— Вы меня на испуг не берите, ваша волшебная милость. Страха для Самуэля Синклера — явление чужеродное. Кстати, этот Гарад Та Охр… это на каком языке? — Бабский отпил из серебряной чаши и уставился на меня своими большими, веселыми глазами.
— На лемурийском. Если быть точным на келитском диалекте третьего тысячелетия Коралового Царства, — ответил я, присев на корточки между ним и Бондаревой.
Бабский снова расхохотался, едва не брызнув водой:
— Ох, как звучит! Сказочно! Ну давайте, ваша лемурийская милость. Этих словечек вы у господина Майкла Милтона нахватались? Он же специалист по древнейшей истории, которой, возможно, вовсе не было.
— Нет, Сэм, Майклу эта история вовсе не знакома. Да никому в этом мире она не знакома. Готовы? — я повернулся к нему, потом перевел взгляд на Стрельцову и попросил: — Элиз, я тебя очень прошу, все, что услышишь и увидишь во время этой процедуры, должно остаться тайной, известной только нам. Ни слова ни Ленской, ни даже Майклу. И тебя, Наташ, прошу о том же самом — никому ни слова! Или только после согласования со мной.
— Я могу следить за твоими действиями ментально? — подавшись вперед, спросила Бондарева.
— Можешь. Но если ты думаешь перехватить схему процедуры, то у тебя ничего не выйдет. Хотя попробовать можешь, — подсел еще ближе к Бабскому. — Готов, Сэм?
— С нетерпением жду! Являйте свою лемурятину! — взгляд Бабского стал веселым до дикости.
«Ему бы в цирке выступать», — подумал я, выходя на тонкий план и чувствуя очень плотное внимание со стороны Бондаревой. Все-таки Наташа — сильный менталист: если ей хотя бы часть моей энергетики, да отказаться от академического мышления, то она точно стала бы сильнее Хиллари. Когда я начал сканировать ментальное тело поручика, Бондарева неотрывно следовала за мной, и даже немного мешала мне — таким плотным был луч ее внимания.
Бабский тоже оказался крепким орешком, хотя он пока еще не пытался стать в защиту, найти уязвимые точки для привязки оказалось не так просто. Несколько раз, я заходил с разных сторон, с закрытыми глазами слушая его веселую болтовню. Я не спешил и действовал наверняка. Минут через пятнадцать немалых усилий, мне удалось добиться желаемого, и я активировал «Гарад Тар Ом Хаур».
Алексей Давыдович резко дернулся вперед, уронил чашу и почему-то потянулся к хрустальному кувшину с вином. Схватил его, высоко подняв, и уставился на меня, приоткрыв рот, глядя так, словно я вселял в него смертельный ужас. Кувшин виконт не удержал, пальцы сами собой разжались, и тот упал, ударившись о тарелку, разлетелся кусочками цветного стекла. Лужица красного вина разлилась по столу, увлажнила одежду Алексея.
— Ох ты, блять! — ставленным голосом выговорил Бабский. — Это что получается⁈
— Не сквернословьте, поручик! — возмутилась Бондарева.
— Как ты, Сэм, себя чувствуешь? — спросил я, делая Наташе знак рукой, чтобы она не вмешивалась.
— Я… я… блять!.. — Бабский стиснул зубы, зажмурился и прижал кулаки к вискам. Он всеми силами пытался войти в ментальную защиту, и зря — эти усилия делали крайне неприятные ощущения в его теле еще более выраженными. — Я не Сэм! — процедил он, потряхивая головой.
— Прекратите, Александр Петрович! — прошептала штабс-капитан. — Это уже слишком!
— Не вмешивайся. Потерпи и он еще немного потерпит. Другого пути нет, — ответил я, вынужденно отвлекаясь и сожалея, что предварительно не проинструктировал баронессу.
— Я не Сэм! — прохрипел Бабский и потянулся к ножу — изящному столовому ножу, с серебряной ручкой и закругленным кончиком лезвия. Убить кого-нибудь таким было нельзя, а травмы нанести можно.
Я его опередил, схватил нож раньше и отбросил в сторону Элизабет, которая все это время пребывала в напряженном внимании, но не проронила ни слова.
— Леш, то, что ты — не Сэм, это хорошо, — мягко сказал я. Этот действительно было хорошо, потому как косвенно указывало: «Инквизитор» работает правильно, и ментальные процессы в Алексее Давыдовиче отвергали все ложные утверждения.
— Моя голова! Голова взорвется! — скрипя зубами, процедил Бабский, его потряхивало все сильнее.
— Не взорвется. Эти ощущения ненастоящие — их нет на физическом уровне, — я взял его за руку — он попытался ее вырвать, но сдался. — Убери внимание с области Сеуду, очень советую, направь его во вне, — продолжил я. — Сейчас ты борешься сам с собой — это так же глупо как душить самого себя. Давай, все внимание во вне, затем принятие моих установок — сразу станет легче. Обещаю.
— Надо было предупреждать, граф! Я на такое не соглашался! — Бабский зарычал, комкая край скатерти, потянул ее на себя.
Элизабет удержала ее за другой край, штабс-капитан тоже помогла, сдвинула тарелки.
— Направил! Что дальше? — вытаращив глаза поручик смотрел на меня точно на демона.
— Отлично. Сейчас отпустит. Уже отпускает. Молодец. А теперь всего лишь отвечай на мои вопросы и главное, не пытайся уйти в блокировку — только сделаешь себе больно, — я сел поудобнее, удерживая часть внимания на тонком плане. — Кто ты на самом деле?
— Бабский Алексей Давыдович, виконт, поручик спецподразделения «Грифон» в рамках программы «Сириус». Родился в Твери 12 мая 4321 года от Перунова Торжества. Отец неизвестен. Отец, блять, неизвестен! — виконт явно занервничал, хотя его состояние до сих пор никак нельзя было назвать спокойным.
— Хорошо, Леш. Говорить правду приятно, да? — я переглянулся с Бондаревой — она не убирала внимания с моего ментала.
— Навсегда и смотря какую, — он набычился.
— В какие годы ты жил в Лондоне. Какие причины, цели проживания здесь были? — спрашивая его, я проверил точки привязки шаблона.
— С 22 августа 4337 года по 1 декабря 4340 года. Потом еще полгода, с 11 сентября 4344 по средину февраля 4345 — дату уезда не помню, — простонал он так, будто от этой незначительной забывчивости испытывал страдания.
— Хорошо. Цель проживания в Лондоне? — строго спросил я.
— Сначала не было целей — сопровождал маму. У нее были личные отношения с графом Джеймсом Хаггардом. Потом проходил курсы менталистов при университете Эри Ксео, — виконт постепенно успокаивался, и я понял, что пришла пора более важных вопросов.
— В Лондоне на тебя выходили какие-либо люди из британских спецслужб? Предлагали сотрудничество или какие-нибудь отношения? — спросил я, не сводя с него взгляда.
— Выходили. Да… Было дело… Некий Пол Олдридж, чтоб его! Я его вовремя раскусил. Понял чего он ко мне липнет. Позже понял, кто он и что имеет отношение к маркизу Этвуду. Но я не согласился на его предложения. Как разобрался что к чему, сразу послал его подальше. Примерно через неделю я вернулся в Россию, — Бабский хрипло выдохнул. — Воды, с вашего позволения! Воды!
Я сам налил ему в чашку и, поднеся ее ко рту виконта, спросил:
— В мою группу для текущей операции в Лондоне кто тебя направил? Это же не твое личное желание?
— М-м-м… — Бабский сделал глоток и оттолкнул мою руку.
Я почувствовал, как активировалась область в его сознании, которая была закрыта — видимо о ней говорила Бондарева.
— Ваше Сиятельство… Я не должен этого говорить! Есть запрет!.. — он снова замычал, и когда я повторил вопрос, поглядывая на штабс-капитана, все-таки с натугой произнес: — Ваш архимаг… из Верховной Коллегии.
— Кто⁈ — Наташа даже привстала, упираясь руками в скатерть.
— Ваш муж… Рыков Гермес Степанович, — проговорил поручик, кое-как справившись с непослушным языком.
В этот момент я понял, что на Алексея наложили блокировки еще и на физическом уровне.
Глава 18Магнитные бури
Значит, господин Рыков Гермес Степанович… Интересный поворот. Надо признать, неожиданный для меня, и, судя по реакции Бондаревой, еще более неожиданный для нее. После слов Бабского о ее муже Наташа даже в лице поменялась.
— Поручик! Ну-ка рассказывайте, какое отношение к тому, что ты здесь имеет Рыков⁈ — проговорила она, пытаясь меня оттеснить от Алексея Давыдовича.
Хотя я обдумывал версию, что Верховная Коллегия магов очень заинтересована приглядывать за мной, о самом Рыкове я как-то не вспомнил. Не вспомнил, потому что мы с ним никогда вживую не пересекались. Я бы вообще мало что знал о его существовании, если бы не частые упоминания его персоны в информационной сети и не сама госпожа Бондарева. Да, и кстати, и госпожа Ковалевская. Ведь Ольга же начала брать меня на испуг, мол, муж Наташеньки крайне важный, невообразимо опасный человек. Я испугался настолько сильно, что теперь от нескромных желаний в жар кидает, когда смотрю на Наталью Петровну.
С того момента, как на базе «Сириуса» я продемонстрировал некоторые свои возможности для комиссии магов, интерес этих ученых мужей ко мне был неизбежен. Мне на эйхос приходили текстовые приглашения то поучаствовать в какой-то конференции, то заглянуть в Коллегию или поступить на какие-то там курсы — такое я игнорировал, удалял не читая. Как-то в разговоре с Ольгой или ее отцом обмолвился, что меня напрягает Коллегия магов. В дело вмешался Ковалевский, возможно даже не он, а сам цесаревич, после чего всякие магистры перестали беспокоить меня неуемным любопытством. А тут вот как странно повернулось: Рыков — член Совета Семи, почти такой же важный в магических кругах человек, как всеми уважаемый граф Баринов Демид Федорович. Я о старшем Баринове, а вовсе не о его сыне-выскочке, которого видел во дворце рядом с Ленской. Как тесно все иной раз переплетается!
Не первый раз маги пускаются в охоту за моими тайнами. Прежде такое случалось в другие времена, в других мирах. Довольно памятный случай, когда меня пытали в хмурых стенах королевской тюрьмы Вендеркронда по приказу верховного магистра. И, если не отключать восприятие, то моему телу было нестерпимо больно. Уже потом стало очень больно им всем: за ночь я кое-как исцелил истерзанное тело, затем активировал один из своих редких шаблонов, поднабрался сил. Когда два истязателя вместе с магом-дознавателем снова навестили меня, я к их глубочайшему потрясению расплавил державшие меня цепи, ударами кине