рава быть малодушным. Быть может сами боги, к которым он взывал там, возле истекающего кровью Пижона, снова и снова ставят его в такие условия, чтобы он нащупал в себе тот мужской стержень. Тот самый стержень, о котором несколько раз говорил граф Елецкий. И эту твердость в себе самом, которая определяет его место в жизни, барон Милтон, кажется, нащупал сегодня.
Пока Майкл находился в «Three Old Barrels» туман загустел еще больше. Теперь даже не было видно Эссекс-роуд — только мутный свет фар проезжавших эрмимобилей. Поправив пистолет, который он сунул за пояс, Майкл пошел к пешеходному переходу. Справа замигали красные огни, раздался вой полицейской сирены. К нему добавились прерывистые звуки еще одной. Возможно полицейские эрмики спешили к бару, откуда только что вышел Милтон.
— Эй, Профессор! Эй! — из тумана словно призрак появился Чикуту с натянутым почти до самых глаз капюшоном. — Давай, бегом отсюда! Ты хоть понимаешь, куда мы влезли⁈
Майкл молча пожал плечами и поспешил за ним.
Когда они пересекли Эссекс-роуд перед носом визжащего тормозами «Моргана», ацтек пояснил:
— Эти уроды, которых ты пострелял, из людей Сладкого Хариса. Тот здоровый вроде как его доверенный. Видел я его морду на сходке под Dolly’s Tower. Сечешь, чем пахнет? Это дерьмо даже не пахнет, а воняет на весь Лондон!
— Не знаю о чем ты, — отозвался Милтон, чувствуя лишь боль в плече и нежелание ни о чем говорить.
— Как не знаешь? Харис! Сладкий Харис — он торгует наркотой. Он первый в Уайтчепеле и Майл-Энд! Он, вроде как собирается подмять Шордитч. Сечешь? Если я морду того не перепутал, то дела наши хуже, чем дерьмо в подъезде! И эта сука-Проказница!.. — Чику обернулся на «Three Old Barrels», красная вывеска которого едва виделась в тумане. — Она меня знает, и их знает! Она же шлюха — она нас точно предаст. Понимаешь? Ее даже уговаривать не надо — сама побежит к Харису, чтобы ему услужить. Надо было ее кончить там же! Всех надо было кончить!
— Итак много смертей, — угрюмо произнес Майкл. И что он должен был понять, из сказанного Чикуту? Сейчас барон Милтон понимал лишь боль в плече и желание, скорее добраться до дома Синди.
— Они убьют нас, Профессор! Тупо расстреляют прямо на Чиксан, как уже было с Дарсоном. Здесь Костлявый не поможет! Даже Бомбей здесь бы не помог! Нахуя ты начал стрелять⁈ — с горечью вопросил Чикуту, сворачивая в проулок и сам понимая глупость своего вопроса.
— Потому, что они начали стрелять в меня, — Майкл замедлил шаг и тяжко вздохнул.
— Ты Пижона обчистил? У тебя же не было ствола. Ствол его? — ацтек дерганым шагом обошел перевернутый мусорник.
— Да, — Майкл поправил «Karakurt», который норовил выползти из-за пояса.
— Покажи, что еще взял? — Чикуту остановился, затем сделал пару шагов к ящикам у стены какой-то лавки.
Барон Милтон хотел было сказать, что покажет потом, когда доберутся до дома Синди, но интерес, сколько денег было в бумажнике Пижона, и что там за пакет и рулончик с чем-то, оказался выше. Он тоже шагнул к ящикам, держа навису левую руку, правой начал выкладывать добычу из карманов.
Едва он выложил первый предмет — небольшой шелестящий пакет, Чикуту схватился за голову и возвопил молитву своим недобрым богам.
За время, которое мы провели за столиком в обособленной кабинке ресторана «Сент-Джеймс», я понял: Бабский не такой уж плохой менталист. У парня имелся талант, не выдающийся, но заметный. Стоянку и мой «Гепард» он нашел не без помощи Наташи Бондаревой — я чувствовал, как она настойчиво посылала ему ментальный сигнал. Не могу сказать, что этот факт усилил мои подозрения относительно милейшей Натали Петровны, ведь связь между членами группы в «Грифоне» — штука совершенно обыденная, даже обязательная во время боевых операций. Но, с другой стороны, наша миссия на землях Коварного Альбиона еще не началась, а значит по внутреннему уставу подразделения «Грифон», Бондарева не была обязана помогать Бабскому. Да, я ей это позволил, оставляя заботу о запоздавшем члене нашей команды на ее усмотрение. Однако от того, что она оказала ему помощь, не стоило делать вывод, будто штабс-капитан каким-то особым образом связана с поручиком Бабским.
Когда мы собрались в кабинке ресторана, и я начал знакомить их с задачами предстоящей операции. Наталья Петровна была совершенно собрана, достав блокнот, часто делала записи, даже рисовала какую-то схему, несколько раз переспрашивала меня о кое-каких моментах по ближайшему окружению герцога Уэйна и магам его охранения. Раз даже закрыла глаза и подняла руку, призывая помолчать. Затем, назвала какую-то английскую фамилию и тоже записала ее в блокнот.
Бабский в отличие от нее был расслаблен, часто шутил, смеялся, пытался заигрывать с Элизабет. Вел себя так, словно предстоящая операция — для него лишь беззаботная прогулка.
В этой беседе я несколько исказил основную цели нашей миссии: и Бабский, и Бондарева сделали вывод, что мы будем охотиться за табличками Святой Истории Панди, хотя эта цель была лишь второстепенной. Мне таблички нужны лишь для того, чтобы соотнести перевод Свидетельств Лагура Бархума, к финалу которого я был близок и тестами на этих табличках. Они могли быть полезны, лишь как необязательное дополнение на случай, если у меня возникнут сложности с переводом обратной стороны пятой пластины Свидетельств. Ах, да, еще я обещал Глории постараться раздобыть их для нее — но это уже как получится.
Главная наша цель была, конечно же, Ключ Кайрен Туам, и о нем я сказал лишь то, что некоторые люди работают над вопросами его обмена, и если у них не получится тогда, возможно, придется вступить в дело нам — особым специалистам по извлечению всякого важного, того, что враги нашей империи не желают отдавать по-хорошему.
Если Бабский в самом деле как-то связан с разведкой британцев, то пусть сольет им эту информацию. В таком виде слив даже будет полезен.
Часть материалов из папки, предоставленной графом Варшавским, я скрыл — ознакомил с ними чуть позже только Элизабет. Бондарева и Бабский довольствовались лишь тем, что я счел уместным показать до начала операции.
А потом мы обедали, наслаждаюсь простыми, но вкусными блюдами английской кухни. Рецепты этих блюд были древними — их до сих пор не пробовала даже баронесса Стрельцова, до последнего времени проживавшая в Англии. Когда нам подали йоркширский пудинг, виконт Бабский спросил:
— Вы, ваше сиятельство, перед нашей поездкой выбрали именно это ресторан со значением? Любите символизм?
— Ты сейчас о названии ресторана? А в чем собственно символизм «Сент-Джеймс»? — спросил я, не совсем понимая его вопроса.
— Ну как же в замке Сент-Джеймс наши агенты убили будущего наследника престола — принца Генриха Бофорта. В Сент-Джемсе была отравлена герцогиня Анна Вудвилл — и снова не без русского следа, — блеснул знанием новейшей истории Бабский и пригубил бокал с вином.
Мне так и хотелось сказать сейчас: «А еще наши агенты Петров и Баширов отравили негодяя Сережу Скрипаля». Однако это была история из другого мира, и виконт не оценил бы мою шутку. Вместо этого я спросил его:
— Ты, Алексей Давыдович, исторические сведения где черпаешь? В британской прессе? Так там и сейчас пытаются провести мысль, будто в резко пошатнувшемся здоровье наследника тоже виноваты агенты Российской Империи. Веришь больше прессе наших врагов или все же отечественные источники информации имеют значение? Что касается названия этого ресторана, то… — я отодвинул тарелку с недоеденным ростбифом. — Нет никакого символизма в том, что я привел вас в ресторан «Сент-Джеймс». Как нет правды в том, что принца Генриха убили наши люди. Он стал жертвой борьбы за престол высшей британской аристократии, которой выгодно валить все беды на Россию и тайком, иной раз открыто гадить нашему Отечеству. Я очень не люблю наглую ложь, тем более на государственном уровне. Ресторан «Сент-Джеймс» я выбрал лишь потому, что мне его рекомендовала моя невеста. Здесь качественная английская кухня, и нам полезно приобщиться к культуре той страны, где нам предстоит работать.
— Я прожил в Лондоне почти всю свою юность, — как бы оправдался Бабский. — Мой отец руководил представительством нашей торговой палаты. Приходилось читать их прессу.
— Вы, ваше сиятельство, большой патриот. Прямо глубоко прочувствовала это по вашим ярким эмоциям, — с улыбкой сказала Бондарева. — Важный вопрос: как мы будем добираться?
— Потерпи немного, Наташ, очень скоро узнаешь, — ответил я, сделав глоток из бокала с пивом.
— Не доверяете, Александр Петрович? — разочаровано сказала штабс-капитан, пристально глядя на меня.
— Просто сохраняю интригу. И мы давно на «ты», Наташ. Не забывай. И ты, Алексей Давыдович, в обращении ко мне постарайся быть проще, — порекомендовал я Бабскому. — На этом все. Сейчас я отвожу вас в гостиницу. После того как подъедем ко входу в «Крит», на сборы вам ровно два часа — все проблемы, включая сортирный вопрос вы обязаны успеть решить за это время. Через два часа я заеду, и мы отправимся к точке, с которой стартует наша миссия.
К месту посадки «Ориса» мы добирались на бронированном «Буцефале-111», выделенном по распоряжению цесаревича из спец гаража. Когда уже проехали Чапрыгино, справа над лесом появился корвет, идущий на малой высоте на безумной скорости. Я даже улыбнулся: оказывается, Тихон Семенович лихач. Не ожидал от него, с виду строго, уравновешенного в эмоциях и поступках капитана.
Когда наш эрмимобиль запрыгал на колдобинах проселочной дороги, а корвет завис над местом посадки, Бондарева оживилась:
— Так мы все-таки летим на «Орисе»! — лицо ее отчего-то просияло.
— Тебя это радует, дорогая? — я обернулся к штабс-капитану.
Слово «дорогая», Наталья Петровна восприняла нервно, тут же забыв о корвете, и выражая милое возмущение взглядом зеленых, невыносимо притягательных глаз.
— Я понимаю, ваше сиятельство, что вы за простоту в отношениях, но не следует со мной все слишком упрощать, — сказала она, отчего моя улыбка стала лишь шире.