Ваш скандальный нрав — страница 20 из 55

– Но это же хорошая новость, не так ли? – спросил Лоренцо. – Один из нападавших пойман и заключен в тюрьму. Другого тоже скорее всего вот-вот найдут, если только он не умер и море не унесло в свою пучину его труп. Никто не позволит больше этим людям причинить вам вред. Ночью я пришлю сюда охранников, а свое место уступлю мистеру Кордеру.

От удивления заморгав, Джеймс посмотрел на него.

– Уступите ваше место? – изумленно переспросил он.

– Но вы же здесь, а какое еще более важное дело может отвлечь вас? – проговорил его высочество. – Будь моя воля, я бы не оставил мадам в одиночестве, но моя жизнь не принадлежит мне, и я не могу поступать так, как хочу. Я должен дать аудиенцию тем русским, которые приехали ко мне. Я бы не возражал против того, чтобы они подождали еще несколько часов, но я должен появиться перед ними до обеда. На обед, в свою очередь, я тоже не могу не пойти, потому что там у меня важная встреча, проигнорировать которую я не могу. Баварцы устраивают в мою честь прием, на котором я просто обязан появиться лично. И еще мне необходимо переодеться в свежую одежду, привести себя в порядок, побриться. – Он потер рукой подбородок. – Мадам очень терпелива. Она ни на что не жалуется. Но насколько мне известно, щетинки на подбородке очень не нравятся женщинам.

Вскоре после того, как Лоренцо несколько раз напомнил обо всем этом Джеймсу и сказал ему о необходимости защищать синьору Боннард, он отбыл.

К этому времени мадам окончательно пришла в себя. Встав с дивана, она проводила Лоренцо до выхода из дома и поцеловала его в щеку у двери. Принц покраснел от удовольствия. А затем он взял руку Франчески и поцеловал ее – не как мальчик, а как особа королевской фамилии, как властелин мира.

Наконец он ушел.

Вернувшись в гостиную, Франческа не подошла к столу, на котором был накрыт завтрак, а прошествовала мимо Джеймса к окну.

В дневном свете мелкие жемчужины на ее халате засияли. А вся ее одежда стала полупрозрачной.

Несмотря на то что пеньюар так и поблескивал на свету, а оборки шевелились от малейшего ее движения, Джеймс мог отлично разглядеть форму ее бюста. Его руки невольно сжались в кулаки, когда он вспомнил, как его пальцы ласкали ее грудь – такую нежную и упругую. Еще он без труда вспомнил аромат ее кожи. Если бы он был собакой, кончик его носа задрожал бы от возбуждения. А в его мозгу, между прочим, уже созревала мысль закрыть дверь и повесить на нее табличку «Не беспокоить».

Джеймс попытался было отвернуться, но его взор беспомощно опустился ниже. Теперь сквозь все эти оборки и складки он отчетливо различал изгиб ее бедер, длинные ноги.

– Насколько реальны шансы найти второго? – поинтересовалась Франческа.

– Второго? – переспросил Джеймс.

Он с трудом заставил себя поднять глаза и взглянуть на ее профиль. Боннард смотрела в окно.

– Второго преступника, – пояснила Франческа.

– Прошу, надень на себя что-нибудь менее соблазнительное, – проговорил Джеймс.

– Нет, – отказалась она.

– Ты делаешь это нарочно, – промолвил он.

– Да, – согласилась она.

– Чтобы наказать меня.

– Да.

– Ты знала, что я приду.

– Да.

– И для этого ты прислала оливины.

– Да.

– А с ним ты переспала для того, чтобы разозлить меня.

Наконец Франческа оглянулась и посмотрела на Джеймса.

– О нет! – возразила она. – Я никогда ни с кем не спала для того, чтобы кому-то досадить или сорвать собственную злость. Я деловая женщина.

– Но он-то этого не знает! Он по уши, по макушку влюблен в тебя!

– Да, это так, – кивнула Франческа. – Первая любовь. Ничто не может с ней сравниться. Что об этом говорил лорд Байрон? «Но выше всех отрад – скажу вам прямо – пленительная первая любовь, как первый грех невинного Адама, увы, не повторяющийся вновь!..»

– «…Как Прометей, бунтующий упрямо, – продолжил Джеймс, – украв огонь небесный у богов, мы познаем блаженство – пусть однажды, – впервые утолив святую жажду».[7]

Пока Кордер цитировал строчки из «Дон Жуана», выражение лица Франчески менялось, бледность постепенно уступала место легкому румянцу.

– Ты именно такие чувства испытывала, когда полюбила впервые? – спросил он. – И поскольку сегодняшнее пробуждение было не из легких, готова ли ты передать свою благосклонность – и яд – следующему невинному?

– Какое нежное и мягкое у тебя сердце, оказывается. Или оно становится таким только тогда, когда ты говоришь о Лоренцо? – спросила Франческа. – Должно быть, ты принимаешь меня за идиотку? Да ты ничего о нем не знаешь! Ты зол, потому что пытался играть со мной в свои игры, но у тебя ничего не получилось. А я знаю такие приемы, какие тебе и не снились, Кордер. И я всегда планирую выиграть. Я подбросила тебе наживку, и ты ее схватил, как собака хватает брошенную хозяином палку.

Сердито повернувшись, отчего ее кружева с оборками вихрем взметнулись в воздух, Франческа направилась к столу. Схватив шкатулку с украшениями, она швырнула ее в Джеймса. Он инстинктивно поймал ее.

– Но сейчас эта игра мне надоела, – заявила она. – Ступай домой, маленький песик, и забери с собой свои игрушки.

Кордер опустил глаза на шкатулку. А потом посмотрел на ее разгневанное лицо.


Франческа затаила дыхание.

Она зашла слишком далеко. Он выбросит ее в окно. Он достаточно силен и без труда так сделает.

А она совсем не уверена, что сможет осуждать его за это.

Франческа обхватила себя руками. Похоже, выбор перед ней небогатый: он либо удушит ее, либо выкинет в канал, а если этого и не случится, ей грозит ничуть не лучшая участь погибнуть от его острого, язвительного языка.

Джеймс и не подозревал, насколько Франческу ранили его замечания о ее первой любви. Впрочем, возможно, он и догадывался.

Медленно – очень-очень медленно – Джеймс опустил шкатулку на стол.

Франческа подумала о том, что стоило бы позвонить в колокольчик, чтобы позвать кого-то на помощь.

Он направился к ней.

Она оцепенела.

– Ты, – проговорил он. – Ты… – Внезапно Джеймс замолчал и положил руку на голову. Его плечи задрожали.

С его уст сорвался короткий и резкий, как пистолетный выстрел, смешок.

Франческа подскочила.

Он рассмеялся, отвернувшись от нее.

Она оставалась на своем месте, не сводя с него глаз.

– Дьявол! – выругался он по-итальянски. Джеймс помотал головой. – Теперь я, пожалуй, пойду. – Он направился к двери, по-прежнему качая головой. – До свидания, – попрощался он.

С этими словами Кордер вышел из гостиной и направился в холл, по-прежнему держа в руках шкатулку с украшениями, а Франческа продолжала смотреть ему вслед.

Так она стояла еще несколько мгновений, то сжимая руки в кулаки, то разжимая их.

– Кичливая высокомерная тварь! – промолвила она. И направилась к двери.

С нее довольно. Это был последний раз, когда он повернулся к ней спиной, последний раз, когда он от нее ушел.

Ей известны способы удерживать мужчин, а он…

Она остановилась вблизи холла.

Двое мужчин стояли в нескольких метрах от нее. Услышав ее громкие сердитые шаги, оба оглянулись и посмотрели на нее.

Одним из них был Кордер.

Другой был на несколько дюймов ниже и лет на тридцать старше.

– Мадам, – послышался голос справа от нее. Слишком поздно Франческа заметила Арнальдо. Должно быть, она прошла мимо него, когда он шел к ней в гостиную, чтобы объявить о прибытии нового гостя.

Арнальдо откашлялся.

– Граф Маньи, – зычно произнес он.

– Боже мой, Франческа! – воскликнул граф. – Неужели вы совсем лишились разума, дитя мое, если готовы бегать по коридорам, по которым вечно гуляют сквозняки, обнаженной? Скорее оденьтесь!

– Месье… – начала было она.

– Ступайте, дитя мое, ступайте… – Маньи махнул рукой. – А я пока что развлеку вашего друга.

Глава 7

Он, говоря по правде, ревновал,

Но признаков того не подавал.

Лорд Байрон, «Дон Жуан», песнь первая

Месье Маньи вовсе не был немощным стариком, каким его представлял Джеймс. Граф был чуть ниже шести футов росту, а трость с золотым набалдашником носил скорее как модный аксессуар. Глубокие морщины прорезали его лицо патриция вокруг глаз, рта и переносицы. Курчавые каштановые волосы были подернуты серебром. Карие глаза блестели. Чего в них было больше: юмора, хитрости, жестокости, – этого Джеймс еще не понял.

Понял он другое: месье тратит немало времени и денег на заботу о собственной внешности. Одет он был с элегантной изысканностью. Жилет графа украшали многочисленные цепочки, кармашки для часов и медали.

– Вы вовсе не обязаны развлекать моего гостя, месье, – сказала Боннард. – Мистер Кордер как раз собирался уходить.

– Кордер? – переспросил Маньи. – Мне знакомо это имя.

«А кому оно незнакомо?» – подумал Джеймс. Его семья, включая родных со стороны отца и со стороны матери, была знатной и большой. Его отец и мать были широко известны в европейских придворных кругах. Лорд и леди Уэствуд всегда проводили много времени за границей. Даже во время войны они отказались оставаться дома, в безопасности.

– Вы носите французскую фамилию, но на француза не похожи, – заметил Маньи.

– Нет, наша ветвь Кордеров далека от французов, – отозвался Джеймс. – Предки действительно были французами, но несколько столетий назад, так что мы из Кордье давно превратились в Кордеров. А мой отец – тринадцатый граф Уэствуд.

Граф кивнул:

– Да, это семья из Нормандии.

– Очень большая семья, – заметила Боннард, делая ударение на слове «большая». – Мистер Кордер – один из нескольких детей от второго брака.

«Всего лишь один из тех многочисленных младших сыновей, знакомиться с которыми нет необходимости», – можно было услышать в ее голосе.

Граф наградил ее взглядом, смысла которого Джеймс не понял.

– И он уже уходит, – добавила Франческа.