— Говно, Нина, — так же печально отозвался полковник. — А что поделаешь? Такая жизнь, такая работа…
— Вот только не надо, ладно? Жизнь, работа… Еще про долг перед Родиной скажи. Вонючие интриги, мышиная возня — урвать, зацапать, кто первый… Как в стаде павианов. Только у них честнее.
— Возможно, Нина Сергеевна. — В голосе Востокова слышалось одобрение. — Итак, вы были завербованы агентом КГБ, своим женихом. А контакты поддерживали с агентом ОСВАГ по кличке…
— Вилли, — подсказал Востоков. — Сейчас мы состряпаем подходящую легенду. Это будет открытый процесс?
— В том-то вся и закавыка, что нет, — Сергеев почесал ногу. — Поэтому удирать придется быстро.
— Ничего, это только придаст весу нашим показаниям. Что лучше подтвердит нашу вину, чем побег? Только смерть.
— Не надо, — Ниночка почувствовала, что сейчас расплачется. — Прошу вас, не надо.
— Осталось обсудить детали легенды… — сказал Сергеев. — Я предлагаю следующее…
Тот же день, Москва, 2235 — 0016
Великий Ученый и Великий Администратор был таким великим, что в иные кремлевские кабинеты двери открывал ногами.
И нельзя сказать, что это ему не нравилось.
Он был почти что царь, почти что Бог. На него работали миллионы людей. Одним кивком пальца он мог казнить и миловать не только простых смертных, а вплоть до первых секретарей обкомов (включительно). Смертоносных игрушек, придуманных и сделанных им за свою жизнь, хватило бы, чтоб стереть человечество с лица Земли, и еще осталось бы на окончательное решение вопроса «Есть ли жизнь на Марсе»…
Но вот кое-где он был совершенно бессилен. И, в частности, когда дело касалось той конторы, которой ведал Пренеприятнейший.
Люди Пренеприятнейшего совали везде свои носы, заводили толстые папки на его ученых, директоров и конструкторов, всюду бдили и держали все под контролем. Они покушались на всевластие Великого Ученого в его империи, что он терпел, скрипя сердцем и зубами.
Равновесие сил долго оставалось нерушимым. Империя Великого Ученого была нужна Советской Империи как воздух. Пренеприятнейший ничего не мог сделать с Великим. А Великий — с Пренеприятнейшим, ибо его ведомство также было кровной необходимостью Империи.
Теперь равновесие было нарушено. Ось, на которой оно балансировало — скрипучая жизнь Генерального — рухнула. Новая ось возникла возле Пренеприятнейшего, и чем ближе она смещалась в его сторону, тем больший вес он обретал.
Когда машина Маршала подрулила к подъезду дома на Котельнической, Великий Ученый уже дошел до необходимого градуса разогрева. Перспектива видеть мурло Пренеприятнейшего в кресле Генерального, стоять перед ним навытяжку и отчитываться в делах, в которых эта гебистская скотина ни уха ни рыла… Ах, ети его в душу бога матерь, да три раза в отца, сына и святого духа, ну что за блядская жизнь такая?
Маршал и Окающий явились вовремя. Сверкнула слезой бутылка «Столичной», пошла по кругу под неторопливый осторожный разговор, в ходе которого Великий Ученый от отчаяния переходил к боевому азарту: ничего! Еще поборемся! Еще повоюем! Еще вы узнаете у нас, что такое оборонка!
Под утро ударили по рукам и отправились спать.
2 мая, Москва, 0110 — 0204
Видное Лицо нервничало. Предстояла встреча с Портретами, и неофициальность этой встречи никак не влияла на ее важность.
Пан или пропал. Пан — не сегодня-завтра сам стану в ряду портретов. Пропал — тут других толкований быть не может. Пропал — значит, пропал.
— Я готов поддержать любую кандидатуру, которую вы выдвинете, — сказал он. — Я полностью согласен с тем, что возглавлять нашу партию и нашу страну может только человек с безупречной репутацией.
— И кого бы ты предложил?
— Я не имею никакого мнения на этот счет. Я всемерно поддержу вас.
Ударение. Не вас, а Вас.
Замкнутый уловил, кивнул.
— Материал должен быть распространен к ближайшему заседанию Политбюро. Через неделю. Не будет большинства голосов — погорим все синим пламенем.
— Я понимаю.
— Ну и хорошо.
— Будет открытый процесс?
— Ты что, сдурел? Все тихо, по-семейному.
— Вас понял, — Видное Лицо откланялось. — Что делать с людьми Юрца в аппарате КГБ?
— Твое дело. Главное — большинство голосов мне. Эх, выспаться бы! Завтра же еще в почетный караул…
Москва, второе мая, 10-00
И вот я здесь, подумал Востоков. Последний барьер. Невысокий и хлипкий. Наручники. Охранники по бокам.
На такой должности охранник обязан быть глухонемым.
Три «Портрета» напротив.
Момент истины.
— Ваше имя?
— Вадим Востоков.
— Звание?
— Полковник ОСВАГ.
— Должность?
— Координатор по региону России.
— Вам предъявлено обвинение в заговоре против Советского Союза и измене Родине. Признаете ли вы его?
— Да. Я — участник заговора против Советского Союза и изменник Родины. Правда, у нас немножко разные понятия о Родине, но это неважно.
— Не отвлекайтесь. С какой целью вы поддерживали контакт с полковником Сергеевым, находившимся в Крыму в служебной командировке?
— Полковник Сергеев интересовал меня, в первую очередь, как связующее звено между мной и товарищем А.
— Что за интерес был у вас в товарище А.?
— Мне было известно, что он — один из наиболее ярых сторонников оккупации Острова Крым. Я хотел форсировать оккупацию.
— Зачем?
— Чтобы спровоцировать военный конфликт между Крымом и Советским Союзом.
— Объясните смысл этой акции.
— В последнее время в Крыму начали нарастать центростремительные тенденции. Слишком многие хотели присоединения к СССР. Военный конфликт свел бы эти настроения на нет.
— Как вы рассчитывали выпутаться из этого конфликта?
— Выиграть войну.
— Почему вы думаете, что вам бы это удалось?
— После устранения Генерального (брови «Портретов» поползли вверх) его пост неизбежно должен был занять товарищ А. Его сын повлиял бы на него с целью остановить войну и вывести войска из Крыма.
— Откуда такая уверенность в том, что он сделал бы это?
— В сейфе в квартире товарища А. (сына) хранятся карточки «Американ Экспресс» на сумму в два с половиной миллиона американских долларов. У нас есть коды этих карточек.
— В ближайшее время эти сведения будут проверены, — обратилось к «Портретам» Видное Лицо.
— Спросите у него, не он ли организовал на острове сопротивление белогвардейцев, — шепнул Замкнутый.
— Да, это тоже часть плана, — ответил Востоков, когда ему передали вопрос. — Агент товарища А.(сына), диктор на телевидении СССР, передал по программе «Время» так называемый «Красный Пароль», сигнал всем резервистам к сбору. Солдаты и офицеры запаса освободили кадровых военных из лагерей интернирования. Кадровые военные освободили аэродромы и подняли в воздух самолеты.
— Захватили аэродромы… — поправил Окающий.
Борода Востокова шевельнулась в улыбке.
— Как вам будет угодно, господа.
— Товарищи, — одернул Востокова Молодой. — И тут же поправил сам себя: — ГраждАне.
— Значит, план был организовать, а затем сорвать воссодинение Крыма с СССР, — вел линию показательного допроса полковник КГБ.
— Именно так. Нечто вроде того, что произошло в «Заливе Свиней», только в несколько больших масштабах.
— Почему же теперь вы решили рассказать об этом?
— Воздействие на товарища А.(отца) через сына потеряло свое значение. Мы выиграли войну. Я решил, что дальнейшее сопротивление не приведет ни к чему хорошему, и раскрыл карты.
— Почему вы думаете, что война в Крыму вами выиграна?
— Уничтожены все военные аэродромы в приморской полосе, так? Вы не можете организовать десант, вы потеряли господство в воздухе. Это значит, что вы проиграли войну. Судите сами о надежности аппарата КГБ, если я получил такие сведения, сидя в тюрьме.
…Выйдя из зальчика, вытирая лбы, «Портреты» переглянулись.
— Ну, вражина! — высказался Окающий. — Ну, волк! Так бы и взял за бороду, и в морду, в морду!
Энергичные движения пухлого кулачка, испятнанного старческим пигментом, выглядели скорее комично, чем угрожающе, но никто даже не улыбнулся.
— Вы как хотите, товарищи, — Молодой промакнул платочком пятнышко на лбу, — А мне этот тип не понравился. Больно гладко он говорил. Он, вообще, настоящий шпион или нет? Что-то он не похож на шпиона.
— По-моему, как раз очень похож, — вставил Окающий.
— Я в том смысле, что слишком похож, — пояснил Молодой. — Шпион же не должен быть похож на шпиона, правильно? А если он врет?
— А какая нам разница? — буркнул Окающий.
— Миша, — сказал Замкнутый Молодому. — Постарайся понять. Врет он или нет — уже неважно. Важно одно: товарищ А. вольно или невольно утратил бдительность, которую на его должности утрачивать нельзя, и допустил ошибку, поддавшись на провокацию. Это факт. Можем ли мы допустить, чтобы такое повторилось? Не можем. Выводы, Миша?
Молодой сделал правильные выводы.
Тот же день, Одесса, 1700 — 1912
— Ну что, товарищи, — сказал Маршал, собрав в штабе Одесского Военного Округа командиров дивизий Крымского Фронта и начальников их штабов. — Навтыкали нам по первое число? В обоих смыслах! Использование ДБА и ракет, в общем, до жопы — обставиться перед начальством. Когда будут готовы аэродромы подскока?
— Завтра вечером… — сказал командующий ОдВО.
— Утром! — грохнул по столу маршал.
— Утром, — согласился командир ОдВО. — Но обеспечить можем всего два… пока. Николаев и Одессу. Не смотрите на меня так, товарищ маршал. Мы делаем, что можем. Кругом идет работа, но… мины… Гибнет техника, гибнут люди. Все основные силы брошены на эти два аэродрома, потому что там ВПП в наилучшем состоянии и можно было быстрее всего стянуть туда саперно-инженерные части. Завтра утром сделаем эти два. К вечеру — еще четыре. Если не будет повторных бомбардировок, то к ночи четвертого восстановим ВПП всех аэродромов Одесского Округа.