Неожиданно со стороны коридора справа, где прежде стоял граф Томский и его люди, раздались негромкие аплодисменты. Это прозвучало так неожиданно, неуместно. Я повернулся и увидел Глорию в сопровождении знакомого мне камергера, Эреста Павловича.
Императрица еще несколько раз хлопнула в ладоши и, проходя мимо меня, сказала:
— Елецкий! Немедленно ко мне! Остальным разойтись!
Я, на полминуты задержавшись возле Ольги, догнал Глорию у начала Лазурного коридора и известил:
— Извините, ваше величество, но мне назначена аудиенция у цесаревича! Шел как раз к нему. Позвольте, посетить вас позже!
— Как только закончишь с Денисом, сразу ко мне, — не оборачиваясь ответила Глория. — И Ковалевскую тоже приведи.
— Она сегодня в хорошем настроении, — шепнул мне Эрест Павлович и этак дружески прикрыл правый глаз.
Как-то совсем хреново складывался для меня этот визит во дворец. Какие-то безумные и крайне неприятные наговоры на меня, теперь Глория требует зайти с Ольгой. Зачем ей это⁈ Что на уме у венценосной англичанки? Мне даже подумалось, уж не происки ли Геры скрыты во всем этом? С Величайшей мы как бы не врагами расстались, и я не ждал от нее подлостей, но почерк очень похож: обстоятельства складываются так, что очень хочется выматериться.
Когда я вернулся, собравшиеся в зале почти разошлись — все знали, что слова императрицы имеют серьезный вес. Двое магистров, задержавшихся у двери, тут же отвернулись от меня, как бы давая понять, что я даже не достоин их взгляда. В дальнем конце зала стоял кто-то в черной мантии и Томский. Его я знал в прошлом через отца, но сейчас меня беспокоила только Ольга: она повернулась к окну и едва сдерживала слезы.
— … такого не могло быть! Насколько я знаю, уж поверьте, ваше сиятельство! — пытался убедить ее Бабский.
— Оль! — взял ее руку, с нежностью погладил. — Ты мне веришь?
— Да. Стараюсь… — она сглотнула ком, стоявший в горле.
— Пожалуйста, верь. Все было ровно так, как я тебе рассказал. И не волнуйся так! Ничего же особенного не случилось, кроме выпадов этих горе-волшебников, — я ее приобнял, хотя во дворце такое считалось верхом неприличия.
Ковалевская убрала мою руку.
— Ольга Борисовна, судите сами, — вмешалась Элизабет. — Даже если такое было бы, то за три дня она никак не могла бы почувствовать беременность! Поэтому, будьте уверены, эти обвинения — чья-то ложь! Кто ее распространяет и для чего, пока непонятно.
— Особенно непонятно, для чего нужно было сказать такое при всех! Если такое в самом деле случилось бы любой человек в здравом уме постарается решить этот вопрос, не поднимая столько шума! Боги, да еще во дворце! Говорила тебе, Елецкий, говорила, Рыков — не тот человек, с кем стоит связываться! — произнося это Ковалевская несколько раз ударила меня кулачном в грудь. — Слухи о нем не самые приятные. У них там в Коллегии своя империя. Вам, Алексей Давыдович, я очень благодарна, что вы поддержали Сашу, но не стоило это делать так открыто. Теперь ваша карьера мага вряд ли возможна.
— Они меня весьма возмутили, Ольга Борисовна! Иначе было нельзя. Все-таки я себя по-прежнему чувствую в команде Александра Петровича. Да, у меня были кое-какие планы на место повыше, но я даже рад, что так вышло. Мне вполне хватит службы, что есть, — отозвался поручик, не имея права произносить название подразделения, в котором он числился.
— Спасибо, Леш, — в знак благодарности я положил ему руку на плечо. Хотя поддержка Бабского для меня не имела важности, все равно приятно, что он не вильнул в кусты и не переметнулся к Рыкову. А ведь до того, как попал в мою группу, Бабский ходил под мужем Бондаревой. Как показал «Инквизитор» не без стараний последнего был предложен в мою группу. С этой минуты я еще больше зауважал Алексея Давыдовича. Хоть он и прохвост, и человек с большими причудами, но законы чести сполна соблюдает.
— Иначе никак нельзя было, Александр Петрович, — отозвался он.
— Так, я сейчас же пойду к Денису! И все ему расскажу! — решила Ковалевская. — Он должен знать всю правду!
— Оль! — попытался я остановить ее.
— Это необходимо, Саш! Он должен знать. Я не хочу, что он о тебе плохо думал. Тебя оболгали, и это не какие-то невинные наговоры! Это очень, очень серьезно! — княгиня порывисто зашагала через зал. — Ждите у приемной! Вас вызовут!
Мне жутко хотелось курить, но здесь как бы нельзя и неизвестно сколько придется сидеть перед приемной. Пока мы шли, мысли лихорадочно вертелись вокруг Наташи. Меня мало заботило, что обо мне думает Рыков и все Коллегия этих фокусников. А вот мотивы Бондаревой, почему она сделала так, стали этаким больным нервом. Ведь мы с вполне нормально расстались с Наташей. Более чем по-дружески. Когда под портиком храма Артемиды я отошел с ней подальше от людских глаз, баронесса была тепла со мной, и будто бы в ней не осталось прежней обиды. Она даже шутила, ответила на мой поцелуй и сказала, что будет ждать сообщений на эйхос. Если между нами все так безоблачно, то зачем она сделала это⁈
— У тебя с ней точно ничего не было? — шепотом спросила меня Элизабет, когда мы остановились в приемной.
Я не раскрывал подробностей Стрельцовой того, что случилось между мной и Бондаревой, но в общих чертах ситуацию она знала.
— Элиз, уж тебе врать я точно не стал бы. Можешь не сомневаться: ничего не было. Мы были на грани этого, но появилась Афина, — пояснил я, хотя это я, кажется, уже говорил.
— Значит этой подлой ложью, кто-то хочет тебя опорочить. Для чего и перед кем? Может перед Ковалевской? Или перед цесаревичем? — предположила англичанка. — Как думаешь, Рыков, перед тем как мы его встретили, мог быть у Романова?
— Вполне, — вместо меня отозвался Бабский. — Он же со своими шестерками как раз шел со стороны приемной.
— Если он был у цесаревича и касался этой темы, тогда нет ничего удивительного, что столь личный вопрос он вынес на публику. Кто-то желает поднять вокруг тебя много неприятного шума, — сказала англичанка и повернулась на звук открывшейся двери.
— Елецкий! — Ковалевская выглянула в коридор и приглашающе махнула мне рукой. — Вы пока ждите! — добавила она для Стрельцовой и Бабского.
Я пошел, сопровождаемый недовольными взглядами каких-то важных незнакомцев. Вероятно, мое появление сдвинуло их очередь на аудиенцию.
Ольга, даже за руку взяла меня заводя в кабинет, точно маленького ребенка. Денис стоял возле книжного шкафа в пол-оборота ко мне.
— Здравия, ваше высочество, вам и всему императорскому дому! — произнес я обычное приветствие, сделав это как-то без души, зная, что цесаревич в вопросах дворцового этикета не особо щепетилен.
— И вы будьте здоровы, Александр Петрович, — Романов повернулся ко мне. — Как все неожиданно вышло, собирался говорить с вами о вещах куда более приятных, а тут… Давайте сначала закроем эту тему с госпожой Бондаревой, а потом вернемся к тому, ради чего вы, собственно, здесь. У вас точно с Бондаревой ничего такого не было?
— Ваше высочество, полагаю, Ольга Борисовна уже все рассказала. Давайте для верности кратко скажу, что было, — я остановился у края стола. — С моей стороны было ухаживание за ней. Были нескромные намеки. Поцелуи и весьма вольные объятия тоже были. Извините за совсем уже непристойные подробности: давал волю рукам и даже под юбку к ней залез, но того, от чего случаются дети не было. В этом клянусь. Хотя, это могло бы случиться. Для полноты картины хочу заметить, что Наталью Петровну никак нельзя счесть дамой склонной к подобным шалостям. Она очень строга в этом вопросе и мне стоило немалых усилий, чтобы ее… В общем, вы понимаете.
— Удивлен. Даже потрясен! Порой о важных имперских людях узнаешь такие подробности, что диву даешься! — цесаревич с улыбкой покачал головой. — Ведь Рыков приходил ко мне ровно по этому вопросу. Требовал наказать вас, отстранить от всех возможных имперских дел, требующих магической поддержки. Кстати, он запустил процедуру отзыва вашей квалификационной грамоты, как мага. Так же желает лишить вас награды: серебряной «Звезды Имперского Мага». Если в последнем я ему, разумеется, откажу, то магическая квалификация — исключительно дело Коллегии. Получается, вы, Александр Петрович, скоро не будете считаться магом.
— Позвольте полюбопытствовать, ваше высочество, Рыков думает, что я после этого лишусь магических способностей? — с улыбкой спросил я. — Насколько мне известно, человека делает магом вовсе не бумажка из их Коллегии.
— Именно так. Это большая глупость и можно над этим смеяться, но увы, у нас положение дел таково, что многие люди, талантливые в области магии, зависимы от Коллегии. Для них, несмотря на бесспорные таланты, закрыта дорога для имперской службы. Разумеется, вас это никак не затронет, поскольку вы, Александр Петрович — мой человек, и всякие Рыковы не могут оказать на это никакого влияния. Но появление Гермеса Степановича было полезным. Будете курить? — цесаревич открыл ящик стола и вытащил коробку карибских сигар. — Ольга Борисовна не возражаешь против табачного дыма?
— Курите, — Ковалевская по-прежнему оставалась серьезной, даже обеспокоенной.
— Так вот, я о пользе от его визита. Благодаря ему я всерьез задумался, что нужно менять положение дел с той властью, которую обрела у нас Коллегия Имперских Магов. Они стали как неподотчетное государство в государстве, и это зачастую становится вредным для дел в нашем Отечестве. Кстати, главной причиной, по которой ко мне приходил Рыков было… — Денис Филофеевич прикурил. — То, что он подавал прошение на титул виконта. И я теперь засомневался, что этот титул он получит. Если будет доказано, что он вас оклеветал, то это очень серьезный повод ему отказать. Но, боги с ним! — цесаревич махнул рукой и глянул на меня: — Куда важнее всяких архимагов для меня вы. И чем больше я вас узнаю, тем больше удивляюсь. Мое восхищение часто сменяется недоумением. Я кое-что слышал о вашей связи с Ленской. А вот теперь еще с Бондаревой… В общем, у меня нет слов. Разве что такие: Бабник вы, Александр Петрович! Редкий бабник, из того, что я теперь знаю! И все бы хорошо, но зачем Ольгу так обижаете?