За эти недолгие минуты, которые прошли после возвращения Небесной Охотницы, я успел изрядно поволноваться. Вот, что мне ответить ей сейчас? Сказать правду, что скучать у меня как бы не было времени? Я схитрил, повернулся к Афине и, ловя взгляд Светлоокой, произнес:
— Афина, ты правда не давала мне скучать?
— Арти, ну зачем ты так? И я, и Астерий помнили о тебе, — пришла на помощь Воительница. — Мы вместе решили, что как бы нас сильно не влекло друг к другу, ты всегда будешь для меня самой любимой моей подругой, а для Астерия самой любимой женщиной на небесах. Может, вернемся во дворец? — предложила она. — Здесь становится жарко.
— Да, идемте. Я слышала, что Астерий решил пробыть у меня в гостях еще два дня. Всего два дня — это так мало, тем более для нас двоих, — Артемида переглянулась с подругой. — Я хочу, чтобы эти немногие дни были приятны нам всем.
— Два дня, для нас четверых, — исправил я богиню, положив ладонь на ее живот, где был наш ребенок.
Конечно, Артемида все знала о том, что случилось между мной и ее сестрой. Это я понял еще по пути ко дворцу. Арти и Арета перешептывались, когда я немного отстал, чтобы вытряхнуть из обуви камешек, и до меня долетела часть их разговора. После обеда мы вместе плескались в бассейне: вышло это еще менее скромно, чем прошлый раз — Артемида позволила мне куда больше вольностей.
Под вечер, когда уже опускались сумерки, я все-таки нашел удобное время и отправился на поиски Бондаревой. Нашел ее сначала ментально не без помощи Бабского: Наташа была где-то у начала ущелья, примерно в километре от дворца богини. Поспешил туда, чтобы успеть до темноты. Застал я штабс-капитана возле тонкого ручейка, стекавшего с каменного уступа. Наташа практиковала там магию холода, которой я ее недавно обучил.
Я остановился в полусотне шагов, наблюдая за менталисткой. Перед правой ладонью баронессы появилось голубое свечение, расходившиеся в стороны бледной короной. Добившись приемлемой температурной разности, Бондарева резко выбросила руку вперед, направляя холодный поток на струйку ручья, тут же превращая ее в лед.
— Наташ, пойдем ко дворцу. Уже поздно, скоро стемнеет, — сказал я, подходя к ней сзади.
— Уйдите от меня, корнет! Сама разберусь, когда мне следует вернуться! — ответила она, не поворачиваясь.
— Наташ, ну прости. Нехорошо вышло. Просто дурное стечение обстоятельств, — я попытался ее обнять.
— Не смей меня трогать! Больше никогда не смей даже прикасаться! — она ловко вырвалась из моих рук, применив прием ухода от захвата — такие тренировали в «Грифоне». Предостерегающе выставила руки перед собой. Тут же воздух вокруг ее ладоней засветился морозной синевой. Дохнуло холодом.
— Ты многому научилась. Наташ, ты восхищаешь своими талантами. Давай, покажу тебе базовые упражнения по кинетике? — предложил я, не обращая внимания на ее магическую угрозу.
— Правда? Снова за поцелуй? Или теперь ставки повыше: сначала пожелаешь меня дрыгнуть? — ехидно спросила баронесса.
— Дорогая, зачем ты так? Ты же прекрасно понимаешь, в произошедшем не было моей вины. Просто неудачное стечение обстоятельств. Пожалуйста, не сердись, — я взял ее руки, от которых по-прежнему исходил опасный холод — пришлось потерпеть.
— Какая я дура! Ну зачем я тебе это позволила! Повелась, как безвольная девчонка! Ненавижу себя! — она поджала губы, и я почувствовал, что Бондарева сейчас заплачет.
Обнял ее, прижал к себе. Ее грудь задрожала, прижавшись к моей. Моя щека стала мокрой от ее слез.
— Граф… Давай останемся друзьями. Никаких больше игр! Никаких поцелуев! Мы уже так наигрались, что потеряла уважение к себе!.. Прошу, я не могу так!.. — всхлипывая произнесла она.
— Наташ, мы больше, чем друзьями. Просто признай это. Зачем ты придумываешь для себя эти сложные правила? — я поцеловал ее в мокрую щеку.
— Не трогай меня больше, пожалуйста, — она тоже поцеловала меня. — Это для тебя все так просто: и богини твои, и Ольга Борисовна, и весь мир у твоих ног. Но для меня все по-другому. Пожалуйста, оставь меня.
— Наташ, а давай так: пусть все успокоится. Прежде всего, успокоишься ты. Ведь не случилось ровным счетом ничего. Ты сама выдумала для себя эти проблемы, — я встряхнул ее.
Она молчала, иногда шмыгая носом. Потом сказала:
— Пошли во дворец. И прошу, не лезь ко мне больше. Может быть, ты прав — пусть сначала все успокоится, но сейчас я хочу побыть одна. Хочу скорее вернуться в «Сириус». Буду просить Бердцкого, чтобы включил меня в ближайшую операцию. Мне противопоказано бездельничать.
В гостях у Небесной Охотницей мы пробыли еще два дня. Все это время я в основном проводил с Арти. Недовольной нашим небольшим отпуском была только Бондарева — она держалась в сторонке, не засиживалась за ужином, а после завтрака спешила уединиться куда-нибудь к алтарям горных духов или к водопадам. Я несколько раз пытался заговорить с ней, Наташа вроде бы не сердилась на меня, даже как-то бледно улыбалась, но старалась быстрее закончить разговор и уйти. А встречи с Афиной баронесса и вовсе избегала особо старательно. Даже не присоединилась к нам на обед, когда увидела, что за столом рядом со мной сидит Арета.
В Москву мы вернулись в воскресенье около одиннадцати утра. Вышли через портал в храме Артемиды на Гончарной. Наверное, жрицы были каким-то образом оповещены, и наше появление в помещения, закрытых для посторонних, не вызвало у них удивления. В воскресное утро главный зал храма был полон прихожан, особенно тесно народ стоял у алтарей. Кое-как мы протолпились к выходу, остановились под портиком, глядя на храмовую площадь, поток эрмимобилей на Гончарной, высокие, освещенные летним солнцем башни — Москва… У меня было такое ощущение, что я не был здесь больше года — так много событий произошло за эти немногие дни.
— Какие пожелания? Какие планы на сегодня? — спросил я, весело щурясь от солнца и доставая из кармана последнюю измятую сигарету.
— Буду привыкать к жизни земной! — рассмеялся Бабский. — Честное слово, небесная слишком расслабляет, — но здесь тоже неплохо, он встряхнул тяжелый рюкзак, который снял с плеч. — Мне, ваше сиятельство, точно есть чем заняться. Нужно же разобраться с вещицами герцога Уэйна.
— Разбирайся, но с умом. Еще раз напомню, вещицы там не просто дорогие побрякушки, — я прикурил. — И не забудь, завтра в шестнадцать тридцать встречаемся у дворца. И особо не забудь прихватить с собой Таблички для императрицы.
— Саш, я не пойду. Мое присутствие там необязательно. Пожалуйста, сходите без меня, — попросила Бондарева. — Сейчас Ключ тебе отдам, — штабс-капитан тоже сняла рюкзак.
— Хочешь сразу на базу? — я помнил ее недавнее настроение скорее вернуться в расположение «Сириуса».
— Нет, сначала навещу Рыкова. Есть что ему сказать, пока еще мы с ним не чужие. Может, задержусь здесь на день, два, — Бондарева вытащила из рюкзака сверток, перетянутый кожаными ремешками и, прежде чем его мне вручить, сказала: — Знаешь, что для меня странно… За все это время ты ни разу не спросил о Ключе. Не побеспокоился о его сохранности. Будто для тебя эта вещь, ценность которой невыразима для нашей империи, не важнее украшений, что прибрал поручик, — она кивнула в сторону Алексея Давыдовича.
— Прости за невнимательность к столь важной штуке, — я улыбнулся, взяв у нее сверток с поддельным ключом и небрежно сунул его в свой вещмешок, переглянувшись с Элизабет — Стрельцова знала правду о Ключе.
— Я ни на каплю не чувствовала твоего ментального интереса, хотя бы какого-то беспокойства о легендарном Карен Туам. Не хочешь это объяснить? — со всей проницательностью менталистки Бондарева смотрела на меня.
— Ладно. Могу поделиться великой тайной. Но не при всех. Отойдем? — я взял ее за руку и отведя за дальнюю колонну, сказал: — Объясню за поцелуй.
— Боги, Елецкий, ты повторяешься! Снова и снова повторяешься! Будь хоть немного изобретательнее! — Наташа отмахнулась от сизого языка табачного дыма.
— Хорошо. В этот раз буду нестандартным и открою секрет просто так… В общем, тот Ключ, что хранился у тебя — подделка. Настоящий лежал на нижней полке. Я взял его уже перед выходом из хранилища, — признался я, прижимая баронессу к мраморным граням колонны.
— Так и подумала, — ответила она, чувствуя себя неловко. — Просто хотела уточнить, верна ли моя догадка.
— Наташ, не спеши в «Сириус». Задержись здесь хотя бы дня на три, лучше пять. Сегодня-завтра у меня не будет свободного времени, а потом мы могли бы встретиться, — я обнял ее, потянулся к губам.
— Нет. Если я тебе на самом деле нужна, найдешь способ встретиться, где бы я ни была, — произнесла она и будто нехотя ответила на поцелуй.
— Как ты дразнишь! Хочу тебя дрыгнуть, — прошептал я ей в ухо. — Прямо сейчас очень хочу.
— Наглец, — ответила она, оттолкнула меня и усмехнулась. — Желай дальше. Можешь прислать мне сообщение — я послушаю твои откровения, как сильно ты меня хочешь. Но сегодня на этом расстанемся. Не забудь купить цветы Ковалевской и маме тоже.
На этом мы и расстались. Бондарева с Бабским уехали с парковки на «Арчере» службы извоза. Я же с Элизабет и Майклом прошел пешком до цветочной лавки. Купил пять роскошных букетов роз. Три отправил быстрой доставкой: Ольге Борисовне, ее маме и Талии. В букет для Талии вложил открытку, написав: «Привет, дорогая! Меня долго не было в Москве, освобожусь, навещу тебя с Родериком, все расскажу. Здоровья ему. Тебе сил и терпения. Одной большой любви вам на двоих» — захотелось именно так, открытой, да и не было у меня эйхоса. И когда я уже вручил букет Элиз, отчего приятно порозовели ее щеки, я все-таки вернулся снова к цветочной лавке, подумав о Ленской. Да, она изменила мне, и я с ней об этом еще серьезно поговорю. Но как бы ни сложились наши отношения дальше, это не значит, что она не может быть мне подругой. Я купил ей букет роз, очень похожих на ту, лепестки с которой я ронял в недавнюю ночь на актрису и ее нового воздыхателя.