению крови в жилах, и участники прежде всегда возвращались по своим домам целыми и невредимыми.
Что же случилось в этом году?
Погиб торговец.
Бандит напал на бывшего кучера, а до этого отирался на ярмарке. И торговца убили… Нет ли здесь связи? «Не рано ли вы, мистер Джервис, отмахнулись от этого дела?»
Миссис Норидж выбрала кэбмена с лицом посмышленее и спросила, знает ли он дом Киттона Грина, что у реки.
– Как не знать, мэм! Только не хочу вас обманывать – самого-то Киттона там нету. Помер он.
– Я хотела навестить его жену.
– А, Флосси! Это всегда пожалуйста.
«Флосси», – повторила про себя гувернантка, забираясь в кэб.
Трясясь по узким улочкам Росдейла, она размышляла о том, что рассказал ей Джервис. «Если бы я поделилась с ним тем, что мне известно, бравый инспектор заключил бы, вне всякого сомнения, что украденные драгоценности из ювелирной лавки Абрахама Сайлишера оказались в кукле. Я бы и сама решила так же, если бы своими руками не обследовала ее тельце. Нет-нет, в Абигайль ничего не спрятано; но зачем же бандиты Пита Ларкинза охотились за ней? Кто-то обманул их? Или они были убеждены, что стекляшки на ее платье – настоящие сапфиры, александрит и жемчуг?
Миссис Норидж подумала, что все-таки неплохо было бы заполучить союзника в этом деле, и Джервис подходил на эту роль лучше прочих. «Но инспектора не заинтересовало бы, почему кукла стала улыбаться. А ведь с этого, как ни крути, все началось. Может статься, в ее улыбке и кроется отгадка. Раз кукла не дает мне ответа, спрашивать придется у вдовы мистера Грина».
Коттедж покойного Киттона Три Глаза стоял в глубине улицы, которая вела к реке. Трудно было найти во всем Росдейле уголок укромнее, чем этот. Ни детские крики, ни лай собак не нарушали тишины. Когда кэбмен уехал, миссис Норидж осталась одна.
Дом встретил ее настороженным молчанием. Беззвучно покачивалась калитка, а брошенная под кустом гортензии лопатка, вся в свежей земле, свидетельствовала о том, что хозяйка исчезла, едва завидев экипаж.
Гувернантка много раз имела дело с испуганными детьми. Тот, кто знает, как успокаивать детей, справится и с напуганной женщиной.
Для начала она прикрыла калитку. Затем подняла лопатку, обтерла от земли и положила на длинную полку под навесом, где хранились садовые инструменты. Пестрая черно-рыжая кошка запрыгнула на скамью и распушила хвост. Почесав ее за ухом и сообщив, что такого красивого зверя она еще никогда не видела, миссис Норидж услышала то, чего и ждала: тихий скрип приоткрывающейся двери.
– Что вам надо?
Гувернантка неторопливо обернулась и поздоровалась.
Рыхлая женщина с землистым угрюмым лицом недоверчиво смотрела на нее.
По счастью, инспектор Джервис сообщил гувернантке достаточно, чтобы она могла заранее придумать легенду для жены Грина. «Торговец делил дом с молоденькой сестрой, да только ее и след простыл. Ха-ха! Знаем мы этих сестер!»
– Я ищу свою бывшую воспитанницу, – солгала миссис Норидж, не моргнув глазом. – Она совсем юная девушка, я боюсь, с ней случилась беда. До меня дошли слухи, что человек, который опекал ее, убит…
Флосси всплеснула руками.
– Господь Всемогущий! Уж не Иви ли вы разыскиваете?
Миссис Норидж запомнила имя – «Иви».
– Вы знаете, что с ней?
Женщина покачала головой.
– Ох, боюсь, проку от меня не будет. Она исчезла сразу, как убили ее брата…
– Прошу вас, расскажите, что вам известно, – попросила миссис Норидж. Перед ней был запутанный клубок, и за одну ниточку ей только что, кажется, удалось потянуть. Главное – не выпустить ее из пальцев.
– Заходите, мэм. Нынче такие времена настали, что торчать у всех на виду – последнее дело.
Внутри было сыро и неуютно, вещи валялись повсюду, словно хозяйка в большой спешке готовилась к отъезду. Миссис Норидж подумала, что успела вовремя: еще пара дней – и, возможно, вдова исчезла бы бесследно.
– Иви с братом жили рядом с нами. Вон там!
Флосси кивнула на соседний коттедж, видный через пыльное боковое окно.
«А вот и то, что упустил инспектор. Ах, мистер Джервис, вам стоило бы самому проверить дом покойного!»
– Боюсь, я мало что знаю о ее семье, – сказала миссис Норидж. – Как звали ее брата?
– Трэвис Берч. Только не думаю я, мэм, что это его настоящее имя. Бывало, окликну его, а он не отзывается, словно я не к нему обращаюсь. Пуганый был, осторожничал. Но я вопросов не задавала, не мое это дело – совать нос куда не просят.
Миссис Норидж подумала, что Флосси – полная противоположность своему любопытному супругу. Быть может, поэтому она еще жива.
– Присаживайтесь, мэм, прошу вас. Надеюсь, не откажетесь от чая?
– Буду вам очень признательна! Простите, я не представилась – Эмма Норидж.
– Ну, а я – Флосси Грин.
Хозяйка заварила чай, разлила по чашкам, но к своей не прикоснулась. Она все охала и ахала, повторяя, что не могла и представить, что Иви когда-то жила в пансионе.
– Что за человек был ее брат? – спросила миссис Норидж.
– Ужас до чего скрытный! Видно, хватало в его жизни того, о чем надо молчать. Одного утаить не мог: руки у него были золотые. Не то что у моего дурня! Трэвис делал все, от посуды до детских колясок. Он и по металлу работал, и из дерева вырезал… А как-то раз, когда у меня корзина развалилась, он мне такую сплел взамен – загляденье! За домом у него мастерская, он купил печь и обжигал в ней посуду. Мне как-то довелось подглядеть, как он расписывал блюдо, и скажу вам так: Трэвиса Берча сам Господь в лоб поцеловал. Вот, смотрите, что он мне подарил.
Флосси неуклюже доковыляла до полки и сняла белую чашку с синим цветком на боку.
– Невероятная работа, – сказала миссис Норидж, не покривив душой.
– Мне поначалу страшно было в руках ее держать, а Киттону я и вовсе запрещала ее трогать. Я васильки люблю – вот мне Трэвис на ней василек и изобразил.
Она смахнула слезу.
– Пуще всего он трясся над сестренкой. Держал ее при себе, никуда не выпускал. Берег, значит. Только Иви к своим шестнадцати выросла хитрюгой, не в укор вам будь сказано – вы-то, должно быть, видали ее совсем малюткой? Ох и проказливая девчонка! Чуть Трэвис за дверь, она удирала и носилась по берегу, точно козочка по горам. А то приходила ко мне и играла с Пусси. – Флосси кивнула на кошку, устроившуюся в корзине. – Кажись, Трэвис сильно опасался за нее… Она как-то проговорилась, что там, где они жили прежде, он прятал ее от чужих глаз, когда к нему заявлялись гости. Рассказывала, как сидела в подвале и слушала мужские голоса над своей головой. Брат обустроил для нее там настоящее убежище. Иви называла его гнездышком. Но все это осталось в прошлом, а здесь никаких гостей у них не бывало. Ни разу!
– Давно они переехали сюда?
– Год назад, – не задумываясь, ответила Флосси. – Тихие, и всегда готовы прийти на помощь – дай Бог всем таких соседей! Киттон мой их недолюбливал, ну да он никого не любил. А мне так они очень были по душе. – Она вновь промокнула полотенцем набежавшие слезы. – Такая веселая девчушка наша Иви, так звонко смеялась – чисто колокольчик! Ну, вы лучше меня знаете, раз вам довелось воспитывать ее. И всегда у нее наготове для меня было ласковое слово! А то, бывает, прибежит на кухню и давай помогать. Маленькая – а до того смышленая! Своих детей мне бог не дал, и я всегда думала, какая несправедливость: многие люди были бы счастливы иметь такую дочурку, как Иви, – а у самой Иви ни отца, ни матери. Мне и лошадь для нее не жалко было, если уж на то пошло. А Киттона чуть удар не хватил от злости!
– Неужели Иви украла у вас лошадь? – изумленно спросила миссис Норидж.
Женщина кивнула.
– Нашу Голубку. Киттон когда-то развозил на ней пассажиров. Он ведь кучером был. В тот день сосед попросил у нас лошадь, чтобы отвезти фарфор на ярмарку, и утром уже был таков. Я за него только порадовалась. Ведь это первый раз, когда Трэвис выбрался куда-то за целый год, так-то сидел у себя, будто сыч. Даже на рынок не ходил без лишней нужды. Я слышала, как он вернулся поздно вечером, и решила, что не лягу спать, пока Голубку не приведут в стойло. Сказать по правде, мне хотелось с ним словцом перекинуться, узнать, хорошо ли шла у него торговля в Бертишире. Он все хвастался мне своими тарелками, которые он расписал ландышами, – ну чисто птичка перышком провела! Только сосед все не шел да не шел… Миновало с полчаса – и вдруг топот копыт за окном. Выскочила я на улицу, смотрю: скачет наша Голубка, а на ней верхом Иви. Волосы развеваются, на ней напялено бог знает что, как будто наспех одевалась или в темноте. Исчезла – и не обернулась ни единого разочка, хоть я ее и звала. А тут Киттон мой выскочил, стоит, глазами лупает… И как начнет костерить соседей на чем свет стоит! Постой, говорю, не бранись, надо бы проверить, все ли в порядке. Мы с ним бросились к Трэвису, а он… – Флосси всхлипнула. – Лежит на кровати, совсем белый. Рубаха расстегнута, а в животе такая страшная рана… Господи, прости! Я решила, что Иви поскакала за доктором, бедняжка. А Киттон мне возражает: нет, тут дело нечисто! Она удрала, когда увидела, что сделали с ее братцем! Не увидим мы с тобой больше ни лошадь, ни девчонку.
Женщина высморкалась в платок, насквозь мокрый от слез.