Я, собственно, тоже почти покойница. Что ему мешает вытащить сейчас из-за пазухи не мешочек с деньгами, а кинжал, перерезать мне горло и имитировать ограбление? Он ловко пролез в окно, так, что его никто не заметил. Нет свидетеля — нет проблем.
— Я могу доказать невиновность всех арестованных. Я могу сделать так, что ее высочество сможет под моим именем дойти до конца отбора.
Я могу? Да я спятила. Или нет, потому что пока я нужна — я жива. А сейчас, на данном этапе, я уже не нужна — меня можно в расход. Меня нужно в расход, говоря откровенно. Будет чудом, если Мартин так не поступит.
— Вы принесете мне мужскую одежду. Вы устроите меня на место секретаря судьи. И я вам обещаю, что я сделаю то, о чем я говорю.
Я могу? Да, разумеется. У меня хватит опыта, знаний, умения анализировать. Если у меня появится информация, которой я смогу доверять. Потому что у меня нет и не будет людей, которым я смогу доверять, но как же хочется спасти свою шкуру и прожить эти проклятые двадцать лет...
Там, где, кажется, прожить их намного лучше.
— А потом — потом я получу свои деньги и уеду в княжество в кайзерате, и никто никогда не найдет моих следов, господин секретарь.
Я выторговала себе право на жизнь?
— Ваше сиятельство?.. — протянул Мартин, и руку из -за пазухи он доставать не спешил.
Да, выглядит все для него полным бредом. Как мне сказать, кто я на самом деле такая, что эта задачка для меня пусть сложная, но не впервой, что я и не такие дела раскрывала, что не такие каверзы подкидывала мне жизнь? Как мне признаться, что мне шестьдесят пять, и что многое из того, что для него откровение, для меня груз прожитых дней, и поступки, мотивы и оправдания я считываю нередко еще до того, как сам человек поймет, что им двигало?
Просто сделай так, как я говорю.
— Я сказала все, что хотела, господин секретарь. — Добавить мне нечего, дело за ним, но скорее всего — за Арье и Федерикой. — Передайте наш разговор, и если решение будет положительным, дайте мне знать. Пока нет ее сиятельства, мы можем легко подменить меня ее высочеством.
И что-то придумать с Тиной, которая выдаст нас, если захочет. Тина, которой верить, конечно же, больше нельзя. А остальные слуги — что же, возможно, они не так много видели Йоланду ван дер Вейн и даже не знают о ее хромоте.
Мартин вынул руку из-за пазухи, и — нет, я не услышала звона монет, но мне показалось, что блеснуло лезвие кинжала. Показалось, конечно же. Только так.
— Все ваши слова звучат. — Откровением сумасшедшего. — Разумно, но. — Бредово.
— Неосуществимо, — покачал Мартин головой. — И все же мой долг передать наш разговор его высочеству. Утром. утром вы получите наш ответ.
Он поднялся, и я следила с неусыпным вниманием — как он исчезнет, как решится спуститься с балкона на площадь? Оттуда доносились редкие голоса, потому что не спит ни одна столица ни в одни, даже самые древние времена. Ходят пьяницы и гуляки, любители наслаждений крадутся в покои неверных жен, бдит стража и, скрытые тьмой, промышляют воры. Но Мартин вышел на балкон и пропал — как будто сам был колдуном, обратившимся...
Почему бы и нет?
Какой непредсказуемый мир. Сколько загадок. Это было бы интересно, будь я той, кому гарантировали бы удачу. Героиней романа или персонажем игры, но нет, я просто одинокая несчастная девушка, которая помнит, какие блага у нее были когда -то. Которая не хочет их никому отдавать. Я получила молодость и красоту, пожертвовав статусом, свободой слова и перемещения, свободой выбора, лишившись всего, что делало меня когда-то счастливой.
Семьи, да. И сердце мое впервые за все время защемило от дикой боли. Я все же еще жива, а то, что было мне таким важным, таким дорогим, осталось там — в мире, который теперь как сказка. Как прекрасный, но так некстати оборвавшийся сон, и даже если закрыть глаза, так сложно вызвать воспоминания, только грусть и тоску, ощущение зыбкое, словно и нереальное.
И лучше не закрывать глаза лишний раз.
Все кончено, все прошло, а мне оставалось надеяться, что я смогу выторговать себе у судьбы немного удачи в обмен на слезы, которые текли и текли из моих глаз.
Глава семнадцатая
— Милая госпожа?
Я вздрогнула и открыла глаза. Мерзавка, как ни в чем не бывало!..
— Я заслужила наказание, милая госпожа.
Если я покажу ей свой гнев, потеряю преимущество. Лучше сделать вид, что я все поняла абсолютно не так.
— Почему ты закрыла меня, Тина?
— Закрыла и ушла, милая госпожа, и все знали, что ключи от вашей комнаты есть у меня и у ее сиятельства.
Я с трудом сдержала изумление. Вот это да! Так врать не умели даже самые отпетые уголовники — правда что, те были в разы умнее. Кто-то же отпер дверь, чтобы пригласить доктора, чтобы принести мне ужин, но в голове Тины, видимо, такие сложные стратегии никак не укладывались. Раз так, то моя тактика самая правильная.
— Чем я могу тебя отблагодарить?
Потому что если я верно все поняла, ты сейчас с показным умилением попросишь у меня что-то значимое. Возможно, дорогое.
— Служить вам — высшая милость для меня, милая госпожа, — пальцы-лоб. Это в подтверждение искренности? Но меня нельзя обмануть так просто. Тина, ты же мне нагло врешь, неужели и вправду считаешь, что я поверю?
Что-то в комнате было не так, что именно — понять я не могла.
— Ты не пришла меня раздеть. Мне пришлось спать на твоей кушетке, — я обличающе ткнула в Тину пальцем, а потом посмотрела на свое жесткое ложе. Ночью было тепло, это мое счастье, никто даже не позаботился обо мне, как в тюрьме: пайку дали — и ладно. — Из-за этого у меня все болит, приготовь мне ванну!
Тина поклонилась и вышла, а я осматривалась. Что -то не так, что-то... запах. Пахло... лошадьми? Конюшней? Откуда?
Запах перепутать я не могла. Я не жаловала подобные развлечения, но обычно в тех резорт-отелях, где я проводила отпуск на родине, имелись небольшие конюшни — спорт так же подвержен моде, как и прочее. Теннис — в девяностых, потом горные лыжи, теперь конный спорт. Здесь запах был даже крепче — более въедливый. Откуда он шел?
Я подошла к кровати с колотящимся сердцем. Значит, пока я спала, пока я была беззащитна и ничего не ведала, ко мне заявился еще один гость, хотя, может быть, тот же самый. В любом случае, подобный поступок говорил однозначно: они — принц Арье, принцесса Федерика — приняли мои условия, а еще — что они сильнее.
Кто бы сомневался в этом, подумала я, быстро поднимая одеяло и снова накрывая им одежду. Какого-то мальчишки-конюха, не иначе, но почему Тина не обратила внимание на запах? Привыкла? Я ведь не обращала внимание на бензин или даже чьи -то духи, отмечала просто, что пахнет, но ничего необычного.
Ничего. А то, что ночью меня навестили снова, значит, что мне пора. Пора одеваться, пора решать что-то с Тиной.
— Тина!
Она уже спешила в мою комнату со свежими простынями, и, не дожидаясь, пока она зайдет, я протолкнула ее внутрь и затем сама закрыла дверь.
— Тина, ты сейчас незаметно уйдешь из дома и запрешь меня еще раз. Поняла?
Она кивнула. Не спросит, что я задумала?
— Уйдешь на несколько дней. Проведи их с семьей, я тебя отпускаю.
— Ее сиятельство наказала мне опекать вас, милая госпожа, — тихо возразила Тина. — Я и так вчера своевольничала. Но я думала, что так будет лучше. Когда пришла королевская стража, когда она увела ее сиятельство, я сказала себе — будет лучше, если во всем потом обвинят меня. И я ушла.
Она положила простыни и, казалось, была в замешательстве, и я тоже.
— Ее сиятельство могла отдать кому-то ключ от моей комнаты?
— Разумеется, милая госпожа, но зачем бы ей это?
— Например, если придет доктор, — схитрила я. Интересно, что Тина даже не удивилась такому варианту. «Разумеется». Кажется, ее сиятельство была весьма... своеобразной женщиной. И мнение Тины о ней было очень показательным. — Вчера наш дом обходили десятой дорогой. Или он совсем не придет? Ведь моя мать теперь как преступница. — Тина опустила голову. Ничего не скажет, не выдаст себя? — Видишь, — я указала на стол с остатками ужина, — мне приносили еду. И только. Служанка, глухая и немая.
— Кристабель, — прошептала Тина.
— Возможно. — Мать Йоланды передала ей ключ? Но я видела, как Тина закрывала дверь, когда пришел доктор, и ошибиться я не могла. Что мне делать, ведь меня должна подменить другая девушка? — Тина, я передам тебе одну вещь. — Деваться мне некуда. Пойду на очередной риск. — Ты будешь дома? Где ты живешь?
— На улице Молочников, милая госпожа.
— Ты будешь там неотлучно до тех пор, пока к тебе не придет человек в синей шляпе. Чтобы он убедился, что ты от меня, отдашь ему вот это, — я поспешно подошла к шкатулке и сунула Тине первую попавшуюся брошь. — Если он не явится. в течение недели, значит, все изменилось, и тогда ты сможешь оставить брошь себе.
Глаза Тины алчно засветились. Брошь была не из дешевых, как и все мои украшения, и моя уловка, кажется, сработала.
— Если же он придет и застанет тебя дома, то заплатит тебе сумму, равную ее стоимости.
С людьми, которых можно купить, легко и приятно. Проблема только в одном — кто-то всегда может заплатить им больше. Но Тина не раскусила мой блеф, и этого мне было достаточно. Она не задавала вопросов, не интересовалась, какие у меня есть дела — может быть, потому, что моя мать была арестована, а может, сочла, что это и связано с ее арестом, но в любом случае решила, что это не ее головная боль. Что, возможно, было не следствием, а причиной: вполне может быть, что она изначально считала — дела госпожи ее не касаются. Не самая плохая позиция для прислуги.
— Пришлешь ко мне Кристабель. И спеши. Этот человек может явиться в любое время. Т оропись же.
Брошку мне было не жаль, и я уповала на жадность Тины. Если она не упустила шанс выцыганить какую -то веточку, а побрякушка стоила дороже в разы. Чтобы получить ее законным путем или же не менее законную плату, Тина была готова на все, и брошку она схватила более быстро и резко, чем, возможно, сама хотела. Я подавила усмешку: от одного соглядатая я избавилась. Надолго ли? Хотя бы на эти семь дней. Долгий срок, если вдуматься, за эту неделю умрет или ишак, или эмир, или сам Ходжа.