Юлия невольно вздрогнула, и Ржевусский повернулся:
– Тебе холодно? Погоди, я сейчас согрею тебя так, что… У арабов и персов есть дивная книга «Китап-у лаззат ун-нисса» – «Книга о прелести женщин». Это уроки любви, искусства наслаждения. Если двое следуют на ложе страсти урокам этой книги, они взойдут на вершины блаженства. Я зову тебя пойти со мною, от ступеньки к ступеньке. Ты готова?
Юлия медленно опустила ресницы. Ей хотелось предаться любви, а не слушать про какие-то ступени! И зачем это вообще нужно? Вот с Зигмундом все обошлось без лишних слов, но это было так прекрасно и незабываемо!
И она едва не всхлипнула от злости, чувствуя, как при этом воспоминании исчезает, улетает мимолетное плотское желание: да неужели обречена сравнивать всех мужчин с тем, ненавистным?!
– Готова, – отозвалась с покорным вздохом – и невольно передернулась от ленивой усмешки Ржевусского, с которой тот перелистывал страницы:
– Ты многое испытаешь впервые! Да, я успел кое-чему научиться за пятнадцать лет, минувших с тех пор, как мы с Валевским прошлись по Пигаль.
Юлия едва не ахнула:
– С Валевским?!
– Ты что, знаешь его? – Ржевусский испытующе взглянул ей в лицо, и Юлии понадобились все ее силы, чтобы равнодушно повести плечами:
– Ну кто же не знает эту фамилию?! Не могу поверить… ты говоришь о том самом, том самом Валевском?!
– Разумеется. Александр-Флориан Валевский, побочный сын Наполеона I, – мой старинный приятель. Видишь ли, годы моей юности прошли в Париже, и среди друзей моих были люди самые разные! Сын русского консула, сын Наполеона – эти двое были самые закадычные. Как-то раз выяснилось, что мы все еще девственны, а оттого чрезмерно стеснительны, и Белыш предложил наведаться в хороший, респектабельный бордель, взять несколько уроков у девиц, не обремененных чрезмерной добродетелью, чтобы не ударить в грязь лицом с другими женщинами, когда будем доказывать им свои лучшие чувства в каком-нибудь укромном уголке.
– Белыш? – пробормотала Юлия и натянула на себя край шкуры: ее вдруг озноб пробрал.
– Да, это как раз и был сын русского консула. Он с малолетства, чуть ли не с рождения, был помолвлен с какой-то весьма богатой особой, которую никогда не видал: с дочерью старинного друга его отца. Белыш-старший от слова своего отступать не собирался и пригрозил лишить беднягу наследства, ежели тот посмеет отказаться от женитьбы. Тогда приятель мой положил себе изведать как можно больше наслаждений, прежде чем попадет в лапы этой кривобокой уродине…
– Почем же он знал, что она кривобокая? Он же ее отродясь не видывал? – обиженно перебила Юлия, и обида была, ей-богу же, вполне объяснима, коли вспомнить, о ком шла речь. Ее словно бы молнией прошило при звуке этого имени.
Белыш! Ее нареченный жених! Сколько месяцев, лет, веков минуло с тех пор, как отец пытался приструнить своевольницу дочь этим именем… Где теперь отец, где сама Юлия – та, прежняя?
– Э, да ты дрожишь? – Ржевусский склонился над нею, рука мягко скользнула по ее бедру. – Сейчас будет жарко!
«Ой, нет!» – чуть не вскрикнула Юлия. Желание иссякло так же внезапно, как вспыхнуло.
Да и неудивительно…
Пора выбираться отсюда. Пора продолжить путь.
– Мне пора, – Юлия ловко увернулась от руки Ржевусского.
Ржевусский растерянно хлопнул глазами, обиженно поджал губы:
– Да ты глупа, оказывается. Сама не знаешь, от чего отказываешься. Ну, воля твоя, иди. Не сомневаюсь, что скоро вернешься!
– Очень может быть, – пробормотала Юлия исключительно из вежливости и поднялась было, но тотчас спохватилась: – Ох, но я же совсем голая! Как показаться в коридоре? Пан Жалекачский… Ох, нет!
– Погоди! – Ржевусский вскочил. – У меня кое-что есть для тебя.
«Могу себе представить! – с ужасом подумала Юлия. – Паранджа? Чадра? Прозрачные шальвары? Что у него там?!»
Ржевусский разворошил большой баул, стоявший в углу комнаты, и подал Юлии – нет, ничего из выше перечисленного, и даже не арабский бурнус, как можно было ожидать, а очень красивое темно-зеленое платье из тонкого бархата: простое, но отлично сшитое, с широкой юбкой, годное хоть для танцев, хоть для верховой езды, а в придачу сорочку из тончайшего батиста, чулки, панталоны, сапожки, шаль… и все впору, и все добротное, дорогое, вплоть до новенького несессера с туалетными принадлежностями и гребня, который Юлия пустила в ход прежде, чем ее одолели сомнения и она задала вполне естественный вопрос:
– Откуда все это? И почему мне?!
– Сказать по правде, целую кучу таких платьев и прочего я везу по просьбе моего друга детства – для одной дамы. Ей причитается и немалая сумма денег. Это любовница Зигмунда, она сбежала от него, и он обуреваем желанием вернуть свою сладенькую беглянку упакованной в самые лучшие фантики. Но мне надоело искать какую-то неведомую девку! Вообрази: она ускользнула прямо из рук Зигмунда! Хотя, казалось бы, он надежно упрятал ее в один из самых фешенебельных варшавских борделей. А тебе все пристало отменно!
Сердце Юлии резко, больно стукнуло прямо в горле, да так громко, что Ржевусский, кажется, непременно должен был это услышать.
Не чересчур ли много потрясений для одного утра? Оказывается, один ее (так и не случившийся) любовник – postillon d’amour[41] другого ее любовника – увы, очень даже случившегося! А не слишком ли многое напоминает о Зигмунде сегодня?! Ну что ж, зато Юлия вполне может надеть и белье, и платье: Ржевусский может считать свою миссию выполненной. Конечно, Юлия об этом ни словом не обмолвится. Пусть ищет другую слушательницу «Книги о прелести женщин» – Юлии это безразлично. Ей надо бежать! И от дракона, и от его пани, и от Ржевусского, и от болезненных воспоминаний.
Сейчас оденется – и только ее и видели в этой комнате, в этом замке, в этой Польше! Теперь она не постоит и за тем, чтобы самой увести коня! Своего, разумеется! Жаль, не удастся убедить Ржевусского, чтобы отдал ей деньги, назначенные «любовнице» Зигмунда, уж Юлия-то знает, как ими распорядиться!
Она одевалась по-гусарски быстро (говорят же, что гусар в две с половиною минуты должен одеться, зарядить пистолет и оседлать коня!), думая обо всем этом враз, и еще о том, как выбраться из замка незамеченной, как ухитриться прихватить с собой хотя бы ломоть хлеба на дорогу, а где-то на краю сознания то вспыхивала, то гасла мысль – не то встревоженная, не то самодовольная: «Да неужели Зигмунд и правда хочет меня снова?!»
Она почти не обращала внимания на бормотанье Ржевусского, слишком озабоченная тем, чтобы поскорее избавиться от него, как вдруг слова «тайный ход» ударили ее в самое сердце.
– Что? – полуобернулась Юлия, и пальцы ее, торопливо заплетающие косу, замерли меж трех прядей. – Что ты сказал?!
– О, я знал! Стоит женщине услышать о больших деньгах, как она становится внимательной! Неужто правду говорят французы: после определенной суммы денег у проститутки исчезает ощущение, что она продается; ей кажется, что полученные деньги – достойная оценка ее красоты.
Юлия взглянула на него отчужденно. Неужели этот «парижский бедуин» из тех, кто полагает, что сразу после несостоявшихся объятий можно переходить к оскорблениям?!
Но черт с ним! Ржевусский, вместе со всеми своими причудами, – это уже ее прошлое. А вот слова его о тайном ходе…
– Какой ход? – нетерпеливо спросила она, обкручивая косу вокруг головы. – Где он?
– Ну я же говорил: замок Жалекачского построен еще в незапамятные времена. По преданию, Завиша Черный был его первый владелец и строитель. Он считался воплощением рыцарской храбрости и силы, участвовал во многих турнирах, войнах, в том числе и в Грюнвальдской битве. Погиб бедняга в турецкой неволе, однако перед тем последним походом на османов все золото свое переплавил и отлил из него лебедя и лодочку, сложил в лодочку драгоценные камни – и, привязав к лебедю, пустил плавать по озеру, которое вырыл в подземельях замка. Кто найдет озеро, кто приманит лебедя, тот станет баснословно богат.
– Ах вот что! – разочарованно вздохнула Юлия. – Сказка такая!
– Нет, не сказка! – по-мальчишески обиделся Ржевусский. – Об этом озере мне только вчера рассказала одна дама, она из рода прежних владельцев этого замка и прямая наследница Завиши Черного. Красавица! Правда, есть в ней что-то ведьмовское. И настоящая сангхани: коварная и ненасытная. Я встретил ее здесь неподалеку, и она раскрыла мне тайну, а я в обмен согласился заехать в замок, исполнить ее поручение.
– Ты, как я погляжу, взял на себя очень много чужих поручений! Зигмунда, этой дамы, еще кого-то там… Да и генерала Колыски! – усмехнулась Юлия, дивясь в душе легковерности, чтобы не сказать глупости, Ржевусского. – Не боишься одно с другим перепутать?
– На самом деле поручений не так уж много! – лукаво прищурился Ржевусский. – Открою тебе еще одну тайну: я никогда в глаза не видел никакого Колыски! Мне просто посоветовали назвать его имя, потому что Жалекачский был некогда знаком с ним и для порученца своего старого друга ничего не пожалеет. Не думаю, конечно, что он отведет меня в подвал и покажет золотого лебедя, но если его об этом попросишь ты…
– Я?! – так и ахнула Юлия. – Я-а?!
– Ну разумеется! – Ржевусский схватил ее за руку. – Я ведь заметил, как на тебя поглядывал старый развратник! В этом платье ты неотразима, и, уверен, тебе даже не придется его снимать: пану Жалекачскому вполне достаточно будет, если ты просто поднимешь юбку повыше. Если постараешься, ты успеешь у него многое выведать, моя красавица чатрани!
Юлия смотрела на него во все глаза, не постигая стремительности превращения пылкого любовника в расчетливого сутенера. Или это месть за то, что Юлия от него уходит? Или он просто безумен? Обезумел от жадности?
– Ты ошибся, – проговорила она медленно, высвобождая свою руку. – Тебе надо было сразу взяться за пани Жалекачскую – и клад уже был бы твоим.