беспокоиться, как бы дела не заели их до смерти. Некоторые из них, глядя на меня, говорят: «Хорошо бы иногда пожить вот так спокойно, без хлопот». Если вам нравится жить спокойно, живите. Ведь вас никто не просил так суетиться. Выдумывать для самого себя разные дела, которые тебе не под силу, а потом говорить: «Ах, ах, тяжело», – все равно что развести сильный костер и кричать: «Жарко, жарко». Даже кошки, выдумай они целых двадцать способов стрижки головы, не могли бы жить спокойно. Если хотите жить спокойно, то единственное, чему вам следует научиться, – это и летом носить, подобно мне, меховые одежды… Но в меховой шубке все-таки слишком жарко.
Поэтому я не могу воспользоваться единственным, на что имею монопольное право, – дневным сном. Хоть бы случилось что-нибудь интересное, а то мне давно не приходилось наблюдать за человеческим обществом, и после долгого перерыва мне хотелось посмотреть, как люди по собственной воле суетятся, но, к сожалению, темперамент хозяина такой же, как у меня. Днем он спит не меньше меня, особенно с тех пор как начались летние каникулы; он ничем не занимается, поэтому сколько за ним ни наблюдай – никакого удовольствия не получишь. Если в такие минуты к нам заходит хотя бы Мэйтэй, то бледное лицо хозяина оживляется и он на короткое время становится меньше похожим на кота. «Сейчас бы в самый раз прийти Мэйтэю», – подумал я и тут же услыхал, как кто-то шумно полощется в ванной. Когда звук льющейся воды затихал, раздавались громкие крики: «Здорово!», «Ах, как приятно», «Еще полей». Только один человек мог позволить себе кричать в чужом доме и вести себя столь бесцеремонно. Этот человек – Мэйтэй.
Наконец-то пришел, значит полдня сегодня можно будет не скучать. Вытирая капельки пота и натягивая на плечи кимоно, Мэйтэй-сэнсэй, как всегда, без разрешения уже входил в гостиную. «Хозяюшка, а где Кусями-кун?» – завопил он и бросил свою шляпу на циновку. Хозяйка сладко спала над рукоделием в соседней комнате. От поднятого Мэйтэем шума у нее зазвенело в ушах. Она испуганно вскочила и, выпучив заспанные глаза, вышла в гостиную. Мэйтэй, на котором сегодня было кимоно из тонкого полотна, уже расположился там, где ему казалось удобнее всего, и обмахивался веером.
– О, это вы, – произнесла хозяйка, потом растерянно добавила: – А я и не знала, что вы у нас, – и поклонилась гостю.
– Я только что пришел и принял ванну. Как будто заново родился… Ну и жара сегодня.
– Да, несколько дней стоит страшная жара – хоть и сидишь неподвижно, а все равно потом обливаешься… У вас все по-старому?
Нос хозяйки блестел от пота.
– Да, спасибо. Какие могут быть перемены в такую жару. Но эта жара какая-то особенная. От нее весь раскисаешь.
– Я раньше никогда не спала днем, но сегодня из-за жары…
– Спите? Это хорошо. Что может быть лучше, когда человек и днем может спать, и ночью, – как всегда беззаботно болтал Мэйтэй, но этого ему показалось недостаточно, и он добавил: – Мне, например, совсем не хочется спать, уж такая у меня натура. Когда я вижу таких, как Кусями-кун, который, когда к нему ни придешь, всегда спит, мне становится завидно. Не иначе, жара плохо влияет на его больной желудок. Здоровому человеку – и то в такой день, как сегодня, тяжело держать голову на плечах. Тем не менее раз она уже там, оторвать ее невозможно.
Мэйтэй-кун не знал, как ему распорядиться с головой, это на него непохоже.
– А таким, хозяюшка, как вы, у которых на голове еще такая тяжесть, – должно быть, совсем невозможно сидеть. Тут от одной прически хочется лечь.
Хозяйка подумала, что гость догадался о том, что она сейчас спала, по тому беспорядку, который царил у нее на голове, и, смущенно проговорив: «Ох, и злой у вас язык», – принялась оправлять прическу.
Не обратив на ее слова никакого внимания, Мэйтэй продолжал:
– Вчера? Я, хозяюшка, попробовал изжарить у себя на крыше яичницу.
– Как же вы ее жарили?
– Черепица на крыше страшно раскалилась, и я подумал, что грешно не воспользоваться этим. Я растопил на ней масло, а потом разбил яйца.
– Ну и ну.
– Однако солнце все-таки было не настолько жарким, как мне хотелось. Яйца никак не поджаривались, поэтому я спустился вниз и принялся читать газету. Потом ко мне пришли гости, и я совсем забыл о своей затее. Утром снова вспомнил и полез на крышу – наверное, думаю, уже все в порядке?
– И что же?
– Не только поджарилась, а все расплылось.
– Ой, ой, ой, – сокрушенно воскликнула хозяйка, нахмурив брови.
– Странная вещь: в разгар лета было так прохладно, а вот сейчас жарко.
– Верно. Недавно в летнем кимоно даже прохладно было, а дня два назад резко потеплело.
– Крабы ползают боком, а погода в этом году пятится назад. Как будто говорит: «Вместо того чтобы идти вперед, не лучше ли повернуть назад?»
– Что вы сказали?
– Да так, ничего. Просто движение погоды вспять очень напоминает Гераклова быка. – Мэйтэй сел на своего конька и понес околесицу.
Хозяйка, разумеется, ничего не поняла. Но, наученная горьким опытом, она воздержалась от расспросов и лишь протянула: «А-а». А раз она не переспросила, выходит, что старания Мэйтэя оказались напрасными.
– Хозяюшка, вы слышали что-нибудь о Геракловом быке?
– Нет, такого быка я не знаю.
– Не знаете? Давайте-ка я вам расскажу.
Хозяйка не сумела отказаться.
– Как-то в глубокой древности Геракл вел быка.
– Этот Геракл был пастухом?
– Нет, пастухом он не был, как не был владельцем «Ироха». В те далекие времена в Греции еще не было ни одной мясной лавки.
– Ах, вы о Греции. Так бы и сказали. – Из всего сказанного хозяйке было знакомо только название страны: Греция.
– Но ведь я же сказал: Геракл.
– А раз Геракл, то значит Греция?
– Ну да, Геракл – это греческий герой.
– Ах, вот почему я его не знаю. Так что же сделал этот человек?…
– Этот человек, как и вы, хозяюшка, захотел спать и крепко уснул…
– Ах, что вы…
– Пока он спал, к нему подошел сын Вулкана.
– Что такое Вулкан?
– Вулкан – это кузнец. Сын кузнеца украл того быка. Но как? Он тащил его за хвост. Поэтому, когда Геракл проснулся, то сколько он ни ходил вокруг, сколько ни кричал, найти быка так и не смог. Да и невозможно было его найти. Ведь сын Вулкана вел быка с таким расчетом, чтобы заставить Геракла, если тот вздумает пойти по следам, двигаться вперед, а сам тащил быка назад. Сын кузнеца – а придумал здорово, – закончил Мэйтэй-сэнсэй свой рассказ, уже совсем позабыв о том, что разговор идет о погоде.
– Кстати, что поделывает хозяин? Спит, как всегда? Дневной сон, воспетый в китайских стихах, благороден, но когда у таких, как Кусями-кун, он становится привычкой, то приобретает какой-то налет пошлости. Короче говоря, спать днем все равно что умирать каждый день на несколько часов. Хозяюшка, простите, что я вас беспокою, но разбудите его, пожалуйста, – попросил Мэйтэй.
Хозяйка охотно согласилась.
– Я просто не знаю, что с ним делать. Это же вредно для здоровья. Ведь он только что поел. – И она собралась было подняться, как Мэйтэй с невинным видом возвестил:
– Хозяюшка, вы сказали о еде, и я сразу вспомнил, что еще не обедал.
– Ох, как же это я не догадалась, ведь самое время обеда… вот только ничего я вам предложить не могу, разве что рис с чаем.
– Нет, риса с чаем мне не надо.
– Ну, знаете, у нас никогда нет ничего, что пришлось бы вам по вкусу, – довольно неприветливо ответила хозяйка.
Мэйтэй, для которого подобный ответ не был неожиданностью, сказал:
– И от риса с чаем, и от риса в кипятке позвольте мне отказаться. По дороге сюда я заказал кое-что, вот сейчас принесут, тогда буду обедать.
– О, – только и воскликнула хозяйка, но в этом «о» прозвучало и удивление, и обида, и благодарность за то, что ее избавили от хлопот.
В этот момент из кабинета неуверенной походкой вышел хозяин. Он был не в духе, потому что едва уснул, как этот необыкновенный шум разбудил его.
– Вечно шумишь, поспать человеку не дал, – сказал он, мрачно зевая.
– Ах, вы изволили проснуться. Извините покорнейше нас за то, что мы пробудили вас от сна. Но ничего, изредка можно. Садись давай. – Даже не поймешь, кто здесь гость, а кто хозяин.
Хозяин молча сел, достал из деревянного с инкрустацией портсигара папиросу и закурил. Вдруг его взгляд остановился на валявшейся в углу шляпе Мэйтэя.
– Шляпу себе купил?
Мэйтэй вскочил с места и с гордым видом продемонстрировал ее хозяину и хозяйке.
– Как она вам?
– О, красивая! Очень мелкое плетение и такая мягкая, – ответила хозяйка, поглаживая шляпу.
– Шляпа эта, хозяюшка, очень удобная. Что ей ни скажи, она тотчас же выполняет. – Мэйтэй ткнул панаму кулаком. И действительно, на ней образовалась вмятина величиной с кулак. Хозяйка испуганно вскрикнула, но Мэйтэй уже сунул кулак вовнутрь шляпы и сильно надавил на нее, и тотчас же похожая на котелок тулья шляпы сделалась острой. Мэйтэй взял шляпу за поля и сдавил ее с двух сторон. Шляпа стала плоской, как ком теста под скалкой. Затем Мэйтэй свернул ее трубкой, как обычно свертывают циновку, и сунул за пазуху. «Вот видите».
– Удивительно! – воскликнула хозяйка, которая с восторгом следила за Мэйтэем, словно перед ней был великий фокусник Китэнсай Сэйти. Мэйтэй тоже почувствовал себя фокусником и вытащил из левого рукава шляпу, которую только что положил за пазуху. С возгласом: «А ей хоть бы что!» – расправил ее и, надев на указательный палец, принялся вертеть. Я думал, что на этом фокус кончается, но он бросил шляпу на пол и шлепнулся на нее задом.
– Послушай, а так ей ничего не сделается? – Похоже, что даже хозяин забеспокоился, не говоря уже о хозяйке.
– Жаль, если вы нарочно испортите такую прекрасную вещь, образумьтесь, достаточно, – предостерегла она Мэйтэя. Только владелец шляпы был спокоен.
– Что за шляпа, а? Все ей нипочем! – вскричал он и, вытащив измятую шляпу из-под себя, не расправляя, надел на голову. Удивительная вещь – шляпа моментально приняла форму головы.