Щусь грамотно провел двойку – прямой-боковой, не попал, но моментально добавил апперкот, и его кулак просвистел в миллиметре от головы Сергея. Тот увернулся, вскочил на забор и, оттолкнувшись от него в стиле Джеки Чана, прыгнул на крышу небольшого сарайчика. Щусь взревел и попытался было достать парня, подпрыгнув и махнув кулачищами раз и два. И тут Сергей сделал сальто вперёд и ногами приземлился прямо на голову атамана. Тот отлетел назад и растянулся посреди двора. Но тут же вскочил, тряся головой. Сергей, не теряя времени, подскочил к Щусю и щёлкнул ему растопыренными пальцами раскрытой ладони по глазам, после чего сразу же провёл подсечку. На мгновение ослеплённый атаман снова рухнул на траву. Но Сергей успел захватить его шею, завалить на себя и упасть вместе с ним. Щусь упал на живот, а его противник оказался сверху. Махновец попытался скинуть его с себя, только он уже ничего не мог сделать – Сергей взял захват, и шея атамана была на удушающем. К тому же Юрьевский плотно обхватил ногами его корпус, после чего изо всех сил стал душить. Лицо Щуся покраснело, глаза вылезли из орбит, он дёргался, извивался, но через минуту «заснул».
Послышались аплодисменты.
– Браво-браво. Я ещё никогда не видел, чтобы хлопцы так дрались. И чтобы кто-то Щуся мог завалить в драке.
Сергей встал, тяжело дыша, и повернулся. На крыльце стоял батька Махно и смеялся.
Глава двадцать вторая. Адъютант его высокопревосходительства
В течение июля 1919 года обстановка на Южном фронте Гражданской войны складывалась в пользу Вооружённых Сил Юга России. Генерал-лейтенанта Май-Маевский взял Харьков и Екатеринослав, и главнокомандующий ВСЮР генерал-лейтенант Деникин собирался ликвидировать броском Добровольческой армии на Киев огромный выступ от Полтавы до Николаева и дальше до Одессы и Винницы. После выравнивания линии фронта и взятия Киева можно было задуматься и о дальнейшем наступлении. Иначе за спиной у наступающих оставались значительные силы Красной армии и огромный кусок территории, где вообще творилось чёрт знает что.
Полтава и Киев были под большевиками, Одессу оккупировали французы, в Жмеринке и Виннице хозяйничали петлюровцы, под Николаевом действовал Махно, а в Херсоне укрепился атаман Григорьев. Кроме того, весь этот украинский борщ был приправлен разными атаманами и атаманчиками – так называемыми «зелёными», то есть вооруженными местными жителями, которые были ни за белых, ни за красных, а грабили всех подряд. Кстати, сам атман Зелёный, он же Даниил Терпило, с остатками своего отряда отошел к Черкасам и снова собирал под свои знамёна бойцов. Только, несмотря на то что, как и атаман Григорьев, Зелёный разругался с большевиками, на поклон к Деникину он не пошёл, а постоянно вступал в стычки с частями Добровольческой армии. И со всем этим надо было что-то делать.
5 июля в Харькове воодушевленный успехами белогвардейской армии Деникин огласил свою Московскую директиву, в которой предписывалось трём армиям белых – Добровольческой, Донской и Кавказской – обеспечить подготовку для наступления на Москву. Но прежде всего генерал поставил задачу не только укрепиться по всей линии фронта, но и навести порядок в тылу. Для этого 8 дивизий из 24 в составе Добровольческой армии, то есть примерно 44 тысячи штыков, 7 тысяч сабель, при 219 орудиях, предписывалось использовать не на фронте, а против Махно и других повстанцев. Конечно же это существенно ослабляло фронт против РККА, но Деникин ставил задачу к августу не только взять Киев и Одессу, ликвидировав так называемый Южный выступ, но и навести порядок на всей освобождённой от большевиков территории.
Что же касается наступления на Москву, то было решено наступать не по трём направлениям, а сконцентрировать главный удар по направлению Курск – Орёл. В течение июля Донская армия накапливала силы для московского похода, а Добровольческая армия вела бои за Полтаву и рвалась к Киеву. Кавказская армия под командованием Врангеля, взяв Царицын, наступала на Астрахань.
Между тем части 8-й и 9-й армий РККА не могли организовать достойный отпор Донской армии под командованием генерал-лейтенанта Сидорина. Немаловажную роль в этом сыграли антибольшевистские восстания – Вёшенское и григорьевское, которые стали ответом на грабежи и террор на подконтрольной большевикам территории. В результате советская власть в тылу Красной армии де-факто держалась только в городах и в местах сосредоточения войск, в то время как остальная территория контролировалась многочисленными повстанческими атаманами и местным самоуправлением.
Именно по этой причине рейд четвёртого Донского конного корпуса Мамантова, начатый ограниченными силами с локальными задачами, привёл к фактическому распаду Южного фронта красных и блестяще подтвердил правоту решения командующего Вооружёнными Силами Юга России Деникина. Хотя это решение было принято им по настоятельному совету Александра Юрьевского, который 5 июля занял должность адьютанта командующего ВСЮР. Но только несколько человек в штабе Деникина знали, что на самом деле этот юноша был вовсе не адъютантом…
…Антон Иванович Деникин в Бога не верил. Точнее, он не верил в душе. Внешне он как бы исполнял обязанности доброго христианина – посещал церковь, молился, исповедался, соблюдал пост и старался соблюдать все божьи заповеди. Но это было для него как исполнение служебных обязанностей – положено молиться, вот он и молился, положено верить в Бога – он и верил. Многие годы, проведённые Деникиным на войне, смерть, кровь, грязь – всё это как-то выхолащивало ту веру, которая была в нём когда-то давно, в детстве и в юности. Слишком часто Антон Иванович видел смерть товарищей и врагов, слишком часто генерал наблюдал ужасающие картины несправедливости и жестокости. И порой он удивлялся тому, что Господь допускает всё то, что творилось с его родиной, с его страной и с людьми вокруг.
И вот внезапно генерал получил такое проявление Божьей милости, о котором он и мечтать не мог. Много раз Антон Иванович, даже скорее по привычке, нежели искренне веруя, молился Господу о даровании победы русскому оружию. А ещё – о том, чтобы, наконец, прекратилась смута в России, чтобы народ осознал, в какую пропасть толкнули его эти революционеры и куда катится страна. Молился – и не верил. И вот, оказалось, зря.
Ведь ничем иным, как милостью Божьей, не мог генерал объяснить появление этого странного юноши, который обладает таким удивительным даром – предвидеть грядущее. Не может обыкновенный человек быть пророком, причём пророчества которого точно сбываются. И не мог этот гимназист так скрупулёзно описывать диспозиции войск, планы сражений, стратегию и тактику целых армий. И не просто армий – Александр описал его, Деникина, планы и решения. Причём те решения, которые только зрели в его голове, которыми он не решался поделиться даже с ближайшими соратниками. Вот, к примеру, барон Врангель выступил против его Московской директивы. Нет, не совсем так – он высказал своё мнение, мол, надо вначале с казаками донскими все вопросы решить, да в тылах порядок навести. А потом и на столицу идти.
И что удивительно – Юрьевский, поддержав план похода на Москву, одобрительно высказался о выступлении Врангеля. И очень быстро убедил Деникина, что спешить действительно не следует. А потом рассказал ему о том, что и так давно было в его голове. Как будто мысли его прочитал. И прав этот юноша, тысячу раз прав. Лучше потерять пару месяцев, нежели потом потерять всё. На кону – судьба России!
Нет, конечно, можно было бы отбросить всё то, о чём рассказал ему этот Юрьевский, просто вот взять – и забыть. Но от таких сообщений трудно отмахнуться. Как неизвестно откуда взявшийся юноша мог узнать о письме Колчака? О Юдениче? Наконец, о золотом запасе Российской империи? Если золото действительно попадёт к большевикам – это конец! И судьба адмирала Колчака – это просто в голове не укладывается! Конечно, сейчас у Верховного правителя дела идут не лучшим образом, красные наступают, но чтобы вот так…
Но с адмиралом надо будет решать вопрос позже, Александр прав – время ещё есть. А вот с Южным фронтом надо разбираться сейчас. И поскольку барон Врангель прав, то пусть и берёт Астрахань, пусть идёт на соединение с Колчаком. Раз уж донские казачки не хотят никуда уходить, то надо предоставить им возможность восстанавливать нормальную власть на территории от Дона до Волги. А то распоясались что-то всякие там атаманы. И мужички озоровать начали.
Кстати, с Махно вопрос далеко не второстепенный, его нужно решать срочно. Нельзя отрывать от наступления целых восемь дивизий, к сожалению, в добровольческих армиях всё меньше и меньше добровольцев. К этому бандиту охотно идут, а в Белое движение – как-то не очень… Надо объявлять мобилизацию на освобождённых территориях. Но крестьяне воевать не хотят, им что белые, что красные – всё едино. И поскольку мотивировать их очень сложно, то и воевать они будут так себе. А гнать их, как скот, на пулемёты – так кампанию не выиграть. Значит, надо сделать так, чтобы они дрались с красными не на жизнь, а на смерть. А за что? Вот и возникает тот самый пресловутый вопрос земли.
Антон Иванович подошёл к столу и ещё раз стал читать написанный им текст…
…Яков Слащёв страдал. Он лежал на диване и сквозь зубы шипел от невыносимой боли. Вчера он целый день провёл в седле, мотался по всему фронту от Коломака до Карловки: Деникин послал его с инспекцией на фронт и теперь ждал подробный отчёт. После всего того, что рассказал командующему этот Сашка Юрьевский, он, Яков Слащёв, полностью и безоговорочно ему поверил. Поверил, наконец, в то, что Белое движение может увенчаться успехом. В конце концов, ему, Слащёву, по большому счёту наплевать, белые или красные, большевизм или самодержавие – лишь бы была эта самая Держава. Негоже России превращаться в какого-то просителя и идти, как собачонка, на поводу у этих англичашек и французиков. За что проливали кровь русские солдаты в мировой войне? За кого воевал он, Яков Слащёв, за какие такие коврижки получил свои пять ранений и две контузии? За то, чтобы эти союзнички теперь пришли на русскую землю и указывали, как русским лучше истреблять русских?