— Как все необычно складывается. Мой Саша тоже думает о свадьбе. Ковалевские давно согласны, должны решить этот вопрос в августе, может в начале сентября. Нет, Евклид, мне больше не наливай! Я и так уже слишком с тобой расслабилась! — Елена Викторовна придержала его руку, поднесшую кувшин к ее бокалу.
— Лен… — барон вернул кувшин на стол и взял ее ладонь, нежно, мягко и одновременно властно, как это умел делать Евстафьев. — Лен, ведь и наша свадьба могла бы состояться. В любое время, если бы ты только сказала бы «да». Я по-прежнему на это очень надеюсь.
— Все, хватит об этом! Ты прекрасно знаешь, что у меня есть Майкл. И я его люблю! — графиня освободила руку из его пальцев.
— Хорошо. Я буду ждать, когда ты наконец наиграешься этим мальчишкой. Буду ждать, хоть всю жизнь. Только не отталкивай меня, позволь просто быть рядом и любить, — он снова взял ее руку, поднес к губам и начал целовать. — Любить, как это было всегда.
— Евклид, ну не надо, — простонала графиня, уже не пытаясь вырвать ладонь из его горячих пальцев.
Евстафьев встал, чуть отодвинув кофейный столик и сел на диван рядом с Елецкой. В следующий миг графиню оплели властные руки барона.
Глава 20Без нее никак
Перейдя на другую сторону улицы, Бабский наклонился над одним из мерзавцев, осторожно потянул его за плечо и с удовлетворением заключил:
— Этот преставился. Второй тоже угрозы не представляет. С вашего позволения, господин Макграт, присвою себе пистолетик. Дерьмо, конечно — «Silver Hook», но на первое время сойдет. Надеюсь, мы свои стволы скоро получим? — спросил он то ли меня, то ли Бондареву, повернувшись вполоборота к ней.
Быстро преобразился пудель императрицы. Едва убедившись, что мой порыв пристрелить его, был шуткой, Леша снова стал энергичным и не в меру болтливым. Он говорил что-то еще, рассуждая насколько дерьмовое место этот район. Я почти не вникал в его слова, лишь кивнул и вернулся взглядом к сидевшему на корточках англичанину:
— Так поясни, чего эти гориллы Сладкого потревожили ваш благодатный район?
— Ну… — Танос судорожно дернул плечами. — Ну…не знаю толком. Искали Чику и Котенка. Котенок — он у нас свежий, дней пять как или меньше. Шухер его притянула — дрыгает он ее. Она же визжит, когда ее дрыгают. Знаете? А Котенок он какой-то неправильный — не наш. К тому же он трус и идиот. Не… не так. Он был трусом и идиотом — мы так думали. А потом оказалось, что он завалил людей Сладкого Хариса, чтобы забрать у них ключи от сейфа с наркотой. Значит уже совсем не трус. С Чику все это они провернули. Идиоты, думали, что им за это ничего не будет. В общем, что-то такое… Я в точности не знаю, господин, Ма… Мак…гарт. Честное слово! Знаю лишь, что об этом сегодня в Уайтчепеле только и говорят. Причем все говорят разное. Еще я слышал, что Чику вроде уже поймали, а Котенок исчез куда-то. А еще говорят, что Котенка прикрывает какой-то сильный маг, поэтому он такой дерзкий и неуловимый. И вообще, его к нам заслали конкуренты Хариса. Может даже сам мистер Чен.
Из сбивчивой речи англичанина вырисовывалось мало ясного, однако нечто подсказывало мне, будто все это как-то связанно с содержимым нашей ячейки, украденным из камер хранения. И еще почему-то связано с Майклом. Пока я представить не мог, каким боком Майкл имеет отношение к этой истории. Моя интуиция иногда выкидывает странные фокусы: бывает, безбожно врет, а бывает, спасает мне жизнь ценными подсказками или приводит к цели самым неожиданным путем. Увы, говорит она со мной не всегда. Бывает, настойчиво молчит, даже когда я ее спрашиваю по всем канонам общения с трансцендентным. Однако сейчас она начала нашептывать что-то смутное, связывая практически смертельные ранения Майкла Милтона со Сладким Харисом и последними событиями в Уайтчепеле. У меня даже мелькнула совсем шальная мысль: уже не барон Милтон тот самый «Котенок», о котором вещал перепуганный англичанин. Ведь именно так я мысленно называл Майкла: котенок моей мамы. И то, что он трус и человек очень странный для этих мест — тоже реальный штрих к него портрету. Вот только, фраза, будто этот самый Котенок завалил людей Сладкого Хариса никак не могла относиться к брату Элизабет. В общем, пока все приобретало крайне смутные очертания и было противоречиво. Ясно оставалось лишь одно: нужно поскорее найти Сладкого Хариса.
Достав сигарету, я спросил жалкого «бога смерти»:
— Знаешь, где искать Хариса?
— Так все знают. Там, — «бог смерти» махнул рукой куда-то в темноту. — В башне Клиффорда. Его офис занимает весь 17 этаж. Но уже поздно, наверное. Вечером его там не будет.
— А где он будет вечером? — Элиз, до сих пор молчаливо слушавшая наш разговор, подошла ближе.
— Не знаю, мэм, — Эндрю Берч приподнял голову, настороженно глядя на Элизабет.
— Пристрелю тебя за «мэм», — Стрельцова навела на него ствол «Стальной Правды».
— Простите, мэм! — он закрыл рот ладонью и в нее отчаянно добавил: — Простите!
— Хорошо подумай, где искать этого ублюдка Хариса, а то нам сильно захотелось его наркоты! — Элиз щелкнула дозатором остробоя.
— Думаю дома или… Или в клубе. Да, в клубе! — утвердился он. — У него свой клуб, он там по вечерам может быть! Но я не обещаю, госпожа! Вы поймите: где я и где Сладкий Харис!
— Где его дом? Адрес! И где клуб? Расположение, название! — не опуская остробой, продолжила Стрельцова.
— Дом на Гравелл-лэйн. Адрес не знаю. Клянусь! Но там любой подскажет! — пылко заверил англичанин. — Узнать легко: такой большой, трехэтажный особняк со статуями и садом. А клуб здесь недалеко, на Элисан-стрит. Называется «Микос Дримс». Только не говорите, что я вас навел!
— Знаешь, где все это? — спросил я Элиз.
— Нет, но найдем быстро, — уверенно ответила баронесса. — Идем?
— Остановись Евклид! Хватит уже!.. — Елена Викторовна запрокинула голову, уклоняясь от его наглых поцелуев.
Однако барон не остановился и принялся целовать Елецкую не в губы, а в шею. Он знал, что ей это нравится особо и даже заподозрил, что графиня намеренно заняла такую позу на тесном диванчике.
— Лен, я тебя люблю, понимаешь? Уже столько лет! И буду ждать столько, сколько еще потребуется. Ты же сама себя знаешь: тебе скоро надоест этот англичанин. Лен… — он попытался заглянуть в ее теплые, карие глаза в которых хотелось утонуть навсегда.
— Он мне не надоест — не строй иллюзий! И не будь таким наглым! — возмутилась Елецкая, чувствуя, как мужская ладонь, гладит ее колено и поднимается выше.
Вино вскружило голову не только Евстафьеву, но и ей самой и в какой-то миг графиня подумала, что она не против такой бессовестной ласки. Наверное, Елецкая была даже не против еще большего бесстыдства и не против потом немного поиграть Евклидом, как уже было в жизни много раз. Но из прошлого опыта Елена Викторовна знала, что он потом не отлипнет.
— Тебе, Леночка, всегда все надоедают. В университете Сокольцев надоел тебе на следующий месяц. А после него Сергея Вернадский — сколько было его в твоей жизни? Не более полугода! Даже Петр тебе надоел через несколько лет замужества!
— Ни слова о моем муже! — резко осекла его Елецкая.
— Лен, давай будем честны, ведь постоянный только я. Это же правда, Лен. Ну, скажи «да», — он потянулся к ее губам.
— Нет! — ответила Елецкая, но позволила короткий поцелуй в краешек губ.
— Ну зачем боги послали этого Майкла⁈ Зачем я впустил его в свой дом⁈ — ладонь Евклида тепло и нежно гладила бедро графини выше колена. — Да, он смазливый, молодой, но он не тот мужчина, который тебе нужен! Леночка, пожалуйста!.. — поцелуй барона снова обжег ее кожу выше ключицы, а потом ниже.
— Евклид, он именно тот, кто мне нужен. Пожалуйста, успокойся, — смягчилась Елена Викторовна. Положила ладонь на затылок Евстафьева и взъерошила его волосы, в которых кое-где серебрилась седина. — И не дави на меня, ты же знаешь, я это не люблю!
— Я не давлю — я тебя просто умоляю! — он вскинул голову, посмотрел на нее масляными глазами и уронил лицо в ее декольте. Точно пес схватился зубами за атласную ткань и зарычал.
— Евклид! Не сходи с ума! — Елецкая попыталась его удержать, чувствуя, что в этот раз, она может не устоять. От его ласки, поцелуев низ живота потеплел. Это возмутительное тепло волнами пошло по телу, которому захотелось большего. Между ног стало очень влажно.
— Я хочу тебя! Очень хочу! Никогда никого не хотел, как тебя! — он лизнул верх ее груди, попытался оттянуть зубами ткань так, чтобы добраться до соска — тот, отвердевший, призывно проступал под платьем.
— Все, Евклид! Я сказала, все! Остановись! — Елецкая оторвала его голову от своей груди. — Давай по-прежнему будем друзьями.
— Мы не были друзьями. Мы были любовниками! — возразил Евстафьев, жадно лаская ее голое бедро. — И откуда появился этот Майкл⁈ Боги!
— Вот именно — боги! Они послали его мне. Я от тебя устала. Ну правда. Ты должен это понимать, — Елена Викторовна, как бы извиняясь, улыбнулась ему. Былая легкость их отношений исчезла еще год назад или раньше, и Евстафьев графиню тяготил, а Майкла в самом деле ей будто послали боги. Он стал для нее невероятной радостью и утешением в те тяжелые дни, когда с Сашей происходило что-то странное и даже страшное, да и вся жизнь слишком выбилась из привычного русла.
— Прости, Лен. В самом деле я бываю слишком навязчив. Это потому, что ты для меня так много значишь. Я не могу смириться, что рядом с тобой этот англичанин. Прости… — барон вздохнул, убирая руку из-под ее юбки. — Поцелуй меня как раньше, и я пойду, — он произнес это таким голосом, что Елецкой стало трудно отказать.
Она с полминуты с грустью и сожалением смотрела на барона, потом поцеловала в губы. Конечно, не так, как раньше, но с теплом.
— Ступай, уже поздно. Я хочу спать, — Елена Викторовна встала с диванчика, давая понять, что желает остаться одна.
— Ты — заноза в моем сердце. Я так радовался, когда ты приходила в наш дом. И все эти шумные вечеринки знаешь, для чего я собирал? — он тоже встал. — Чтобы видеть на них тебя с Петром. Вернее только тебя.