Она вышла из задумчивости. Потом вопросительно на меня посмотрела.
— Прости, Берти, я не слышала. Ты сказал, что у тебя бред?
— Я говорю не о себе.
— Ох, прости, значит, мне показалось.
— Если бы у меня был бред, я пришел бы разговаривать с тобой?
— Конечно.
Я понял, что лучше отступиться, и взялся за дело с другого конца.
— Я только что видел Таппи.
— Да?
— И Гасси Финк-Ноттла.
— Вот как?
— Оказывается, ты наплевала на Таппи и обручилась с Гасси.
— Совершенно верно.
— Именно в этом смысле я и сказал, что все это полный бред. Не можешь ты полюбить такого идиота, как Гасси.
— Почему же?
— Не можешь — и все тут.
Я хочу сказать, что, конечно же, не могла она полюбить Гасси. Никто не может полюбить этого малохольного придурка, разве что такая же малохольная и придурочная девица вроде Мадлен Бассет. На черта он Анджеле? Нет, конечно, Гасси отличный малый во всех отношениях, обходительный, дружелюбный, и окажись у вас на руках больной тритон, никто лучше Гасси не посоветует, какие процедуры нужно ему делать до прихода доктора. Что же до свадебных колоколов и марша Мендельсона, тут Гасси не находка. Нисколько не сомневаюсь, можно часами метать камешки в самых густонаселенных местах Англии без малейшего риска попасть в девицу, которая бы согласилась стать миссис Огастус Финк-Ноттл, разве что под наркозом.
Я изложил Анджеле эти свои соображения, и она вынуждена была признать их справедливость.
— Пусть так. Может, и правда не люблю.
— Тогда зачем вы с ним обручились, дитя ты неразумное?
— Да так, шутки ради.
— Шутки ради?!
— Именно. Меня это ужасно позабавило. Посмотрел бы ты, какое у Таппи было лицо, когда я ему все выложила.
Внезапно меня осенило.
— А! Так ты стала в позу?
— Что?
— Обручилась с Гасси, чтобы насолить Таппи?
— Да.
— Вот я и говорю, ты стала в позу.
— Да. Наверное, можно выразиться и так.
— Знаешь, как еще это называется? Низкий обман. Барышня, вы меня удивляете.
— Почему? Не понимаю. Я скривил губы.
— Не понимаешь, потому что ты женщина. Все вы таковы. Режете по живому, и совесть вас не мучает. И еще гордитесь собой. Вспомни Хеверову жену Иаиль.[32]
— Где это ты слышал про Иаиль?
— Разве тебе неведомо, что в школе я получил приз за отличное знание Библии?
— Ах, да. Действительно, Огастус об этом упоминал в своем выступлении.
— Ну да, — торопливо сказал я. У меня не было ни малейшего желания вспоминать речь Гасси. — Вот я и говорю, посмотри на Иаиль, Хеверову жену. Вонзила острый кол в голову спящего гостя и пошла бахвалиться везде своим подвигом, тоже мне скаут. Недаром говорят: «О женщины, женщины!»
— Кто говорит?
— Мужчины, кто же еще! Да, жалкие вы создания. Однако ты не собираешься упорствовать, правда?
— Упорствовать в чем?
— В этой бредовой затее с вашим обручением.
— Очень даже собираюсь.
— Просто чтобы выставить Таппи в глупом свете.
— Думаешь, он выглядит глупо?
— Да.
— Так ему и надо.
Я понял, что топчусь на месте. Помнится, приз за знание Библии я получил, когда отвечал на вопросы о Валаамовой ослице. Что это были за вопросы, не могу точно сказать, однако вроде бы речь шла о животном, которое упиралось всеми ногами, прядало ушами и отказывалось внять уговорам. По-моему, сейчас Анджела вела себя точь-в-точь как Валаамова ослица. По-моему, они с Анджелой просто сестры-близнецы. Упрямы до глупости. В общем, Анджела показала себя во всем блеске.
— Вздорная девчонка, вот ты кто, — сказал я. Она слегка покраснела.
— Никакая я не вздорная девчонка.
— Нет, ты вздорная девчонка. Сама знаешь.
— Ничего подобного.
— Ломаешь жизнь Таппи, ломаешь жизнь Гасси, только чтобы потешить свое самолюбие.
— А это не твое дело. Я с жаром ее осадил.
— Как это не мое дело? На моих глазах разбиваются жизни моих школьных друзей! Ха! К тому же ты по уши влюблена в Таппи, и тебе самой это отлично известно.
— Ничего подобного!
— Да? Если бы каждый раз, как я ловлю полные любви взгляды, которые ты на него бросаешь, я получал по соверену…
Она смерила меня взглядом, в котором светилась отнюдь не любовь.
— Слушай, Берти, катись ты ко всем чертям! Я выпрямился во весь рост.
— Именно это и собираюсь сделать, — с достоинством сказал я, — Во всяком случае, я ухожу. Я все сказал.
— И слава Богу.
— Однако позволь заметить…
— Не позволю.
— Очень хорошо, — холодно сказал я. — В таком случае, пока-пока.
Я надеялся, что уязвил Анджелу.
Подавленный и обескураженный — этими словами можно было бы описать мое состояние, когда я покидал беседку. Не стану отрицать, от разговора с Анджелой я ожидал куда более утешительных результатов.
Признаться, она меня удивила. Мы почему-то всегда забываем, что любая девица становится настоящей мегерой, если сердечные дела у нее не ладятся. Мы с кузиной Анджелой, можно сказать, неразлучны с тех пор, когда я еще носил матросский костюмчик, а она была малявкой, у которой менялись молочные зубы, однако только теперь я начал прозревать тайные глубины ее души. Милая добрая резвушка, она всегда меня поражала своим простодушием. И вот теперь она, Анджела, безжалостно смеется — у меня в ушах стоит холодный издевательский смех, который никак не вяжется со свойственной ей деликатной и изысканной манерой общения. Казалось, я вижу, как она потирает руки в предвкушении, что сведет в могилу поседевшего от горя Таппи.
Всегда говорил и снова готов повторить: девицы — странные создания. Ох, прав был старик Киплинг, когда шутил, что слабый пол куда более непреклонен, чем сильный.
В сложившихся обстоятельствах, как мне показалось, единственное, что я мог сделать, это направиться в столовую и ударить по холодной закуске, о которой говорил Дживс. Я чувствовал настоятельную необходимость подкрепиться, ибо разговор с Анджелой вконец меня измотал. Эти беседы на обнаженном нерве выкачивают из человека всю его энергию и рождают сильное желание наброситься на бифштексы и ветчину.
Вот я и потащился в столовую и, едва переступив порог, заметил тетушку Далию, которая стояла у буфета и уплетала лососину под майонезом.
В смущении я пробормотал «Ой, аи, ах!» Когда мы с дражайшей родственницей последний раз имели удовольствие говорить tete-a-tete, она, должен вам напомнить, изъявляла желание утопить меня в пруду за огородами, и я не знал, чем для меня обернется эта встреча.
Увидев, что тетушка пребывает в добром расположении духа, я почувствовал большое облегчение. Невозможно описать ту сердечность, с которой она помахала мне вилкой.
— Привет, Берти, оболтус ты эдакий, — дружелюбно сказала она. — Так и знала, что встречу тебя у кормушки. Попробуй лососины. Знатная штука.
— Анатоль? — спросил я.
— Нет, он все еще в постели. Но судомойка была в ударе. До нее вдруг дошло, что она обслуживает не стаю канюков в пустыне Сахара, и она состряпала нечто вполне пригодное для человека. Славная девушка. Надеюсь, на танцах она от души повеселится.
Я положил себе порцию лососины, и мы принялись оживленно болтать о бале для прислуги у Стретчли-Баддов и упражняться в остроумии, прикидывая, как будет смотреться дворецкий Сеппингс, отплясывающий румбу.
Я покончил с первой порцией и собирался положить себе еще, когда всплыла тема Гасси. С учетом нынешних событий в Маркет-Снодсбери, я ожидал, что тетушка коснется ее раньше. Когда же она заговорила, я понял, что ей ничего не известно о помолвке Анджелы.
— Послушай, Берти, — сказала она, задумчиво пережевывая фруктовый салат, — этот твой Виски-Боттл…
— Финк-Ноттл.
— Виски-Боттл, — настойчиво повторила она. — После его сегодняшнего представления он во веки веков Виски-Боттл, так я теперь и буду его звать. Когда увидишь его, скажи, что он отлично меня повеселил. Когда он прямо со сцены вдруг начал шерстить Тома — это было потрясающе, ничего забавнее не видела с тех пор, как викарий наступил на развязавшийся шнурок и растянулся на ступенях кафедры. В самом деле, твой Виски-Боттл устроил нам первоклассное представление.
Я не мог с ней согласиться.
— А выпады в мой адрес…
— Они мне тоже понравились. Молодец он. Признайся, ведь ты смошенничал, когда получил приз за знание Библии?
— Ну что вы. Победа далась мне ценой всемерных и непрестанных усилий.
— А как насчет пессимизма, о котором нам толковал Виски-Боттл? Берти, ты пессимист?
То, что творится в этом доме, мог бы я ответить тетушке, успешно превращает меня в пессимиста, но я сказал, нет, я не пессимист.
— Вот и славно. Не будь пессимистом. Все к лучшему в этом лучшем из миров. Жизнь прожить — не поле перейти. Перед рассветом всегда тьма сгущается. Наберись терпения, и все будет хорошо. Туманен день, однако солнце воссияет… Отведай этого салата.
Я последовал ее совету, и хотя усердно работал вилкой, мысли мои были далеко. Я был сильно озадачен. Оттого, что в последнее время мне так часто приходилось водить компанию с разбитыми сердцами, теткина жизнерадостность казалось неуместной, да, именно неуместной.
— Я думал, вы будете немного раздосадованы, — сказал я.
— Раздосадована?
— Ну да, выходками Гасси на сцене. Признаюсь, я ожидал, что вы станете топать ногами и метать молнии.
— Ерунда. Почему я должна досадовать? Напротив, я польщена и горжусь, что вина из моих подвалов могут произвести такое магическое действие. Это мне возвращает веру в послевоенный виски. Кроме того, сегодня вечером я не могу ни на что досадовать. Я как дитя, которое хлопает в ладоши и пляшет под солнцем. Наконец-то оно выглянуло из-за туч. Пусть звонят колокола радости. Анатоль остается.
— Что?! Поздравляю, тетенька.
— Благодарю. Да, едва я вернулась домой, я принялась уговаривать его, трудилась, как усердный бобер, и наконец Анатоль, клянясь, что не уступит, уступает.