Подошли автомашины. Перевязали избитого красноармейца, залили йодом разбитые губы Сергея.
Бодров приказал задержанным отрыть яму, побросали туда убитых. Николай Дмитриевич обнял сына, поцеловал:
— Думал, больше не увижу.
— Тебе спасибо за помощь.
— А как иначе?
Сергей побеседовал с перепуганными задержанными, сидевшими на холмике могилы только что похороненных бандитов.
— От кого стало известно, что командир полка должен прибыть сюда?
— Об этом знал роевой, его убили первым.
— Где находится человек, который давал вашим командирам информацию?
— Нам это неизвестно.
— Знаете, как поступают с бандитами в военное время?
— Мы не бандиты. Мы повстанцы, патриоты.
— Негодяями вас надо величать, а не патриотами.
— Мы за свободу!
— За свободу от кого? От своих братьев по крови и по духу? В угоду националистам? Не в бою, а по наводке напали на выполнявших свои служебные обязанности офицеров и красноармейцев, не имевших к вам отношения. В чем здесь патриотизм?
— Пан майор, — осмелился один из задержанных, — мы ведь действительно не знали, кого следовало задержать. Нам сказали захватить и доставить к командиру четы всех, кто прибудет к мельнице.
— Что потом с нами было бы?
— Для поднятия собственного авторитета планировали повесить командира полка, остальных расстрелять.
— Это же бандитские выходки, а не повстанческие дела.
Обратный путь оказался долгим. Накоротке выглянуло яркое, теплое солнце, и земля начала быстро оттаивать.
Бойцам и задержанным пришлось неоднократно толкать машины. Американские «студебекеры» более или менее справлялись с задачей, немецкие тупорылые могли лишь помогать при буксировании. Ближе к вечеру выбрались на грейдер. Николай Дмитриевич намеревался поехать за трофеями на следующий день, но командир полка не разрешил.
— Подсохнет земля, тогда посмотрим.
Погода тем не менее изменилась к худшему. Пошел дождь, сильнее развезло.
XXVIII
Колонна прибыла в «Рощу» затемно. Едва Бодров вошел в свою землянку, следом прямо-таки ворвалась Тамара. Она всплеснула руками, взяла ладонями побитое лицо, повернула к свету, ахнула. Покопалась в медицинской сумке, а когда вновь посмотрела на Сергея, ее глаза были наполнены слезами.
— Чего ради?
— Не понимаете вы ничего!
Командир полка молча уселся на табуретку, вытянул губы для неприятной лечебной процедуры, закрыл глаза. Но тут же вновь открыл — Тамара поцеловала его.
— Мне же больно.
— Извините, не удержалась.
— Вы во всем такая же несдержанная?
— Когда как.
— Со мною сдерживайтесь, пожалуйста. Не хотелось бы одергивать вас.
— Не все в моих силах. Есть вещи, для которых не помеха даже унижение или оскорбительное мнение.
— Где предел?
— Не знаю. Такой я уродилась, такой останусь.
— А если на пути преграды, обойдете?
— Я их ломаю.
— Не боитесь последствий?
— Волнующие мысли страшнее.
— Каков ваш идеал?
— Непорочность, душевная чистота, преданность делу.
— Какому «делу»?
— Служению своему народу.
— Высокопарно!
— Каждый выражает мысль так, как подсказывает разум.
Сергей отнесся к разговору как к ничего не значащему диалогу между медицинским работником и пациентом во время процедуры, поблагодарил Тамару за аккуратную работу и чрезмерное сочувствие к нему. Женщина кокетливо поправила волосы, улыбнулась:
— Буду наведываться во избежание осложнений.
Дежурный по штабу сообщил, что прибыл Лисячко, командир разведывательного отделения. Устим знал о происшествии, в его обязанности входит разведка района выполнения оперативных задач полком, тем более маршрута поездки командира. Однако ничего не было сделано, хотя и по не зависящим от него причинам. Пока отделение представлялось при построениях одним человеком, и, по существу, он вел работу лишь в районе Горобцов. Теперь его присутствие там становилось ненужным. Об этом Бодров повел речь.
То, что ему не влетит за командирскую рекогносцировку, едва не стоившую жизни группе офицеров и бойцов, Лисячко определил сразу, как только Бодров повел речь о переключении работы разведывательного отделения на район Березовки. Он знал о предстоявшей передислокации. Марина успела поведать, что там живет ее двоюродная сестра Олеся с двумя дочурками. Девушка бывала в райцентре и не раз, поэтому смогла обрисовать село. Теперь Устим пересказывал командиру впечатления, добавлял те сведения, которых не могла дать топографическая карта. В заключение беседы Бодров спросил младшего лейтенанта:
— Сможет Марина сыграть роль жены?
— Ой! — покраснел Лисячко. — Зачем это?
— Надо походить супружеской парой по окружающим селам в роли менял.
— А по-другому нельзя?
— Ничего лучшего сейчас не придумаешь. Брата и сестру ночевать не пустят, места надо много. А так — полезай на печку и дело с концом. Опыт у нас солидный в этом.
— Не согласится она.
— Давайте поженим вас, чтобы не было нареканий от матери и родственников Марины. Она любит вас?
— Я так думаю.
— Берите мою автомашину, езжайте в Горобцы, идите в сельсовет, расписывайтесь.
— Какая задача у менял?
— Во всех селах, окрестных лесах проведем в скором времени чекистеко-войсковые операции. Поэтому нужны схемы населенных пунктов с указанием направлений наиболее вероятного ухода преступников, их мест укрытия. В последующем, если фронт остановится на какое-то время, в помощь органам власти в селах начнем формировать вооруженные группы содействия из числа членов семей военнослужащих Красной Армии, местного партийного и советского актива, комсомольцев, тех, кто не хочет иметь дело с ОУН и УПА. Такую задачу ставит перед нами политотдел. Необходима также информация о дезертирах, уклонистах, ставленниках и пособниках врага, скрывающихся у родственников и в лесах.
— Не справлюсь я в одиночку.
— Подберите из числа сержантов и старшин себе помощников. При наличии успехов будем ходатайствовать о присвоении им офицерских званий. И это еще не все.
Бодров рассказал об утечке информации из расположения части, случайном или преднамеренном подслушивании их разговора со Шведовым.
— На досуге подумай, авось мысль какая появится. Завтра же поговори поодиночке с задержанными. Возможно, что-то вспомнят. От этого у каждого из них жизнь зависит.
Едва за младшим лейтенантом закрылась дверь, вошел Анатолий.
— Красивый, ничего не скажешь, — сделал он «комплимент» другу, рассматривая наклейки на лице.
— Могло быть хуже.
— Я хотя и не командир твой, но впредь запрещаю самому проводить рекогносцировки. У тебя есть заместители, командиры крупных подразделений, которым вполне по зубам подобного рода задачи. Наташка, и та возмущается. «Что это за командир, — говорит она, — если пытается все делать сам».
— Наташкину критику учту, твою тоже.
— Николай Михайлович скажет тебе еще «ласковое» слово!
— Не будь меня там, погибли бы люди. Вот что меня оправдывает.
— Продумывать предстоящие шаги надо в первую очередь с точки зрения безопасности. Такой складывается обстановка в тылу.
— Вот ты и будешь впредь отвечать за нее.
— Отвечу!
— Как это сделать, если там, в зарослях кустарника, наш выезд был заранее известен! И даже не сам факт, а точное место посещения.
— Мы с тобою вряд ли сможем что-то сделать, но всякое начинание впредь следует держать в строгой тайне.
— Приедет Каден, он представитель СМЕРШ, пусть разбирается, это его непосредственная обязанность. Наверняка у него есть доверенные люди в полку. Наш Лисячко слаб для такого дела.
Наутро Шведов и Устим беседовали с задержанными. Бывшие колхозники, под разными предлогами не попавшие в армию, не скрывали испуга. Народ в годах. Лишь один из них еще желторотый птенец с русым пушком на бороде да другой, тоже молодой, но с потертым, как старая кожаная рукавица, лицом. Никто ничего не знает. «Неграмотный я, что говорят, то и делаю», — вот и весь ответ. Разговорился юнец. Он заметно тяготился обществом старших товарищей по несчастью, радовался беседе, улыбался. Парень рассказал, что в лесу, вблизи которого была захвачена группа Бодрова, постоянно скрывается чета в количестве тридцати пяти человек. Причем по ночам большинство людей дома, а с рассветом собираются в лесу. Четовой — Тарас из дезертиров — совершенно беспощадный к врагам человек.
— Кто враги-то? — поинтересовался Шведов.
— Немцы. Теперь вы. Когда оккупанты бежали, — говорил парень, — мы попросили разрешения идти по домам, но из подрайонного провода поступил приказ переключиться на борьбу с Красной Армией и войсками НКВД.
— Куда вам против настоящей армии-то?
— Имелись в виду мелкие подразделения, пока УПА тоже не станет настоящей.
— Ты-то совсем пацан, пройдет жизнь мимо тебя. В чем радость бытия?
— Когда у меня в руках автомат, испытываю удовольствие от безграничной власти над остальными людьми.
— Из каких сел люди собираются в лесу? — спросил Лисячко.
— Из всех, что вокруг Березовки.
— Как зовут тебя, может, скажешь?
— Кличка у меня «Мечтатель», другого имени нет.
— О чем мечтаешь, Мечтатель?
— Дослужиться до сотника, командовать людьми.
— Стоит ли за это жизнь отдавать?
— Меня расстреляют? — испугался парень вопроса. — Я ничего плохого не сделал. В немцев стрелял, в красноармейцев — нет.
— Военный трибунал разберется, виноват ли ты. Согласишься сотрудничать с нами — тебя освободят.
— Нет.
— Тогда катись по наклонной в преисподнюю, несостоявшийся сотник, — посоветовал Шведов, отвернувшись от собеседника.
Розовое от напряжения лицо парня сначала покрылось пятнами, затем побледнело.
— Можно я подумаю?
— Думай, думай, но недолго. Хорька знаешь?
В глазах задержанного застыло подозрение.
— Он у вас?
— Все будут у нас рано или поздно, — ответил Лисячко.