— Наташенька, а ты как специалист своего дела можешь прижать его ментально и вытряхнуть из него истину? — полюбопытствовал я, зная, что методы академической школы все же слишком слабоваты в сравнении с моим «Гарад Тар Ом Хаур» — то есть «Инквизитором». Этой магией я воспользуюсь, быть может даже сегодня — решу по приезду на квартиру. И уже потом, в случае если виконт Бабский, корчась от крайне неприятных ощущений, начнет вспоминать нечто такое, что подразумевает предательство и действия во вред Российской Империи, то я передам его нашей агентуре вместе с вытряхнутыми из него сведеньями. Ведь выжать эту информацию вряд ли кто сумеет лучше, чем я посредством «Инквизитора».
— Не забывай, что он тоже менталист и менталист неплохой. Если ты дашь мне свою силу, то я его легко пробью. Только далеко не факт, что из него удастся вытянуть важную для нас информацию, — сказала она, направляясь за мной к выходу.
— Наташ, позволь, напомню тебе, что говорил раньше: будь проще. И расслабься. Ничего скверного не случилось. С Бабским мы легко разберемся. Обещаю, — я остановился, взяв ее руку, с улыбкой разглядывая ее лицо, глаза: зеленые, как две морских капельки с черными точками зрачков, пронзавших меня. — У тебя глаза очень красивые, — сказал я.
— Глаза? Боги! Ты еще мальчишка! Совсем юнец! Ну как могли тебе доверить эту операцию⁈ — вспыхнула она. — Ты хотя бы можешь сейчас верно расставить приоритеты⁈ У нас в группе, вероятно, предатель! А ты — глаза!
— Я же пообещал, что проблему с Бабским решу. Скорее всего прямо сегодня. Знаешь как решу? — полушепотом спросил я.
Она растерялась, пожала плечами. А я легко обвил ее талию рукой и поцеловал в губы, коротко, но очень чувственно.
— Корнет!.. — теперь эти безумно красивые глаза метали молнии. — Ты ненормальный!
Я почувствовал сильную ментальную атаку. Наверное, другой бы сейчас на моем месте упал на пол, схватившись за голову, но я рассмеялся и успокаивающе произнес:
— Говорю же, будь проще. Расслабься и доверься мне.
— Правда? Саш, а ты всем девушкам это говоришь: «расслабься, доверься мне»? И дальше что будет? — бровка баронессы надломилась в сердитом вопросе. Наверное, в вихре эмоций Наташа забыла о Бабском.
— Мне нравится вкус твоих губ. Что будет дальше — это мне тоже интересно, и мы обязательно узнаем об этом, — ответил я.
Вместе со штабс-капитаном я поспешил к двери, из которой несколько минут назад вышел Алексей.
Он как ни в чем ни бывало стоял возле Элизабет и о чем-то болтал с ней.
— Пока ему ничего не говори. Говорить буду я, а ты наблюдай за его реакцией, в меру осторожно щупай, — подходя к парковке, предупредил я Бондареву.
— Эрмик берем? — еще издали спросила Стрельцова, указывая на близстоящий «Бурунг».
— Не спеши Элиз. У нас тут появилось несколько вопросов к Самуэлю, — ответил я и, сделав еще десяток шагов, остановился напротив виконта, затем сказал: — Сэм, ты — парень веселый, но эйхос дай сюда.
Бабский растеряно приоткрыл рот, потом все-таки вернул челюсть на место и, надевая улыбку, спросил:
— Следили, что ли, ваша милость? Своим не доверяете?
— Мы не следим — мы наблюдаем. И смотрим глубоко, в самую душу, — пояснил я, видя недоброе изумление на личике Элизабет. — Давай эйхос, он у тебя в левом кармане брюк. Заодно поясни: ты чего туда ходил? С кем-то пообщаться или все же покакать?
— Я в туалет ходил, честное слово, ваше сиятельство, — от волнения он вспомнил о моем настоящем титуле.
— Вот, пожалуйста, — Бабский протянул мне приборчик. — А что за проблема с эйхосом? Я быстро сходил в туалет и поднялся на второй этаж, там магазины. Интересно было хоть на минуту глянуть. Извините, если слишком задержался.
— Проблема такая: я несколько раз говорил: эйхосы с собой не брать! Это не шутки — это строгий запрет, который прописан в режиме проведения операции. Запрет, вполне обоснованный опытом наших людей, негласно работающих здесь, — сказал я негромко, так чтобы меня не услышал драйвер в близко стоявшем «Бурунге». — Ты нарушил очень серьезное правило. Элиз, — я повернулся к Стрельцовой. — Бери эрмик. Грузимся. Везем веселого Сэма в одно интересное место.
Я был готов к тому, что Бабский сейчас дернется, возможно попытается убежать.
Прежде чем донести свою идею, Хорек с минуту покусывал губу, потом вздохнул и сказал:
— Жить хочется, понимаешь?
— И в этом твоя идея? — Майкл улыбнулся быть может впервые за сегодняшний день.
— В этом тоже. Жить! При чем жить хорошо. Хотя бы на наполовину, как живет Сладкий. Да чего там на половину, — Хорек махнул рукой. — Хоть на сто двадцать пятую часть! А для этого надо деньжищи. Да еще так, чтобы не убили за них. А идея такая: на вокзал нам пока не надо соваться. Я пойду с утра на Элисан-стрит — там, если не знаешь, есть клуб, который держит Сладкий. Поболтаю в клубе с кем надо и постараюсь узнать, посылал ли Харис своих на вокзал. Уж я там свой человек и есть у меня с кем переговорить, да так чтоб ничего не заподозрили, — он замолчал, поднял взгляд к дальнему углу, где была паутина. Рассуждая обо всем этом, Хорек будто протрезвел, взгляд его стал более осмысленным.
— Почему бы тебе просто не пойти сначала на вокзал, походить там немного, будто интересуешься расписанием поездов или покупаешь билеты? — предложил барон Милтон. — Сам же сказал, что знаешь всех людей вашего босса. Если там кто-то из них есть, значит нам нужно переждать или поступить как-то хитрее.
— Как хитрее? Они меня увидят, потом будут хреновые вопросы. Говорю же, Сладкий всех всегда подозревает — это у него дурь такая. Николя за что застрелил? Просто за то, что ему померещилось, будто тот имеет дела с Таблеткой. А Николя между прочим Харису другом был. Потом, вишь какая штука: многие из его окружения знают, что я часто ныряю на Чиксан-стрит, а значит я в приятелях к Костлявым и Чикушей. Мне на вокзале появляться никак нельзя, если там окажутся гориллы Хариса, то… — Хорек провел ребром ладони по горлу. — Ведь тут арифметика простая: Пижона убили вы, ключ у вас, а я в приятелях Чику. И раз я гуляю мимо камер хранения, то… В общем вот то… — он снова провел ребром ладони по горлу. — Ты хоть понимаешь, где камеры на Майл-Энд? Они вовсе не там, где билетные кассы и расписания. Возле касс и расписания вертеться смысла как бы нет, — он поднес ко рту бутылку с виски.
Барон Милтон был на этом вокзале несколько раз, но это было много лет назад, и он никогда не обращал внимания, где расположены камеры хранения. Возможно, Хорек отчасти прав. Прав на уровне страхов, которые терзали его.
— Как знаешь. Тогда ступай куда собирался, узнавай, что сможешь. Придешь с полезной информацией — будешь в доле, — решил Майкл, чувствуя, что ему все больше нравится эта решительность, все яснее проступавшая в нем. Майкл начинал чувствовать себя совсем другим человеком, тем, от кого сейчас зависело многое. Например, он мог решить брать Хорька в долю или нет. И как будет проходить завтрашний визит на Майл-Энд тоже решал он — барон Майкл Милтон. Наверное, это было продолжением того стержня, о котором говорил граф Елецкий. Продолжением приятным и полезным. Прежде Майкл даже не думал, что зачавшаяся в нем уверенность, дает такую силу.
— На сегодня все. Мы с Синди устали и хотим спать. Приходи завтра утром, — последние слова барон Милтон произнес с такой твердостью, что сам удивился.
— Ты не понял, Профессор. Утром я только смогу пойти на Элисан в клуб, там открывается с десяти. Раньше одиннадцати точно ничего не смогу узнать. Давай я приду сюда к полудню или немного позже? — предложил Хорек, сделал еще глоток, фыркнул и спросил: — И чо, мне сейчас уходить? Ночь, блядь…
— Да, Хорь, проваливай! Мы устали! Хватит здесь бухать! — голос Синди стал резким. — Можешь взять свою бутылку и Чику в придачу!
При словах о Чикуту физиономия Хорька расплылась в глуповатой улыбке.
— Нет уж, Шухер. Я его подмышкой не унесу, — он с явной неохотой встал, направился к двери. — Профессор, ты же не собираешься меня кинуть? Сам туда не ходи. Дождись все-таки меня, — сказал он, выходя в коридор.
Чикуту так и оставили в коридоре на полу. Правда Синди смилостивилась и человеку, которого недавно хотела застрелить, положила под голову старую кофту, укрыла его большим мягким ковриком, на котором прежде спал Джек.
— Хочешь, как было на кухне перед тем, как начал ломиться Чику? — спросил Майкл, когда они с мисс Стефанс вошли в спальню.
— Ты грубый, Майкл, — Синди отвернулась, хотя была полна желанием, чтобы повторилось все произошедшее перед приходом ацтека. Еще ей вспомнилось, что между ней и Чикуту, тоже было подобное, но об этом Майклу лучше не знать.
— Да, я грубый, — с вызовом сказал барон Милтон, вслушиваясь в звук собственного голоса — он звучал достаточно властно, и эти твердые нотки придали Майклу еще больше уверенности. — Хочешь ты или нет, я сделаю это!
Майкл повернул ее к себе и начал расстегивать платье. Синди стояла закрыв глаза, иногда вздрагивая от его прикосновений. Когда барон справился с пуговками, он просто сдернул платье с мисс Стефанс. Повернул ее голову за подбородок к себе и сказал:
— Возьми в рот!
— Ну Майкл!.. — Синди поджала губы.
— Давай, Синди! Только не вздумай сказать, что я как Бомбей! — Майкл торопливо расстегнул брюки, левой рукой нажал на худое плечико мисс Стефанс.
Она вздохнула, как-то обреченно, опустилась на колени и поцеловала головку его члена. Коротко глянула снизу вверх и, встретившись с неожиданно строгим взглядом барона Милтона, будто нехотя взяла в рот.
Запустив пальцы в ее рыжие волосы, Майкл притянул Синди к себе. Она чмокала громко и сопела, впуская его бойца почти наполовину. Когда барон Милтон старался войти глубже, госпожа Шухер издавала долгое «м-м-м…» и упиралась руками. Сладкое ощущение ее ротика заводило Майкла Милтона так, что по позвоночнику поползли мурашки и жар начал разливаться от члена по животу. Может быть от этого, а может под воздействием приличного количества выпитого виски, Майкл вспомнил, что говорил ему недавно Чикуту. Ацтек сказал что-то вроде: «Попробуй, дрыгни ее в жопу! Будет здорово!».