Вот такое простое, но трогательное для меня сообщение. Казалось бы, разговор неважный, но сказанное Ольгой, даже сам ее голос задел меня, и мне стало стыдно перед ней. Я тут же ответил, поднеся эйхос ко рту, нисколько не стесняясь гренадеров у двери и двух дворян на диване:
«Оль, люблю тебя. Спать со мной точно не грешно. Уверяю, это тот редкий случай, когда маму можно не слушать. А давай поговорим с твоим отцом, может как-то сможет решить вопрос с нашим совместным проживанием до свадьбы. Кстати, скажи Борису Егоровичу, что у меня наметился прогресс с кинжалами. Догадываешься какими? Ты моя очень умная девочка, конечно, догадаешься. Я думаю, у нас скоро появится значительное преимущество перед всякими английскими герцогами. Целую тебя. Стою у приемной Дениса. Новости хорошие. Потом все расскажу».
Сообщение от Ленской было одновременно и сообщением от Элизабет. Они обе хотели меня видеть и приглашали в гости сразу в два голоса. Я наговорил им в ответ кучу комплиментов, но приехать сегодня не обещал — собирался в этот вечер с удвоенной силой продолжить перевод Свидетельств Лагура Бархума. Пусть все думают пока, что это невозможно.
И последним, поднеся эйхос к уху, я открыл сообщение Майкла.
Глава 21Ладошка в двух ладонях
Вместо ожидаемого голоса Майкла я услышал голос вовсе мне незнакомый:
«Господин Елецкий, скоро выйдет время, отпущенное вам на размышление. Нам нужен перевод Свидетельств Лагура Бархума. Если вы до сих пор не смогли довести его до конца, то дайте нам те логические таблицы, с помощью которых вы пытались делать перевод», — грубо, на ломаном русском произнес незнакомец. — «Как мы понимаем, жизнь Майкла Милтона для вас не имеет большого значения. Но подумайте, ведь мы вам предлагаем еще неплохой бонус: Ключ Карен Туам. Это очень выгодная для вас сделка. И мы готовы провести ее на нейтральной территории, например, в египетской Александрии. Согласитесь, вам разумнее иметь с нами добрые отношения, ведь у нас длинные руки. Наших рук много даже в Москве — вы, наверное, это почувствовали. И заметьте, в Москве вам есть за кого переживать особо. Ждем ответа до сегодняшнего вечера».
Вот ультиматумы они начали ставить мне зря. Как Астерий, я мог бы остаться безмятежным и с улыбкой наблюдать на попытки людей Уэйна надавить на меня. Но мне захотелось дать волю эмоциям. Я повторил негромко вслух:
— У них, видите ли, длинные руки. А мне есть за кого переживать в Москве… — и резюмировал громче: — Пидорасы! Конченые пидорасы!
Двое неведомых мне дворян в непонимании и даже некотором обалдении уставились на меня. Поскольку вышло так, что я в этот момент смотрел именно на них, у этих господ могли возникнуть неверные мысли о направленности моих высказываний. В этот момент дверь к Денису Филофеевичу открылась и меня пригласили:
— Граф Елецкий Александр Петрович! Прошу зайти!
— Сейчас иду! — отозвался я, но перед тем, как войти к цесаревичу, сказал в эйхос: — Хорошо! Я согласен на обмен! Если у вас такие длинные руки даже в Москве, то давайте в Москве его и проведем, но не ранее чем через пять дней. Я сейчас работаю над переводом четвертой пластины…
— Ваше сиятельство, вас ждет цесаревич! — перебил меня камергер.
И это было очень невовремя: хотя я успел закрыть отверстие для микрофона пальцем, все равно слова камергера могли попасть в запись.
— Четвертая она особая. С ней имеются большие трудности, — продолжил я, неторопливо двигаясь к открытой двери. — Может быть дней через пять я закончу логическую таблицу к четвертой пластине. И мне нужна гарантия, что Ключ будет подлинным, — добавил я, входя в кабинет Дениса. — Имейте в виду, я смогу отличить подлинный ключ от подделки. Жду ваших предложений по встрече в Москве! — закончил ч сообщение, прекрасно понимая, что никакой встречи в Москве быть не может. Они все-таки не идиоты. А вот на Александрию вполне можно договориться.
Вообще-то зря я поторопился с ответом людям Уэйна. Следовало продумать его и проговорить без спешки в спокойной обстановке. Сейчас вышло несколько сумбурно: по ту сторону Ла-Манша могут заподозрить, что я отнесся к их предложению недостаточно серьезно, а значит не напуган их наглейшей угрозой. По-хорошему нужно было бы сделать так, чтобы в ответе им мой голос испуганно дрогнул. Ну да ладно… Я люблю преодолевать сложности — так жизнь вкуснее.
— Здравия, ваше высочество! Вам и всему императорскому дому! — приветствовал я Романова.
Он встал из-за стола, подошел и с теплом пожал мне руку, со словами:
— Что же вы, Александр Петрович без своей боевой единицы?
Я не понял его сразу и Денис пояснил:
— Вы же на службе лично у меня. Вы и еще некая госпожа Стрельцова Елизавета Борисовна. Сам за нее просили, то подданство ей, то новые документы, то вот ко мне на службу.
— Виноват, ваше высочество! И в голову не пришло вам ее представить. Могу вызвать в любое время, — с готовностью предложил я.
— У вас сейчас вопрос ко мне какого характера? — он вернулся к столу.
— Я только что от Глории. И вопрос важный, объемный, — я присел на диване, где мы с Ольгой располагались прошлый раз.
— Значит, вопрос надолго. Вызовите вашу подчиненную сейчас, пусть подъедет, пока мы говорим о Глории и всем сопутствующим, — распорядился цесаревич.
Мне пришлось снова взять в руки эйхос и набрать баронессу Стрельцову:
«Элиз, здравствуй! Бросай все и немедленно приезжай в Багряный дворец! Тебя требует цесаревич! Я сейчас у него, мы вместе ждем. Как получишь мое сообщение, сразу ответь. Имей в виду без особо позволения входить во дворец с оружием запрещено, так что прошу налегке», — сказал я и убрал эйхос.
— Не требует, а просто желает познакомиться, — поправил меня Романов. — Так рассказывайте, что там с Глорией. Нажимает в чем-то на вас?
— С императрицей вышел у меня очень забавный случай, — я ненадолго задумался, как бы покорректнее подать Денису явление Перуна в покои Геры, а главное само мое общение с верховным богом. Очень не хотелось перед цесаревичем похваляться, рисовать образ себя как этакого непобедимого героя, который треплет за бороды богов. И хотя это во многом было правдой, Филофеевич не мог знать моих давних отношений с богами, и я не хотел, чтобы у него сложилось однобокое мнение лишь на одном не очень удачном примере.
Не успел я начать рассказ о явлении Перуна, как пискнул эйхос — ответ Элизабет. Мне следовало убедиться, что баронесса верно поняла, что ей необходимо немедленно прибыть во дворец. С позволения Дениса, я включил прослушку, установив громкость в среднюю позицию:
«Алекс! Мой демон, как я рада тебя слышать!.. Мы рады!», — поправилась англичанка, услышав подсказку Ленской. — «Сейчас же приеду со Светой. Она уже была во дворце. С ней будет легче найти нужную дверь. Кстати, у нас теперь тоже есть эрмик. „Гепард“ как у тебя! Только красный, чтобы не было видно крови врагов!» — повторила она прежнюю шутку.
— Минуточку, Денис Филофеевич. Дамы бывают не всегда серьезны. Сейчас объясню ей, что нужна она здесь одна, без виконтессы.
Я уже поднес эйхос ко рту, но Романов меня остановил:
— Пусть приезжают вдвоем. Даже во дворце несерьезность дам делает их еще милее. Кто такая эта виконтесса? Тоже ваша боевая единица?
— Виконтесса Ленская Светлана Игоревна. Милейшая дама, учились с ней в одной школе. Боевой единицей ее считать нельзя, но у нее иные таланты. Она актриса, выступала на ведущих ролях в театре Эрриди, но после некоторых неприятных событий покинула его, — отчитался я, и мелькнула мысль, что императорский театр был бы вполне под стать Ленской.
— Мне будет интересно с ней познакомиться. Пусть приезжают вдвоем. Вы, Александр Петрович, сейчас расскажите мне все, что желали сказать о Глории и перейдем в мою гостиную. Там будет уместнее принять дам. Распоряжусь насчет чая, — решил Романов. — Да, кстати, — спохватился он, — Разговора со мной там ожидают Бобрицкие. Попрошу их подойти попозже, — он нажал кнопку говорителя и отдал распоряжение камергеру.
Как я и ожидал, самым сложным донести до Дениса Филофеевича оказалось то, что случилось во время явления Перуна. Мне пришлось обо многом умолчать и кое-что даже приврать. Цесаревич слушал меня с этаким едва заметным недоверием, часто перебивая, и уточняя детали разговора с богом. Разумеется, все это я подал не так как было на самом деле. Из моих слов случившееся выглядело для Дениса как суровый разговор с поиском компромиссов. Хотя какие компромиссы? Мне отступать в столкновении с Громовержцем некуда: за мной аж сама Артемида и Отечество, интересы которого Сотрясатель Небес не слишком поддерживает последнее время.
— Я не совсем понял, Александр Петрович, получается вы с ним, — Романов возвел взгляд к потолку, к тем самым божественным фрескам, на которые поглядывал прошлый раз, — договорились? Нашли какое-то примирение? Это очень важно понимать сейчас.
— Боги не всегда однозначны. Надеюсь, что да, — я кивнул, хотя такой уверенности у меня не было. Боги заносчивы и упрямы. И Перуну эти грехи свойственны особо. У меня оставались большие сомнения, что из нашего разговора он сделает те выводы, на которые я рассчитывал. И тут мне пришла интересная мысль: подключить к этому вопросу Геру. Величайшая, если пожелает, гораздо лучше меня могла бы направить его мысли и стремления в верном направлении.
— Я пытаюсь представить лицо императрицы и не могу! — цесаревич рассмеялся. — Наверное оно было примерно таким же, как у меня или князя Ковалевского, когда к нам явился Гермес и принес весть о вас. Я же рассказывал вам, как это было. Крылатый бог назвал вас талисманом для всей Российской империи и многое изменил тогда в наших умах. И разволновались мы тогда, конечно, не на шутку. Гренадеры, услышав шум ворвались в мою гостиную, а я гнал их, одновременно поглядывая на бога! Это было потрясающе! Но то, что случилось в покоях Глории потрясающе вдвойне. Все-таки вы лицезрели не бога-вестника, а самого Громовержца, к тому же рассерженного! Кстати, караульные забегали на шум?