ь эту операцию.
У Варшавского мы просидели больше часа. Сначала было награждение. Всем нам вручили по ордену «Святой Орел Империи» первой степени — это одна из самых высоких имперских наград. Увы, нефритовая шкатулка с орденом для штабс-капитана Бондаревой осталась лежать на столе Варшавского, рядом с Наташиным эйхосом, запечатанным в пакет. К орденам прилагалось солидное денежное вознаграждение, которое больше всех обрадовало Стрельцову. На этом сюрпризы для моей чеширской кошечки не закончились. Елисей Иванович вручил ей удостоверение, в котором значилось, что отныне Стрельцова Елизавета Борисовна — лейб-агент особого назначения при Четвертой Имперской Канцелярии.
Элиз, получив жетон и удостоверение, бегло прочитав несколько строк, с радостным недоумением повернулась ко мне. Я взял из рук Стрельцовой новый документ, прочитал тоже и спросил Варшавского:
— Елисей Иванович, как это понимать?
— Никак. Это не нужно никак понимать, — отозвался Варшавский. — Госпожа Стрельцова как была под вашим началом, так и остается. Документы, должность — это как бы формальность, но формальность полезная прежде всего для самой Елизаветы Борисовны. Уж, согласитесь быть на службе у императора, это не только почетно, но и, прямо скажем, выгодно. Она будет числиться как агент при Четвертой Имперской Канцелярии, кстати, как и вы, Александр Петрович. Но ваши документы будут оформлены несколько позже ввиду того, что есть бумажные проволочки на стороне Трубецкого. Кстати, обходной-то вы там не подписали.
— Так мне его никто не давал. Я же сдал форму, писал там рапорт Бердскому, — несколько рассеяно ответил я. Поскольку для меня эта волокита не имела никакого значения, я не слишком помнил детали бумажной возни в мое последнее посещение «Сириуса».
— Желательно это исправить, как будет у вас время, — сказал императорский конфидент и открыл сейф, чтобы убрать эйхос и личные вещи Бондаревой.
— Елисей Иванович, может я передам Бондаревой ее вещи, эйхос и орден могу вполне торжественно вручить? Мне все равно туда лететь, подбирать команду и этот, как его, обходной… — предложил я, поймав недовольный взгляд Ковалевской и многозначительную ухмылку Бабского.
— Я бы подумал, что вы после этого инцидента и говорить с ней не пожелаете, — он скрипнул тяжелой дверью сейфа, открывая ее шире. — Эйхос и ее оружие передать вам не имею права. Орден пусть вручает Бердский или Трубецкой — уж как они сами решат. На этом, господа и милые госпожи, все — самая приятная часть закончена. Теперь перейдем к части не столько приятной, сколько интересной. Ей займемся наедине с вами, Александр Петрович. Или желаете включить кого-то в обсуждение планов по предстоящей экспедиции?
Планы по организации миссии на Шри-Ланку я обсуждал с Варшавским без свидетелей. Хотя скрывать наброски нашего замысла не было необходимости, Ковалевская сама проявила инициативу и увела за собой Элизабет с Бабским.
Разговор с Елисеем Ивановичем не был долгим, поскольку пока не имелось никакой конкретики. Я лишь в общих чертах обрисовал ему требования к вимане, которая нас доставит на остров, а также пожелания по оборудованию, вооружению и составу экспедиционной группы. Все это он записал в блокнот, уточнил по срокам. Прежде чем расстаться с ним, я довел до императорского конфидента, что Ключ Кайрен Туам, переданный ему, ненастоящий. И пока изумление не сползло с его лица, объяснил ему причины. Где будет храниться Ключ настоящий, я говорить не стал, и на этом мы расстались.
Когда я вышел, желание связаться с Бондаревой во мне разыгралось с новой силой. Остро хотелось прояснить что же это такое было сегодня в зале дворца, недалеко от рабочего кабинета Дениса Филофеевича. Но, увы, эйхос Наташи по-прежнему оставался у Варшавского. Сама она то ли была еще в Москве, то ли успела вылететь на базу «Сириуса». Можно было отозвать в сторонку Бабского и попросить его обнаружить баронессу экзоментальным сканированием, однако не хотел давать ему такое поручение при Ольге. Решил вернуться к этому вопросу позже, может отозвать поручика под предлогом перекура. Алексей не курил, он мог обратиться к нему ментально и увести за собой.
Сейчас передо мной стояла чуть иная цель: визит к Глории. Хотя императрица сказала, чтобы я пришел к ней с Ковалевской, я решил сделать по-своему: оставить Ольгу с Элизабет в зале и зайти вместе с Бабским. Бабский отчасти знал о моем намерении и по этому случаю тихонько нервничал. Внешне он не подавал вида, однако, каким бы не был он хорошим менталистом, я уловил волну его скрытого беспокойства. Честно признаюсь, спектакль, который я затеял, был совершенно ненужным — несерьезно для Астерия заниматься подобной ерундой. Но мне хотелось, ведь если не баловать себя всякими глупостями, то жизнь может стать скучной.
— Елецкий, надеюсь ты там ненадолго. Не забывай, что вечером расстанемся и я улетаю как минимум дня на три, — напомнила Ольга Борисовна, когда мы приблизились к янтарному залу дворца.
— Оль, я не знаю, чего она от меня хочет. Мне нужно лишь передать ей таблички и задать несколько интересных вопросов, а вот что нужно ей… — тут я задумался, стоит ли говорить моей невесте, что Глория желала видеть ее. Все-таки такое желание со стороны императрицы выглядело странным и тревожным. Я решил сказать. Остановил Ковалевскую, придержав ее за руку и когда Бабский с Элизабет ушли вперед на несколько шагов, шепнул о необъяснимом пожелании Глории.
— Я не пойду к ней! Я не хочу с ней ни о чем говорить! Если будет настаивать, я к Денису обращусь! — вспыхнула княгиня.
— Оль, обижаешь. Отчего сразу Денис? Разве не я твой главный защитник? Во-первых, я постараюсь все повернуть так, чтобы тебе не пришлось заходить. Уточню, что ей нужно и как-то закрою этот вопрос. А во-вторых, если даже тебе придется с ней встретиться, то уж поверь, в обиду я тебя не дам, — заверил я, входя в янтарный зал.
— Я сама себя в обиду не дам! — отозвалась Ковалевская, раскрасневшись от волнения.
Кивнув караульным гвардейцам у двери в покои императрицы, я направился к другой двери, той за которой находился ее камергер — так советовала делать мне сама Глория. Постучал. Выглянул какой-то неведомый мне старичок в серебристом кафтане, за ним появился Эрест Павлович. Он сразу понял меня, кивнул и сказал:
— Сейчас, ваше сиятельство, доложу. Ее величество уже спрашивала о вас.
— Бабский, с вещами за мной, — распорядился я, когда дверь в комнаты камердинеров закрылась.
Не люблю я армейский язык, но он для многих понятнее. Вот и поручик браво вскочил с дивана, хватая рюкзак с табличками. Подчиняется, хотя он старше меня и по званию, и по возрасту, и формально не должен подчиняться — ведь лондонская операция окончена, группа распущена.
Вдвоем с поручиком мы остановились напротив высокой двери, покрытой золоченой резьбой. Сверкая аксельбантами, ее усердно стерегли два рослых гвардейца.
— Я точно там нужен, ваше сиятельство? — забеспокоился Бабский.
— А как же у самой императрицы без ее любимого пуделя? — с усмешкой отозвался я. Алексей Давыдович — хороший человек, но были у меня с ним кое-какие мелкие счеты. А я, мелочная душа, решил эти счеты сейчас свести. Честное слово, беззлобно, но для забавы. Пудель любит шутить, пусть оценит мой юмор тоже.
— Но это же как бы личное, — попытался возразить он.
— Сэм, ты чего, дрейфишь? Под вражескими пулями не дрейфил, а тут уже готов обосраться? Или тебя предварительно в туалет сводить? — я повернулся к нему и в этот момент высокая дверь открылась.
— Прошу, ваше сиятельство, — пригласил Эрест Павлович.
Я подтолкнул Бабского вперед.
— Ее величество только о вас распорядилась, — воспротивился камергер.
— Ее величество будет рада. Она с огромным нетерпением ждет нас двоих, — настоял я, уверенно проталкивая Бабского дальше.
«Ваше сиятельство, Глория в гневе бывает страшна!», — ментально застонал Бабский.
«Главное не навали ей кучу в покоях. В хранилище Уэйна можно — здесь нет!», — весело ответил я ему.
Вообще, не ожидал от боевого пуделя такой робости, да еще перед кем! Перед нашей общей любовницей! Как же все интересно поворачивалось! Наверное, многие меня не поймут, но я любою такие моменты — в них и раскрывается вкус жизни.
— Елецкий! Это что за самовольство⁈ Я приглашала тебя и Ковалевскую! — Глория появилась со стороны столовой в черном с золотыми узорами платье.
— Это сюрприз, ваше величество! Мы к вам с приятнейшим подарком. И вышло так, что мы с Алексеем Давыдовичем одновременно по вам соскучились, — сказал я, бодро направляясь к столу. — Сэм, не стой столбом, — я обернулся на сбитого с толка виконта. — Выкладывай подарок! Императрица ждет!
— Я тебе говорила, Елецкий! Много раз, говорила, как мне хочется тебя убить! — в глазах Глории первоначальное возмущение сменилось любопытством.
— Ваше величество, почти те же самые слова мне часто говорит сама богиня — Гера. Вы с ней очень похожи. Наверное тем, что обе божественны, — я заметил, как на губах англичанки заиграла улыбка. Ей понравился мой скрытый комплимент.
— Позвольте, ваше величество, для вас старался, — наконец подал голос поручик, стукнув о стол первой табличкой, вытянутой из рюкзака.
— Бабский! А тебе не кажется, что ты даже не соизволил меня приветствовать, как то положено? — Глория подошла к столу. — С Елецким мы сегодня виделись, с тобой еще нет!
— Извиняюсь, ваше величество! — поручик даже слегка побледнел. — Нижайше прошу прощения! Забылся! Здравия вам и всему императорскому дому!
— Выкладывайте, чем вы там меня решили порадовать, — Глория, стоя с противоположной стороны стола, разглядывала ложившиеся перед ней в ряд древние реликвии.
Полагаю, она догадывалась что это за таблички. Ведь ее осведомленность вряд ли слишком уступала осведомленности Дениса Филофеевича. Тем более у герцогини Ричмонд имелись свои надежные источники информации в Лондоне. Однако, я пояснил: