— Нет уж. Я в состоянии вас выслушать. Быть может даже хорошо, что вы зашли. Садитесь! — настояла Глория.
Елена Викторовна села, помещая ноги под близко стоявший столик. Все, что она собиралась сказать, все, что готовила в мыслях и писала на бумаге, в один миг будто кто-то стер из памяти. И была там лишь жутковатая пустота. Однако, начать разговор с чего-то следовало, ведь речь шла о ее сыне, а значит любое проявление робости здесь просто преступно.
— Я насчет Саши. Александра Петровича Елецкого, — твердо произнесла графиня и со скрытым вызовом глянула на императрицу.
— Догадываюсь. Иначе, какие еще вопросы могут быть, между нами. Ну, и дальше? — Глория устроилась напротив нее. — Говорите, графиня. Какие именно вопросы, касающиеся Саши, вас принесли в столь ранний час во дворец?
После того как Глория произнесла имя его сына так просто «Саши», у Елецкой исчезли последние сомнения: Гера не обманула ее, ни капли ни схитрила. Между Глорией и ее сыном в самом деле были те самые постыдные отношения, о которых сказала богиня. Увы…
Елена Викторовна опустила глаза вовсе не потому, что не могла выдержать давящий взгляд императрицы, а потому что стало тяжело на душе и даже страшно. За Сашу.
— Мне известно, что вы — его любовница, — не поднимая глаз сказала Елецкая. — Вы же понимаете, что это значит?
Глория с минуту молчала, шурша краем своего платья. Казалось, что это молчание режет слух сильнее пронзительного крика.
— Кто это вам сказал? Елецкий не мог такое сказать! — императрица встала, едва не смахнув со столика чайную чашку. — Кто сказал⁈
Глава 4Разящая в Сердце
— Я, наверное, здесь лишняя, — штабс-капитан попятилась к двери, давая место богине.
— Будет хорошо, если ты оставишь нас и позаботишься, чтобы сюда никто не заходил, — сказала Небесная Охотница, позволяя ей выйти. — Астерий, ты меня злишь постоянным вниманием к… — она проводила недовольным взглядом Бондареву.
Я хотел было возразить, напомнить ей о разделении отношений земных и небесных, но Артемида прервала меня, вскинув руку и прижав пальцы к моим губам, так что едва не вышел шлепок.
— Знаю, помню! Но то, что у меня на душе, я выразить вправе! — громко произнесла она, не дожидаясь, когда Наташа закроет дверь. — Это чтобы и ты знал и помнил о моем отношении! Но спешила я к тебе не за этим! Есть кое-что посерьезнее, чем твои забавы замужними женщинами!
— Арти! — я снова хотел возразить, сделать это мягко, обняв ее.
— Молчи! — резко прервала меня богиня. — У нас мало времени! Ты же знаешь, я не могу быть здесь долго! Тем более это не Россия, где мои храмы!
— Ну, говори, — я все-таки обнял ее.
— Гера что-то замышляет. Мне очень тревожно. Мне и Афине. И многим, с кем она не в ладах. К Гере начал часто являться Гермес. Хотя с Вестником все понятно — он всем готов услужить. Говорят, вчера она провела больше часа у Вечной Книги и громко поскандалила с Громовержцем. Даже посмела сказать ему, что Зевс был умнее его, и она его больше любила. Ее эринии что-то делали в вашем мире, что-то искали. Несколько дней назад она наведывалась в Индийское Семицарствие в древний храм Шамус Хунтам. Жрецы поднесли ей там какую-то важную вещь. Что-то происходит, Астерий! Да, кстати, что для тебя особо важно!.. — богиня положила мне руку на грудь. — Гера была у твоей матери. Вчера вечером. И задержалась у нее надолго. Я теряюсь в догадках. Афина сейчас пытается узнать, что она делала в индийском храме, но это не так просто. Гера слишком хитра — умеет не оставлять следы.
Вот теперь уже разволновался я, после того как она сказала о визите Геры к Елене Викторовне. Вернуться к этому я решил чуть позже, сейчас же, сохраняя спокойствие, сказал:
— Вчера она вертелась возле меня, конечно, не весь день, но неожиданно много побаловала вниманием. Сообщила много полезного для нашей миссии в Лондоне. Серьезно помогла мне на вокзале. Но ее помощь вполне объяснима: ей важно, чтобы я добился здесь успеха и случилось это поскорее. Причин ее спешки я не знаю. А под вечер, уже в ее владениях на нее что-то нашло: начала проявлять странные капризы, сердиться. В общем, перед тем как мы вернулись в Лондон, я успел подпортить с ней отношения. Но, ладно, последнее мало имеет отношения к делу. Ты хочешь, чтобы я с ней поговорил? — я отошел к плите, глядя на остатки кофе в кастрюльке — его еще вполне можно было пить и он даже был горячим.
— В первую очередь, я хочу знать, что ты пообещал ей принести из Хранилища Знаний! Думай, Астерий! Что это может быть⁈ — она, чуть сведя брови, строго смотрела на меня. — Может, ты пообещал ей такое, что уничтожит нас всех? Она странно себя ведет. Будто чувствует за собой какую-то силу. Не считается даже с Громовержцем! Она всегда легко играла им, но сейчас прямо дает ему понять, что он для нее перестал иметь значение! Понятно, что она злится из-за того, что Лето заняла ее место и своим поведением мстит Перуну, но это точно еще не все. Она что-то замышляет. Очень важно, чтобы ты сказал, что она хочет получить из Хранилища Знаний!
— Уже говорил тебе: она сама не знает, название этой вещи. Или делает вид, что не знает. О ее назначении она так же не говорит. Еще раз повторю, условия моего договора с ней таковы: эту вещь я достану ей в том случае, если она не нанесет вреда ни лично тебе, ни моей стране, и никому из моих близких, — напомнил я Охотнице то, что говорил раньше и добавил: — Насколько я помню ее слова, Гера сказала, что это не оружие и не имеет никакой пользы для людей. Использовать этот артефакт могут только боги. Вот и все, что мне известно. Сведения скудные.
— Астерий, ну как ты мог на это пойти⁈ Ты же никогда не был легкомысленным в таких вопросах! Я не помню, кому-то удавалось тебя раньше перехитрить? Кажется, нет. Гера будет первой⁈ — с колкостью спросила она. — Нашел с кем заключить договор!
— Я заключил с ней вполне нормальную сделку, и если бы ситуация повторилась, то поступил бы точно так же, — ответил я, тоже начиная сердиться, что Артемида так несправедливо поворачивает этот вопрос. — Ты прекрасно знаешь, что тогда мы были во власти Посейдона, и на кону стояла моя жизнь. И черт бы с ней, с какой-то там жизнью, но со мной была Ольга! Это одно. Второе… — я взял чашку на столе. — По условиям сделки, эта вещь не должна представлять опасности, ни для тебя, и ни для кого из близких мне людей, — вынуждено повторил. — Если окажется, что Гера обманула меня на этот счет, то и я буду в праве обмануть ее. Будь уверена, я — не бездумная игрушка в ее руках, и просто так не отдам ей эту вещь. И есть еще кое-что…
— Мне ты кофе не предлагаешь? — Артемида смягчилась, и лицо ее стало тут же милее.
— А ты такое будешь? — удивился я, и поймав ее кивок и даже слабую улыбку на лице, достал из серванта еще одну кофейную чашку. Наверное, Арти поняла, что без причин нажала на меня и решила таким милым способом исправиться.
— Ты сказал, есть кое-что еще. Что ты имел в виду? — спросила Охотница.
— Еще это кое-что, — я рассмеялся, наливая кофе. — Аппетит у Геры разгорается, и она ровно вчера попросила еще об одной веще. Все оттуда же — из древнего Хранилища Знаний. Правда в этот раз все проще: она желает, как бы в дополнение к первому артефакту, название которого упорно скрывает, штуковину, называемую «Кархан Насли Бонг». И я вынужден помочь ей с этим, потому как, если честно, она мне очень помогла на вокзале Майл-Энд. Причем помогла не без вреда для себя: получила пулевые ранения и еще засветилась, нарушая едва ли не все Небесные правила.
— Что такое «Кархан Насли Бонг»? — Охотница нахмурилась, принимая исходившую паром чашку кофе.
— «Кархан Насли Бонг» в переводе с моего почти родного языка означает «Камень Нового Бога» — древний, еще долемурийский артефакт. Если верить легендам, с его помощью из любого человека можно сделать бога, изменяя его энергетику и наращивая число тонких тел то ли до двенадцати или даже до восемнадцати, — я сделал глоток кофе. — Кстати, то ли в шутку, то ли всерьез она предлагала «Кархан Насли Бонг» использовать для трансформации в бога меня. Да, да, я бы мог пополнить ваш небесный сонм. Сама понимаешь, что я ответил. Если говорить об этих камешках то, опять же по легенде, их имелось не менее семи штук — все разной силы. Полагаю, «Кархан Насли Бонг» ей нужен для того же, что и первая вещь. Остается гадать для чего. Подумай над этим с Афиной. Да, и… есть еще кое-что…
Я замолчал, намеренно испытывая терпение богини. Она была такой милой сначала в своей серьезности, а теперь в легкой растерянности. Глядя на ее чистое, истинно божественное лицо, я сделал глоток кофе. Мне было сладко. Сладко от ее близости, от созерцания ее красоты.
— Астерий, ты издеваешься? — не выдержала Охотница. — Ты же знаешь, я не могу задерживаться здесь долго! Выкладывай скорее! Хочешь мою стрелу между ребер?
— Арти, но я — эгоист. Мне приятно, когда ты рядом, — я наблюдал, как она тоже глотнула кофе и скривила губы. — Мне приятно за тобой наблюдать. Даже когда ты сердишься и когда тебе что-то не нравится.
— Горькое! Говори, Астерий! — Охотница начала сердится всерьез.
— Хорошо. Но это можно произнести только на ушко. Слишком велика важность, — отставив чашку, я подошел к ней, обнял и почти касаясь мочки ее уха в серебристых волосах, прошептал: — Когда я давал Гере обещание, то пустился на одну хитрость. Поцелуй меня, и я скажу дальше…
Она это сделала. Торопливо, небрежно. Но и на том спасибо. И я продолжил:
— Так вот, когда я давал обещание, то немного запутал ее словами и сказал так: «добуду для тебя одну вещицу из Хранилища Знаний, при условии, что вещица будет именно там». Понимаешь? Я не сказал, что принесу именно ту вещь, которая ей нужна, но оставил за собой право принести «одну вещицу» оттуда, то есть любую вещь из древнего Хранилища, которую сочту нужным.
— Астерий! — Охотница сдавила меня так, что я подумал, не пришел ли мой последний миг в этом теле.